- Как скажешь, - легко пожала плечами, соглашаясь с предложенным местом обеда, и заваливаясь на соседнее от водительского сидение, тут же откинувшись на спинку, и упершись затылком в подголовник.
Не столь важно, куда именно мы поедем, и какое из многочисленных заведений этого города выберем, чтобы закинуть в желудок - в котором, по крайней мере у меня, со вчерашнего вечера ничего, кроме стакана виски, не было, - какой-нибудь весомой пищи; куда важнее был сам факт, что это время мы проведем вместе, рядом друг с другом, пытаясь наладить то, что за долгие годы успело изрядно проржаветь, искорежиться, и достигнуть той предельной точки, когда любое воздействие извне способно в одну секунду сломать, разрушить, стереть в пыль, и развеять по теплому весеннему ветру некогда стойкие отношения, а вместе с этим уничтожив и всякую надежду на, что все можно попытаться вернуть.

Как бы сильно я того не желала, насколько бы рьяно не хотела восстановить все как можно скорее, вновь почувствовать сильное и уверенное плечо мужа, и ощутить, что он совсем рядом, в самой непосредственной близости находится сейчас, и будет находиться всегда, ускорить процесс примирения было мне не по силам. Слишком много нюансов, слишком тяжелые раны, пусть и не заметные глазу, но чертовски ощутимые - кровоточащие, и не желающие затягиваться, - слишком бурные, негативные эмоции, таящиеся в тени прошлых дней, и отступать, отпускать, и исчезать бесследно не собирающиеся.
Я всегда искренне верила в собственные силы, и в то, что любые появляющиеся на пути препятствия можно преодолеть в самые кротчайшие сроки, стоит лишь захотеть. На деле же оказалось, что сил во мне не так уж и много, как думалось на первый взгляд, а под руку с безграничной любовью к Оресту пришла еще и слабость, которая шаг за шагом делала меня до одури зависимой от мужчины - сильного, непокорного, уверенного в себе. И первое время я дьявольски на него за это злилась, ведь ушел, забрал не только сына, но и непомерное чувство защищенности, оставив меня - на тот момент слабую не физически, а морально, - один на один со свалившимися проблемами.
Пришлось заново учиться преодолевать барьеры, не обращая внимания на их высоту; пришлось заново искать в себе силы, благодаря которым мужчина сейчас мог видеть не сломленную духом, и загнувшуюся под тяжестью проблем, меня, а вполне себе уверенную девушку, которая способна расставить приоритеты и выставить перед собой руки в сдающимся жесте, лишь бы вернуть семью; пришлось в очередной раз переступить через собственные принципы, тщательно взвесив все "за" и "против", ведущие к одну единственному исходу - к благополучию.

Приложившись виском к нагретому ярким полуденным солнцем стеклу, цеплялась взглядом за стремительно проскальзывающие автомобили - которых в это время было как-то уж слишком много, - за прохожих, торопливо бегущих по своим делами, и за... красный сигнал светофора, который я заметила, и который заставил меня податься чуть вперед, дабы увидеть экран с размеренно отсчитывающимися секундами.
Внезапно заданный Орестом вопрос не заставил меня прекратить своего безмятежного занятия - я так и продолжила мысленно отсчитывать оставшиеся мгновения до того момента, как сигнал светофора даст добро, и мы продолжим путь.
- Решила вернуться на родину, - спокойно ответила, и буквально тут же вернулась в исходное положение, потому как загорелся зеленый, и мы поехали дальше. - не хотела оставаться в Испании, а отцу тогда как раз по работе надо было сюда вернуться. Думала, что поживу тут с ним, и отпустит.. ан-нет, не отпустило. Решила остаться, да и кое какие дела надо было решить, чтобы окончательно выпутаться из криминального болота. - не глядя на Ореста, тихо, размеренно говорила, продолжая смотреть в окно.
И все-таки повернулась к нему в тот момент, когда автомобиль остановился на парковке. Хотела было что-то сказать, но вместо этого поджала губы, скользнула взглядом по мужественному профилю, и открыла дверцу, выходя из прохладного - спасибо круиз контролю, - салона. В голове настолько сумбурно все вертелось, переплеталось, что мне с трудом удавалось собрать мысли в единую кучу, и выцепить оттуда то, что сейчас было важно, что могло помочь разрядить раскаленную до предела обстановку между нами. Мне это не нравилось, мне от этого хотелось убежать, и все-таки я оставалась решительно стоять, потому что, не смотря ни на что, отступать не в моих правилах. Тем более сейчас, когда появилась возможность наладить жизнь, и вернуть ей былые пестрые краски.

- А ты сам то каким ветром здесь оказался? - уже в помещении, где царила приятная прохлада, которую дарили несколько кондиционеров, и распахнутые настежь двери, через которые виднелся пляж, спросила я, усаживаясь за столик у панорамного окна. Упершись лопатками в спинку, теперь смотрела на Ореста, слегка склонив голову к плечу, и сощурив один глаз. - Чем тебя Испания не устроила?

А дальше только попытки вернуть все в прежнее русло, не потеряв при этом надежду на то, что в этом действительно есть какой-то смысл.
Смысл действительно есть, и в этом не не приходилось сомневаться ни на секунду, вот только я все еще боялась, что прошлая жизнь не до конца отпустила меня, наконец-то позволив сделать глубокий вдох чистого, свежего, теплого греческого воздуха, но лишь для того, чтобы в какой-то момент резко сдавить горло своими цепкими лапами, перекрыв дыхание. И в ту секунду, когда я начну задыхаться, отчаянно пытаясь поймать губами хотя бы небольшой глоток, перед глазами, наравне с невидимой, но хорошо осязаемой враждебной ухмылкой, будет стоять еще и безвозвратно утерянная возможность вернуть Ореста, вернуть сына, вернуть семью.
До сегодняшнего дня я не задумывалась о том, что будет дальше, как сложится моя жизнь, и будет ли она счастливой, мерной, и спокойной. В тот момент, когда я опустила руки, решительно заявив всем, с кем имела дело в криминале, что больше участвовать во всем этом не намерена, и в тягучее болото по собственной воле шагать не собираюсь, с шеи как-будто петлю скинули, а тяжелые цепи, сковывающие движения, и раз за разом подвергающие опасности не только меня, но и тех, кто находится в самой непосредственной близости, со звоном свалились на грязный, пыльный пол.
Быть может я, опьяненная возможной свободой от всего того дерьма, что с незавидной частотой врывалось в мою жизнь, переворачивая все с ног на голову, слишком расслабилась, а, быть может, просто не хотела думать о том, что в последствии все грозится в корне измениться, но если раньше мне жилось более-менее спокойно - периодически участвовала в гонках, получала свой законный выигрыш, и просто наслаждалась тем положением вещей, которое устоялось и укоренилось, - то конкретно сейчас, в эту самую секунду, сидя за небольшим столиком, чувствуя будоражащий острое обоняние запах свежеприготовленных на открытом огне стейков, и глядя на Ореста, сидящего напротив, я задумалась: а та удавка, что на протяжении долгих лет невидимым грузом покоилась на моей шее, действительно ли исчезла? А может и не исчезала вовсе, а лишь сильнее стиснулась, просто для меня этот процесс оказался незаметен в свете поглощающего чувства свободы?
Сейчас эти мысли были настолько отчетливыми, такими осязаемыми и тяжелыми, что мне невольно приходилось стискивать зубы, старательно находя в себе силы от них избавиться, периодически выдыхать, закусывая губу, и пытаться расслабиться, концентрируя свое внимание на чем-то ином. Или на ком-то.

