Я не смотрела на Честера - цеплялась за всё, что попадалось на глаза, - но прекрасно чувствовала на себе его взгляд. Прожигающий, он был как и прежде суров и холоден, яро выделяясь на фоне всеобщей приветливой белизны и стерильности, осточертевшей мне настолько, что, кажется, скоро начнет тошнить, и никакие ветра, пусть даже ураганные они будут, не загонят меня в больницу. Не чувствуя всех тех изменений, которые приходилось претерпевать моему организму за долгие двадцать девять лет жизни, я должна была посещать клиники стабильно часто, чтобы не пропустить и малую долю из того, что каким-либо образом было способно отразиться на всеобщем фоне моего здоровья, ухудшив