Положив скрещенные предплечья на стол, и переведя на них вес, опустила голову, отчего волосы тут же скатились с плеч, и хотела было нарушить тишину, разбавленную лишь звоном стеклянных бутылок, которые парнишка за небольшим баром переставлял с места на место, разговором двух молодых девушек, сидящих поодаль от нас, и городским шумом, который врывался в кафе вместе с легким сквозняком, но появившийся перед нами официант, доброжелательно поздоровавшийся, и приготовившийся записывать заказ, заставил меня выдохнуть через округленные губы, подняв на него взгляд.
Заказав себе самый нажористый стейк, и чашку крепкого кофе, дождавшись, когда и Орест сделает свой заказ, криво улыбнулась официанту, невольно вскинув бровь, и проводила его взглядом, который буквально через секунду вновь вернулся к мужу.
- Я боюсь, - спустя несколько секунд раздумий, вдруг призналась, перестав смотреть на Пироса. Посмотрите-ка, какая здесь гладкая столешница, она ведь намного интереснее, чем родной, пронзительный взгляд льдистых глаз. - до сегодняшнего дня была уверена, что все заебись, и больше никаких проблем с законом у меня не будет. И сейчас, в общем-то, уверена, но.. не так, как хотелось бы. И тогда ведь была уверена в этом. Когда у нас все было хорошо, я даже не думала, что из-за какого-то мстительного мудака все к херам покатится, - стиснув зубы, фыркнула, и резко оттолкнулась от стола, приложившись лопатками к спинке сидения, и скрестив руки на груди. Взгляд из под нахмуренных бровей скользил по стенам, по пустующим столикам, и никак не хотел возвращаться к Оресту. Я не знала, зачем это говорила, но почему-то пришла к выводу, что скрывать от мужа что-либо - не важно, что именно: какие-то действия, или же мысли, - больше не могу, и, более того, не хочу.
Наверное, я просто хотела услышать то, что смогло бы облегчить мое нынешнее состояние, что скинет с плеч тяжелый груз, с каждой секундой склоняющий к земле все больше, ведь мысли в голове роились и разрастались в геометрической прогрессии.
Наверное, я просто хотела услышать от Ореста то, что он больше не бросит, не уйдет, поможет справиться с тем, что снова может встать между нами, пытаясь развести по разные стороны баррикад, отобрав всяческую возможность на счастливую жизнь.

Зачем я вообще решила вдруг начать раскидываться откровениями? А вот хрен его знает. Сама ответа на этот вопрос не видела, как бы старательно не рылась в дебрях собственного сознания, перемалывая, перекручивая все, что то и дело грозится превратиться в один большой, сбивающих с ног ком абсолютных противоречий, из-за которого меня буквально из крайности в крайность бросало.
Вот сейчас ведь все более-менее стабильно, и где-то впереди даже проблески яркого света виднеются, обеспечивая мне один билет к той жизни, которую я так отчаянно хотела вернуть. Стоит лишь усилия приложить, найти и крепко ухватиться за уверенность в том, что конечный итог оправдает все ожидания, и наша семья вновь сможет похвастаться счастливой размеренностью - такой, которая была больше пяти лет назад, когда Орест, внезапно решивший в официальном виде узаконить наши отношения, откопал на холодной Аляске мужика, занимающегося всей этой бумажной волокитой, умудрился притащить его в новогоднюю ночь на вечеринку, и сделал все в полнейшей тайне, чему я несказанно удивилась - даже, пожалуй, я ахуела... да так, как не ахуевала никогда в своей жизни.
Тогда какого хрена я не могу просто расслабиться, откинувшись на спинку стула, бесшумно, протяжно выдохнуть, на мгновение прикрыв глаза, и насладиться тем, что хотя-бы этот день мне позволено провести рядом с любимым человеком? Зачем надо сидеть, напрягаясь и натягиваясь, словно тетива лука, невольно сжимать кисти рук в кулаки так, что ногти в кожу впиваются, а от ладони медленно расползаются болезненные ощущения? Зачем я пытаюсь заглушить тяжелые душевные терзания физической болью, когда они способны самостоятельно, без чьей-либо помощи, съебаться с горизонта? Просто для этого следует отдаться тому течению - пусть оно будет бурным, со своими подводными камнями, и торчащими из под буйной водной глади скалами, - в которое уверенно шагнула еще в квартире Ореста, когда вместо того, чтобы уйти, навсегда оборвав нашу связь, я осталась.
Почему в этой блядской жизни все так сложно-то.. где кнопка рестарта? Хочу вернуться на пару лет назад, и не совершать те ошибки, за которые теперь расплачиваюсь, сидя в прохладном подобии помещения, чувствуя на собственной коже легкий сквозняк, наполненный невероятным запахом моря - который тут же смешивается с ароматом только что приготовленной еды, - и увожу взгляд в сторону, хотя чувствую непреодолимое желание посмотреть в пронзительные голубые глаза.
А еще хочу почувствовать под собственными пальцами рельефный пресс, широкие плечи, сильную шею, и неизменно колючие скулы. Но не могу, потому что... потому что понятия не имею, смогу ли это сделать вновь, и вообще, кажется, меня немного не в ту степь понесло.

Я продолжала скользить медленным, незаинтересованным взглядом по пустым сидениям, зацепившись в какой-то момент за появившуюся со стороны пляжа пожилую пару, оглядевшуюся по сторонам, и медленно зашагавшую к ближайшему столику. Они выглядели такими... счастливыми, с виду беззаботными, что мои губы непроизвольно изогнулись в улыбке. Наверное, заебись прожить жизнь бок о бок с человеком, которого любишь, в котором души не чаешь, и ради которого находишь в себе силы не только измениться, но и чувствуешь, как любые, даже самые высокие, горы превращаются в небольшую возвышенность, а моря, даже самые глубокие - в незначительную лужу. Когда-то и мне нечто подобное доводилось ощущать, вот только все успело заржаветь и искорежиться под воздействием длительного времени.

Так и продолжала смотреть на пожилую пару - теперь мило о чем-то разговаривающую, и частенько улыбающуюся, - до тех пор, пока не услышала голос мужа, заставивший меня тут же повернуться, и сосредоточиться на его словах.
- Кто о чем, а Пирос - о еде, - скривила линию рта в легкой усмехнулась, опустив взгляд на протянутую руку, и, не долго думая, сжала её в собственной ладони, чуть повернув тыльной стороной на свет, и заметив, как отблеск кольца растворился где-то в пределах шатра. - по рукам. - решительно, уверенно отозвалась, теперь без лишних колебаний глядя в глаза напротив. Отпустила мужскую ладонь, вернувшись в исходное положение, но взгляда не уводила. - То-о-олько, - протянула, закусив губу, и сощурив один глаз, продолжая так же ухмыляться. - домашней пиццей тебе придется делиться с одним товарищем, который способен составить тебе здравую конкуренцию в поедании всего, что не приколочено. И этот товарищ - кот, - хмыкнула, как ни в чем не бывало, и слегка пожала плечами, вспоминая своего питомца, имеющего не желудок, а адскую клоаку, в которой бесследно исчезает все, что съедобно и плохо лежит. - и нет, это не тигр, - заметив неоднозначный взгляд, поспешила успокоить, хотя до сих пор скучала по своему полосатому кошаку, которого любимый муж без зазрения совести сбагрил.. куда-то там. - просто кот. На тебя, кстати, оч похож. - такими же большими глазами смотрит на еду, которая появляется перед носом.
Вот прям точно так же, как сейчас Орест смотрит на заказ, который поставили на стол перед нами.

Мне и одного кота хватало, чтобы на все двести процентов почувствовать, как быстро исчезает еда со стола - стоит поставить тарелку с большим, вкусным бутербродом, и на секунду отвернуться, как этот проглот уже спиздил колбасу, и утащил куда-то в свое импровизированное логово, с чувством и толком погружая гостиную в смачное чавканье (я, значит, его кормлю, глажу, люблю, и вообще считаю просто бесподобным зверем - в те самые секунды, когда он мирно спит где-то рядом, звонко мурча, - а эта скотина у меня колбасу пиздит при первой же возможности. Предатель какой-то!). Это животное имело настолько бездонный желудок и непомерный аппетит, что будь у меня еще тридцать девять других лохматых, усатых, полосатых, то этот, без сомнений, сначала бы их всех объел, а затем сожрал бы каждого по отдельности, и даже не подавился.
Поэтому нет, одного хватало за глаза, тем более сейчас, когда в ближайшем будущем есть шанс, что на одного проглота станет больше, и готовить мне, не покладая рук, придется чаще. Не то, чтобы я была против... просто немного отвыкла, потому что для себя одной готовить мне не особо хотелось, а перспектива заказать какую-нибудь вкусную, ароматную пиццу, не прикладывая лишних усилий, была слишком лестной.
Но все меняется...

- В пригороде, в доме родителей, - ответила, краем глаза заметив, как мужчина, принявший заказ, направляется в нашу сторону, ставит на стол две тарелки с аппетитными стейками, стакан пива и картошку фри - для Ореста, кружку кофе - для меня, и молча удаляется восвояси. Проводила его взглядом, который тут же вернула обратно к мужу, и сделала несколько небольших глотков горячего напитка, почувствовав вместе с превосходным вкусом еще и яркую горечь. - как раз тогда, когда я уехала вместе с отцом.. ну, после той херни, он хотел его продать, но в последний момент передумал, и практически торжественно оставил меня за ним приглядывать, - усмехнулась, и только после этого попробовала сочное, нежное мясо, умело приготовленное, и просто невероятно вкусное.
В свете безмерного аппетита Ореста, совсем неудивительно было то, что он знает о существовании подобных заведений, где не только атмосфера приятная царит, но еще и едой вкусной кормят. В этом плане мне с мужем чертовски повезло, потому что по части того, где вкуснее еда и свежее пиво, Пиросу равных не было.
Впрочем, мне чертовски повезло с ним во всех планах, ведь вся эта внешняя суровость, непримиримость, и железобетонная брутальность каким-то невообразимым образом переплеталась с добрыми и чуткими моментами, которые пусть и были не так часто, но все-таки были.
И все-таки я любила Ореста далеко не за то, что он, при большом желании, мог удивить меня такими вещами, которые вызывали исключительно умиление - вроде момента на Аляске; я любила его в первую очередь за то нерушимое чувство защиты и спокойствия, которые он дарил, находясь рядом.
И сейчас продолжал это делать, а губы мои то и дело растягивались в привычной усмешке, когда замечала, с каким наслаждением он поглощает картошку фри и стейк, успевая запивать все это дело пивом.

- А своих предков ты ему показать не хочешь, не? - наигранно недовольно нахмурилась, собираясь отвесить мужчине смачный подзатыльник, но не успела, меняя гнев на милость, потому как тот раздражается басистым кашлем. - Вот, так тебе и надо, - хмыкнула, сделав еще пару глотков кофе, успевшего поостыть из-за редких порывов сквозняка, периодически касающегося нас. - представляю, как было бы обидно - умереть от еды, которую так любишь, наверное, не круто, - взгляд коснулся светлых глаз, которые, в свою очередь еще несколько секунд смотрят на меня, но затем обращаются в сторону моря, и я, как-бы невзначай пожав плечами, откинулась на спинку стула, бесшумно выдохнув, и скрестив руки на груди.
Меня вполне устраивал план действий, который озвучил Орест, но где-то на подсознательном уровне все еще копошилась одна нерешенная проблема, тяжелыми мыслями врезающаяся в сознание, и заставляющая из раза в раз поджимать губы, хмуриться, и пытаться отложить неизбежное. Я понятия не имела, как сказать мужу о том, что где-то там, глубоко внутри живет чудовище, способное навредить не только тем, кто находится в непосредственной близости, но и всему городу - в целом. Меня пугала реакция мужчины, ведь мало того, что это необъяснимо, и не вписывается рамки, принятые обществом, так еще и доказать ему не на словах, а на деле, я не могла: во-первых, потому что нужен хранитель, которого поблизости не было; во-вторых, даже под страхом смерти я, наверное, не решусь становиться чудовищем на его глазах. Не потому, что не хочу показывать Химеру во всей своей красе, а потому, что это опасно.
Впрочем, проблемы мне всегда было привычнее решать по мере поступления, потому, пожалуй, подумаю об этом позже.
Пока все было более-менее нормально, и это радовало.

- Сколько время? Поехали уже..

Звук взревевшего автомобиля разрывает практически пустующую парковку перед шатром, стоит ключу в замке зажигания повернуться по часовой стрелке, но этот звук отнюдь не вырывает меня из собственных размышлений, который медленно, но верно копились где-то в самом дальнем углу сознания, и вот сейчас, в эту самую секунду, когда взгляд цепляется за информацию на навигаторе, а руль выворачивается в сторону выезда с парковки, они достигли своего апогея, заставив поджать губы. Попытки сосредоточиться на дороге, залитой теплым, ярким греческим солнцем, не увенчались успехом; взгляд, то и дело цепляющийся за прохожих, стремительно перебегающих через дорогу на допустимый сигнал светофора, тут же возвращался в исходное положение, следил за дорогой, за нагретым асфальтом, чуть ли не плавящимся под напором решительного солнца - а ведь на дворе еще даже не лето.

Красный свет врезается в глаза, и Чероки плавно подъезжает к линии "стоп", останавливаясь всего в нескольких сантиметрах, а я, одной вытянутой рукой продолжая сжимать кожаный руль, откинулась на спинку, локтем второй упершись в подлокотник, и бездумно уставившись в слегка приоткрытое окно, пропускающее в салон слабые дуновения прохлады.
Чем меньше оставалось ехать до назначенного места - если верить цифрам на навигаторе, то через два с половиной километра мы достигнем конечной точки, - тем сильнее начинало выбивать чечетку мое тревожное сердце. Я уже и позабыла, когда последний раз - не считая сегодняшнего дня, и дня, когда наша размеренная семейная жизнь скатилась в нихуя, - испытывала подобные ощущения. Мне было не так страшно отправляться на очередную гонку, не было и толики той тревоги, которая царила в душе сейчас, хотя даже не смотря на всю незначительность мероприятий, на которых мне доводилось бывать в качестве участника заездов, исключать плачевный исход нельзя было ни на секунду. Здравая конкуренция, зависть, алчность, и прочите другие моменты, которые шагали в ногу со статусом непревзойденной гонщицы, влекли за собой самые разнообразные последствия, начиная от уважения - потому что девушка, выигравшая несколько гонок подряд, не может не заслужить определенный высокий статус, - и заканчивая перерезанным тормозным тросом - что априори не может предвещать ничего хорошего.
Но даже это пугало меня не так, как пугала приближающаяся встреча с сыном, который меня вряд ли узнает, ведь прошло слишком много времени. Это понимание словно ножом по сердцу резало, оставляя невидимые глазу, но прекрасно ощущаемые раны, кровоточащие, и вряд ли способные исчезнуть в самое ближайшее время.
Прекрасно понимала, что сама виновата, что поступила крайне опрометчиво три года назад, потеряв не только мужа, но еще и сына, но, к сожалению, сил на то, чтобы обернуть время вспять и исправить ошибки, у меня не было, и никогда не будет. Остается лишь плыть по бурному течению, пытаться цепляться за подворачивающиеся под руку сучья и поваленные деревья, и надеяться, что со временем некто свыше позволит выбраться на твердую землю.

Проследив за пальцем мужчины, указывающим направление, я вывернула руль, и остановилась у обочины. Подавшись вперед, и предплечьями облокотившись на руль, посмотрела сначала туда, где весело резвились дети, после чего повернула голову в сторону спокойного, флегматичного Ореста, покинувшего салон. Сама же выходить не спешила, будто барьер какой-то чувствовала. Пусть я не понимала - или просто не хотела понимать, - но это был банальный страх. Какой-бы сильной внешне я не была, внутри давно от былого железного стержня остался лишь тонкий, практически стертый в порошок прут, который приходилось мастерски прятать за картонной, мнимой оболочкой, позиционируя себя, как несломленного духом человека.
Уткнувшись лбом в скрещенные ладони, и шумно выдохнув, на мгновение прикрыла глаза, после чего покинула салон следом за мужем.

Слишком жарко для того, чтобы наслаждаться погодой; слишком холодно для того, чтобы наслаждаться собственным состоянием - неустойчивым, расшатанным, грозящимся вот-вот потерять равновесие.
Мне не потребовалось много времени для того, чтобы узнать среди немногочисленных детей собственного сына - который, заметив отца, со всех ног рванул в его сторону, ловко перепрыгнув через забор. В этом жесте я словно видела самого Ореста, который нередко точно так же перепрыгивал через достаточно высокий забор, которым был огорожен наш дом, и в привычной для себя манере вваливался ко мне в комнату. Легкая улыбка, сопутствующая воспоминаниям, на мгновение коснулась моих губ, но тут же снова пропала, когда я, остановившись в нескольких шагах от Пироса, заметила на себе изучающий взгляд Джонаса, и его голос. Сердце болезненно сжалось, но все-таки сейчас был совершенно не тот момент, когда позволительно было отдаваться пучине угнетающих мыслей.

- Привет.. сынок, - неловко переминувшись с ноги на ногу, вскинула бровь, и позволила себе улыбнуться более решительнее, неотрывно глядя на мальчишку. Он же, в свою очередь, изогнул брови точно так же, как свойственно было делать лишь Оресту, и, повернувшись к мужчине, сильнее сомкнул руки на его шее, выжидательно глядя ему в глаза.
- Пап, это что, мама? - все-так же любопытно спросил сын, маленькими ладонями сжав ткань на мужских плечах, и заерзав, требуя, чтобы тот отпустил его. Он не приближался ко мне, предпочитая оставаться рядом с Орестом, мне доводилось видеть легкое замешательство в его глазах, и все это прекрасно понимала, потому что не глупой была, и знала прекрасно, что сын глупым не был тоже.
Дети от природы доверчивы и наивны, и фундаментом их сознательности является как раз то, что вливают в уши именно взрослые. Что сказали родители - то и есть правда. Но Джонас с детства был смышленым ребенком, развивался куда быстрее, чем многие дети его возраста, чем удивлял врачей, проводивших плановые осмотры здоровья. И сейчас он в очередной раз доказывал, что в плане мозгов пошел.. ну, в Ореста, да - я никогда и не отрицала, что большую часть жизни прислушивалась больше к эмоциям и чувствам, шагая у них на поводу, а не к голосу разума.
- Да, Джонас, это я, - все-таки сделала короткий шаг в их сторону, но тут же остановилась и подняла взгляд, потому как в нашу сторону уверенно направлялась женщина средних лет.
- Молодой человек, - начала она, сведя брови к переносице, но не столько сурово, сколько назидательно. - вы снова без разрешения покинули территорию сада. Я намереваюсь оставить вас без фруктового десерта за непослушание! - она не ругалась, не выглядела раздраженной, и уж тем более злой. В её голосе сквозили нотки упрека, но на губах играла легкая улыбка, которая - судя по совершенно спокойному, улыбающемуся лицу мальчика, - всегда означала благополучный исход, без наказаний, лишения сладостей, или чего-то прочего. Такие воспитатели всегда были на вес золота.
- Мистер Пирос, - её взгляд устремился на Ореста, лишь мимолетно зацепившись за стоящую чуть поодаль меня. - решил забрать сына пораньше? Или случилось что-то?

И вот вроде бы сейчас следовало расслабиться, облегченно выдохнуть, ведь сын, вышагивающий вокруг меня, смотрящий такими же, как и у отца, льдистыми глазами, в которых плескался здоровый, ребяческий интерес, и растягивающий губы в неподдельной, искренней улыбке, на которую способны исключительно дети, был здесь, рядом, не смотрел на меня с удивлением, мол, женщина, вы вообще кто такая, и почему считаете себя моей матерью, а всем своим видом показывал, что пусть и давно это было, но каким-то невероятным образом он понимал, что перед ним действительно родная мать. Быть может, ответ кроется в каких-то более глубоких понятиях, опирающихся на то, что как родная мать может почувствовать и без труда узнать среди многочисленной толпы собственного ребенка, так и ребенок без колебаний чувствует в человеке, стоящем рядом, родную душу.
Тогда почему я все еще была так напряжена? Почему именно в эту секунду я не могла мастерски давить в себе волнение, вместо этого позволяя ему обволакивать разум? Где моя былая выдержка, благодаря которой я оставалась непоколебимой и уверенной в себе, и собственных силах? Где все вот это? Наверное, безвозвратно утеряно.
Я сейчас чувствовала себя каким-то маленьким, побитым не человеческой рукой, а жизнью, котенком - грязным и никому до определенного момента ненужным. Котенком, которого когда-то безжалостно выкинули на улицу, обрекая на верную гибель - потому что маленький совсем, не знавший суровой реальности, привыкший к теплу, уюту, и ласке, но в одну секунду ставший почему-то тяжелой обузой, от которой предпочти избавиться. И этот маленький комок шерсти скитался по пыльным улицам, прятался под мусорными баками от свор собак, и под автомобилями от проливного дождя, с каждым днем все больше и больше теряя надежду. Научился жить, смирился с собственным одиночеством, но вдруг невидимая судьбоносная рука сталкивает его с человеком, имеющим огромное сердце - доброе, искреннее, и способное любить не ради собственной выгоды.
Этим человеком сейчас и был Джонас, который, спустя несколько минут, все-таки приблизился, встал совсем рядом, а когда к нам подошла воспитательница, так и вовсе взял за руку, решительно встав передо мной. Пока Орест в свойственной для себя, насмешливой, манере ответил женщине причину внезапного появления - чем вызвал в свой адрес укоризненный взгляд и поджатые губы с моей стороны, - я опустилась на корточки, слегка потянув сына за руку, заставив попятиться, и, обхватив его одной рукой, прижала к себе, ткнувшись носом в белокурый затылок. Взгляд при этом медленно блуждал от Ореста к женщине, и обратно, а желание отвесить мужчине подзатыльник, так, как делала это в далеком детство, а затем и в более сознательном возрасте, не заставило себя долго ждать. Это была вполне нормальная реакция на все эти словесные выкидоны, шутки, и намерения каким-то образом меня поддеть, выводя на эмоции. Но если раньше я выводилась, отчего все перерастало в импровизированные бои, когда в попытках зарядить Оресту подушкой в самодовольную морду, мне не раз доводилось терпеть поражение, оказываясь прижатой к дивану, а руки благополучно оказывались за спиной без возможности освободиться - потому что Пирос физически сильнее, - то теперь я могла сдерживать собственные порывы, лишь с немым укором глядя на ухмыляющегося мужчину. Мы давно переросли период беспечного дурачества, хотя до того, как все покатилось по наклонной, моменты, когда вели себя как дети малые, все-таки имели место быть.

Стоило Джонасу услышать про поездку в долгожданный зоопарк, как его взгляд запестрил новыми эмоциями - радость не только от того, что не придется возвращаться под пристальное наблюдение воспитательницы, пригрозившей за непослушание лишить фруктового десерта, но и от того, что провести остаток дня ему, мало того, что удастся в месте, куда детская душа давно желает наведаться, но еще и с родителями. Мальчишка, прежде чем ринуться на заднее сидение автомобиля, повернул голову в мою сторону, многозначительно посмотрев в глаза, чем вызвал добрую улыбку. Выпрямившись, между делом успев коснуться губами макушки, я без сопротивлений пошла за сыном, и, дождавшись, когда он самостоятельно, без чьей-либо посторонней помощи - здесь дело чести, он ведь мальчишка, а мальчишкам негоже показывать собственную неуклюжесть, - заберется на сидение, сама села рядом, слегка приоткрыв окно, и откинувшись на спинку.

Вопрос, спокойно заданный Джонасом, заставил меня на мгновение задуматься, но стоило перехватить взгляд Ореста, смотрящего на меня через зеркало заднего вида, как по телу словно разряд электрического тока прошелся. Я много раз прокручивала в голове подобные моменты, представляя долгожданную встречу с сыном, но никогда не задумывалась о том, чем отвечу ему на подобный вопрос. И вот этот вопрос прозвучал, не в моей голове, а в реальности, а я все так же не знала, что ответить. Имеет ли смысл сказать правду, или лучше умолчать, оставив этот момент на другой раз - которого, хотелось бы верить, не будет вовсе? Соврать, или ловко завуалировать?
Наверное, во всем этом стоит найти какой-то компромисс.
- Мне пришлось уехать по работе, - ведь отчасти так оно и было. Запустив ладонь во взъерошенные волосы сына, пригладила их, между тем продолжая ловить на себе взгляд мужа.
- А почему не вернулась раньше? - Джонас все еще продолжал смотреть на меня, лишь изредка поглядывая в сторону отца, а я отчего-то не могла сдержать улыбки, которая впервые за долгое время была искренней, неподдельной, и, быть может, даже счастливой.
- Должна была разобраться со всеми делами, прежде чем вернуться, - спокойно ответила, хотя прекрасно знала, что это нихрена не оправдание для моего поступка. - но теперь я точно никуда больше не денусь, - снова посмотрела на Ореста, следящего за дорогой, вместе с тем одной рукой обняла мальчишку за плечи, и прижала к себе, коснувшись щекой макушки. Расслабленно прикрыла глаза в тот момент, когда почувствовала, как сын обнял в ответ.

До места назначения - то бишь, зоопарка, - мы добрались относительно быстро, если не брать в расчет небольшую пробку, в которой нам пришлось простоять, пусть и не слишком долго. Джонас периодически нетерпеливо ерзал, влезал в пространство между передними сидениями, хлопая отца по плечу, и рассказывая о том, как проходят его суровые будни в детском саду. Успел поведать про девчонку, которая оказывает знаки внимания - и совсем не удивительно, ведь мальчишка весь в отца, а Орест всегда в женских кругах пользовался особой популярностью. Сложно устоять, когда он смотрит своим вот этим слегка сощуренным взглядом, и кривит губы в полуухмылке. Как я держалась столько лет, ведь знакомы были практически вечность - понятия не имела, если честно, но в конечном итоге и сама перестала находить в себе силы сопротивляться обаянию мужчины.
Первым из машины выскочил Джонас, в порыве бушующих эмоций забыв закрыть за собой дверь. Следом вышла я, сощурившись от яркого солнечного света, ударившего по острому зрению, и заставившего на мгновение прикрыть глаза тыльной стороной ладони, и, обойдя автомобиль, захлопнула за сыном дверцу.
Народу, как оказалось, было не много - все-таки не выходной, нормальные люди работают, - что меня, несомненно, порадовало, потому что не любительница больших скоплений людей в одном месте.

Переложив на плечи Ореста покупку пропускных билетов, я, предупредив сына, чтобы на большое расстояние от нас не убегал, слегка взъерошила ему волосы, одобрительно улыбнулась, и отпустила, в то время как сама, пытаясь не упускать мальчишку из виду, пошла по мощенной светлым кирпичом дорожке.
Какое-то странное чувство меня преследовало. Спокойствие? Пожалуй, это было именно оно - некогда забытое, но теперь обретенное вновь. Пусть даже и ощущала со стороны мужа барьер, через который он не желал меня пропускать. Понимала прекрасно, что вряд ли в скором времени смогу его преодолеть, потому как от меня здесь, собственно, ничего не зависело, но все-таки была чертовски рада хотя-бы тому, что появился шанс все наладить.
По крайней мере попытаться.

Когда я последний раз вот так спокойно и расслабленно прогуливалась по улице, не думая о всем том дерьме, что творится в жизни? Не помнила.
Когда я последний раз вот так прогуливалась с мужем и сыном? Не помнила тем более. Но они, воспоминания эти, были; они никуда не делись, бережно хранились на какой-то темной, пыльной полке, куда я не позволяла себе добираться - не хватало на это сил, не хватало, быть может, и смелости. Сложно вспоминать счастливое, безоблачное, комфортное прошлое, в котором все было более, чем заебись, но которое в один момент стало настолько недосягаемым и болезненным, что все имеющиеся силы приходилось прикладывать, дабы не бередить зарубцевавшиеся раны.
Первое время я отчаянно пыталась забыть, но все равно упрямо продолжала помнить о муже, о сыне, и о той жизни, которую сама же, пусть и не совсем осознанно, разрушила. Со временем смогла найти в себе силы, которые помогли смириться, ужиться, и, по-возможности, не обращать внимания на некоторые моменты: каждый день просыпаться с тяжелыми мыслями о тех ошибках, которые совершила, но в конечном итоге перестать на них зацикливаться, не перемалывать ежесекундно, а решительной ладонью упихивать на задворки сознания, ведь исправить содеянное невозможно; в каждом отдаленно похожем мужчине видеть Ореста, и чувствовать эту тягучую, острую нехватку человека, способного заменить весь мир, но научиться жить и с этим, понимая, что рядом его больше никогда может и не быть.
И кто бы мог подумать, что случайная встреча - которой вполне могло бы не быть, ведь изначально ехать на помощь подруге я не собиралась, - за считанные часы повернет ход событий в противоположную сторону, перевернет все с не с ног на голову, а, как ни странно, наоборот - с головы на уверенные ноги. Потому что до сегодняшнего дня в душе не было никакого порядка, вещи не могли найти своих законных мест, а некоторые вообще отсутствовали. Но стоило вновь увидеть родные, светлые, льдистые глаза, пусть еще не смотрящие с былой теплотой, но с готовностью доказывающие, что не все безвозвратно утеряно - а разбитую чашку все-таки можно склеить, - как вновь появился тот самый порядок, недостающие вещи вернулись, а жизнь будто заиграла новыми красками.

У меня не осталось ни малейших сомнений в намерениях Ореста, и сама я приходила в нерушимой уверенности, что не позволю больше никаким влияниям испортить предоставленный шанс, позволяющий на руинах построить не новое, а хорошо забытое старое, лишь с некоторыми поправками. И единственной ношей на моих плечах, которую нести мне абсолютно не в тягость, была рука мужа, обнимающая, и прижимающая к сильному торсу. Казалось бы, незначительный жест, но он будто стер эти три года, словно их вовсе не было.
Я ни на секунду не переставала любить Пироса, искренне считая его тем единственным человеком в этом огромном, блядском мире, который был  м о и м  тогда - в далеком детстве, когда заваливался в комнату, пачкая своими ботинками пол - пусть я и не понимала, насколько близким и нужным он был, - и в последствии, когда не раз вытаскивал из проблем, нередко подставляясь самостоятельно, - и сейчас, когда мы шли по нагретому палящим солнцем тротуару, видели, с каким неподдельным детским счастьем наш сын перебегает от одного вольера с животными к другому, и снова были вместе.
Ладонь той руки, которой я обнимала мужа, сжала ткань футболки на его боку сильнее в тот момент, когда над ухом раздался хриплый голос, горячие губы мужчины коснулись виска, а по телу незамедлительно пробежалась толпа будоражащих мурашек. Вроде бы ничего особенного в этом коротком поцелуе не было вовсе, но именно сейчас для меня он значил чертовски много, потому и заставил протяжно выдохнуть, на мгновение закрыв глаза.
- Не пожалеешь, - улыбнулась, повернув голову в сторону мужчины, и ткнувшись носом в его плечо, в то время как свободная рука легла на пресс, но тут же ушла чуть выше и остановилась на груди.

Мы прошли мимо вольера со львами, которые так неудачно напомнили о том чудовище, что живет внутри меня, и заставили чертыхнуться, качнув головой в попытках отогнать ненужные сейчас мысли. Нам с Орестом обязательно следует поговорить на эту тему, мне чертовски необходимо выложить перед ним все карты, потому как больше никаких секретов в одиночку тащить за собой я не могла. И все-таки мне не хотелось думать о Химере сейчас, потому и постаралась забыться, переключив все внимание на безобидных лемуров, скачущих по толстым веткам массивных деревьев.
Следом за лемурами пошли мартышки, и тут Джонас начал негодовать по поводу не самого идеального обзора в следствии своего небольшого роста. И кто, как не отец, сыграет роль стремянки? Правильно, никто.
Криво усмехнувшись, и нехотя отпустив мужчину, я сделала короткий шаг в сторону, позволяя поднять сына, и усадить на плечи.
- Ты невыносим, Пирос, - наигранно фыркнула, цокнув языком, и слабо пихнув мужчину в бедро. Джонас заливисто рассмеялся - чем вызвал и на моем лице улыбку, - подался вперед, отчего грудью чуть навалился на макушку Ореста, и несильно похлопал отца по колючим щекам.
- Смотри, сын, - кивнула на следующий вольер, где в тени дерева сидел огромный самец гориллы, важно вздернувший подбородок, и не подпускающий к валяющимся рядом фруктам своих, так называемых, сожителей. - а вот это чистой воды предок твоего отца, - любящего поесть, и точно так же ревностно оберегающего еду от всяческих посягательств.
Немного поерзав, Джонас еще несколько секунд с интересом рассматривал обезьяну, иногда склоняя голову то к одному плечу, то к другому, изредка снова наваливался на макушку Ореста, сосредоточенно бегая по его лицу взглядом, будто ища схожесть, и, в конечном итоге, сквозь смех все-таки выдвинул свой вердикт:
- По-охож!
- А я о чем, - похлопав сына по ноге, и предусмотрительно сделав небольшой шаг в сторону, я посмотрела на мужчину, слегка ухмыльнувшись. - вылитый твой отец, только волос побольше, - и еще один небольшой шаг, а то мало ли.

Сын шутку оценил; сын с нескрываемым интересом наблюдал за восседающим самцом гориллы - который, в свою очередь, важно и самоуверенно вздернул мохнатый подбородок, и сложил перед собой мощные лапы, близко не подпуская к себе тех, кто значительно уступал по размерам, и, видимо, тому социальному статусу, который имелся в жизни приматов, - а затем с большим интересом, и сосредоточенностью, свойственной не каждому ребенку, смотрел на отца, видимо мысленно проводя какие-то собственные параллели, которые в конечном итоге натолкнули его на мысль, что Орест действительно похож на эту мохнатую гору мышц - и, пожалуй, это было единственной заметной и бросающейся в глаза схожестью. Пирос был чертовски силен, и мне не раз приходилось становиться невольной свидетельницей того, как он показывает собственное превосходство.
Да даже взять ту драку, к примеру, которая случилась на Аляске в преддверии нового года. Мне до сих пор непонятно, каким образом мужику, возомнившему себя превосходным сердцеедом, удалось остаться с практически полным набором зубов, и относительно ровным носом, потому как со стороны казалось, что сокрушительный удар Ореста должен был бы вывести бедолагу из равновесия не только физического, но и душевного, причем сразу же.
Пирос был сильным; Пирос был самоуверенным и смелым.
И Пирос, в отличии от сына, шутку воспринял не совсем так, как следовало бы.

Упираясь обеими ладонями в перила железной ограды, смотрела на резвящихся молодых горилл - которым совершенно побоку были фрукты, яростно охраняемые взрослым приматом, - до тех пор, пока не услышала фамилию, несколько лет назад без раздумий оставленную исключительно в памяти. Сведя брови к переносице, и медленно повернув голову в сторону мужчины, поджала губы и скривила их в сторону, неодобрительно скользнув взглядом по ухмыляющейся физиономии мужа.
- Бедный ты, несчастный, - поцокала языком, слегка покачав головой из стороны в сторону, закатила глаза, и, снова отвернувшись, лишь сильнее сжала пальцы на металлическом поручне, отчего костяшки слегка побелели. - так говоришь, как будто тебя кто-то под пистолетом жениться тащил. Между прочим, ты сам все это затеял..
На самом деле, эта тема воспринималась в моем сознании слишком двояко, и, честно признаться, мне не всегда удавалось без лишних колебаний сохранять железное спокойствие, хоть и понимала прекрасно, что все те слова, которые Орест говорит сейчас, и которые нередко говорил раньше - это, так скажем, подъеб ради подъеба, а не целенаправленное намерение задеть за живое, выводя на никому ненужные эмоции. Но, тем не менее, периодически какие-то неприятные, свербящие чувства копошились на задворках сознания - быть может, следует сказать спасибо Химере, - а я глушила их, старательно сохраняя на лице мнимую флегматичность и кривя губы в ироничной ухмылке.
А все потому, что никогда не относила себя к ярым приверженцам семейной жизни, и если уж говорить совсем начистоту, то я вообще не планировала окольцовывать себя. Не планировала ровно до той самой секунды, пока перед носом не оказалось бумаг, а Орест не сделал предложение - хотя и тут я сомневалась до последнего, считая все это лишь очередным подъебом.
Если бы он этого не сделал, то и не расстроилась бы; таскаться по пятам, каждый божий день намекая на кольцо с бриллиантом, и во время поездок в магазин как-бы невзначай проходить мимо свадебных салонов, не собиралась, и вообще искренне считала, что это чистой воды маразм. Мне было достаточно и того, что Орест находится рядом, потому было совершенно плевать, в каком именно статусе он это делает, и будут ли солнечные лучи отражаться от кольца, поблескивающего на его безымянном пальце точно так же, как и на моем.
- Это было всего пять лет назад, о какой ты там молодости говоришь? - ухмыльнулась, бесшумно выдохнув через нос, и, немного расслабившись, развернулась на сто восемьдесят градусов, скрестив руки на груди.

Пока Пирос растолковывал сыну наличие не самой светлой и радужной стороны жизни, я топталась немного позади, наблюдая за развернувшейся картиной, и изредка улыбалась, ловя себя на мысли, что все-таки из Ореста получился не только хороший муж, но и ахуенный отец. Джонас уважал и любил его, и вся эта детская, невинная привязанность к родителю была видна невооруженным глазом. Мне же оставалось лишь наблюдать за ними со стороны, осознавая то, что эти три года незаметно превратились в слишком большую и глубокую пропастью между мной и сыном, и преодолевать её придется достаточно долго.
Сама, блять, виновата.
- Подозреваю, что это будет продолжаться ближайшие лет шесть.. как минимум, - коротко пожала плечами, неотрывно глядя на довольного сына, но стоя возле мужчины. Не повернулась к Оресту и после того, как услышала вопрос, ответа на который, честно говоря, в одиночку найти я не могла. Я знала, что моя душа желает вернуть все на круги своя, снова восстановить былые отношения, жить с мужем не на разных концах планеты, страны, или города, а, максимум, на разных концах кровати. Вопрос лишь в том: хочет ли этого Пирос?
- А вообще.. - тихо повторила, чуть опустив голову, отчего длинные пряди тут же скатились с плеч; запустила ладонь в волосы на макушке, загладил их назад, и только после этого повернулась к мужчине, перехватив его взгляд. - я еще в квартире сказала тебе, чего хочу. А чего хочешь ты? - вопросительно вскинула бровь, неотрывно глядя в глаза. У нас, если так подумать, не так уж и много вариантов было: либо сходимся, возвращая то, что не до конца еще потеряно, либо расходимся, и все мосты сжигаем окончательно и бесповоротно - чего лично мне делать совсем не хотелось.
Откуда то сбоку послышался приглушенный звериный рев, заставивший меня на мгновение повернуть голову. Заметив, что Джонас, видимо увлеченный разнообразием живности, отправился вперед без нас, кивнула Оресту, мол, пошли, пока сын с горизонта не свалил. Бегать по всему зоопарку как-то совсем не хотелось.
- Я ничего от тебя не требую сейчас. Если тебе надо время - сколько угодно, все вкуриваю, все помню, ты должен разобраться в себе, и все такое.. - усмехнулась, покосившись на мужчину, в то время как Джонас, довольный незапланированной прогулкой, нарезав несколько кругов вокруг нас, со счастливой улыбкой втиснулся между мной и Орестом, тем самым переключая наше внимание на себя.
- А когда мы следующий раз сюда приедем? - начал вертеть головой сын, глядя то на меня, то на отца.
- Мы еще выйти отсюда не успели, а ты уже обратно собрался? - потрепав его по белокурой макушке, слегка подтолкнула в сторону выхода.
- Через два дня, - тоном, не терпящим возражений, заявил Джонас, отбежал чуть вперед, развернулся, показав два пальца - не прекращая шагать, но уже спиной вперед, - довольно заулыбался, и, развернувшись снова, побежал к машине.
- И в кого же он такой самоуверенный... - изогнула бровь, красноречиво посмотрев на мужа.
На самом деле я была рада, что мальчишка по большей части пошел в отца. Все-таки Орест, если так подумать, был более рассудителен по жизни, нежели я, будучи человеком, который хоть и умел рационально рассчитывать силы, но единственной весомой способностью которого являлось мастерское нахождение неприятностей на собственный зад, что не совсем выгодно подчеркивалось вспыльчивым, немного ебанутым характером.

Если уж Орест не знал, что делать дальше, то я и подавно не знала.
Наверное всему виной было как раз то, что в свое время я позволил себе переложить некую ответственность за принятие решений именно на мужчину, в то время как сама покорно следовала за ним, по возможности стараясь сильно не выебываться. Получалось, признаюсь честно, не очень хорошо: во-первых, виной тому был упрямый характер и строптивый нрав, которые при одном только безграничном желании убрать в самый темный и самый дальний угол сознания не получится, точно так же, как и задавить, растоптать, и окончательно искоренить, став мирной и покладистой во всех смыслах; во-вторых, ко всему вышеперечисленному прибавлялось еще и чудовище, живущее где-то внутри, и неизменно напоминающее не только о себе, но и о своем своенравии. Все это сплеталось и перемешивалось в один единственный, бурный коктейль, в следствии чего мне не всегда удавалось молчать и униматься в те моменты, когда это является самым оптимальным выходом из какой-либо сложившейся ситуации.
Я заводилась с пол-оборота. Орест заводился еще быстрее. И все это, как правило, грозилось перерасти в тотальный пиздец, но каким-то неведомым образом до полнейшей катастрофы дело у нас так и не доходило. У меня получалось успокаивать мужчину точно с тем же успехом, с коим он умудрялся успокаивать меня, заставляя остывать так же быстро, как и загораться. Я горячо нуждалась в Оресте и буду нуждаться всегда - до самого конца моей или его жизни; буду нуждаться во всём, что он мне даёт, а даёт он бесценно многое. Как-бы пафосно и чрезмерно слащаво это не звучало, но мы с ним были словно единым целым, и дело тут далеко не в привязанности. Тут, скорее, дело в том, что мне посчастливилось найти в Пиросе нечто родное, и родное не на уровне пресловутых кровных уз, а истинное, изначально близкое - то, что никогда не позволит его возненавидеть. Хотя, надо сказать, что всё-таки бывали моменты, когда у меня прямо таки руки чесались заехать чем-нибудь увесистым по этой очаровательной, самодовольной, и неизменно бородатой морде.

И все-таки я зависела от него, и от тех решений, которые он, как глава семьи, принимал. Раньше это ограничивалось какими-либо бытовыми моментами, вроде выбора магазина, в которой придется ехать, или еды, которую предстоит приготовить, чтобы любимый мужчина был сыт и доволен. Сейчас же все это достигло масштабных размеров, и от решения, которое требовалось принять, зависела наша дальнейшая жизнь - вместе, или порознь. Я всей душой желала вернуться, желала, чтобы все вновь стало как прежде хорошо: просыпаться рядом с Орестом, сонным взглядом цепляясь за его безмятежное, спокойное лицо, и целовать, забавно морща нос от того, что борода колет подбородок; засыпать рядом с ним под размеренное дыхание, чувствуя сильные руки на собственной талии; видеть своими глазами, как растет сын, как с каждым днем учится чему-то новому, меняется как внешне, так и в плане характера.

- Я понимаю, - три года - это слишком большой срок для того, чтобы вот так просто взять и за полдня вернуться к тому, что когда-то осталось позади. А еще я понимала все то, что чувствует Пирос, ведь сама точно так же находилась между двух огней, когда разум уверенно твердит об одном, а сердце продолжает упрямо настаивать на другом. К кому прислушиваться, чтобы в итоге не сделать все только хуже? Понятия не имела, поэтому и продолжала стоять на месте, глядя в сторону сына, и задумчиво закусывая нижнюю губу.
Как же я сейчас завидовала беззаботному Джонасу, которого никаким боком не трогал наш разбор полетов, который искренне верил в то, что все замечательно, и единственным желанием которого было мороженое. Собственно, именно это желание он и озвучил, вернувшись от самого дальнего вольера. Я смотрела на него, и не могла не улыбаться, хотя внутри царил полнейший хаос, и по-доброму кривить губы не хотелось вовсе. Не хотелось ровно до того момента, пока Орест не сказал о дальнейших планах, заставив меня приподнять голову и коротко на него посмотреть. Сын, тем временем, радостно воскликнул, и побежал дальше досматривать оставшиеся загоны с животными, медленно, но верно приближаясь к выходу из зоопарка. А я, проводив его взглядом, сделала шаг вперед, оказавшись совсем рядом с мужчиной, положила ладони на колючие скулы, и заставила выпрямиться, посмотреть на меня.
- Никаких гонок, Орест, честно, - тихо, но решительно заявила, проведя большими пальцами по его щекам. - никакого криминала. И никаких тайн, - гонки - это то, что я умела делать, и то, что мне нравилось, но сейчас без колебаний готова была с этим расстаться; криминал - это то, что просто так не отпускает, из раза в раз пытаясь засосать обратно в болото, но я готова была сделать все, чтобы этого никогда больше не произошло; с тайнами все куда сложнее, но мне не хотелось ничего скрывать от мужа, потому приняла решение, что в самое ближайшее время надо рассказать Пиросу о Химере. В ближайшее время, но, пожалуй, не сегодня.
Еще несколько секунд глядя в его глаза, я все-таки не смогла сдержаться, и, подавшись вперед, коснулась губами его щеки, после чего уперлась лбом в висок, и задержалась в этом положении на некоторое время.
- Я люблю тебя, ты нужен мне, - на выдохе пробубнила, проскользив ладонями по шее, по груди, и, в конечном итоге, опустив руки и отстранившись. Я сделала это не потому, что была благодарна мужу за предоставленный шанс - хотя, отчасти, и это тоже, - не потому, что таким образом хотела его задобрить или расслабить - прекрасно знала, что это не всегда помогает, - а потому, что просто почувствовала в этом необходимость, а сил на то, чтобы сдержаться, найти не смогла.

- Давайте быстрее, чего вы там копаетесь? - раздался возмущенный голос Джонаса, которому не терпелось поскорее увидеть перед собой добротную порцию мороженого.
- Пошли, сын ждет..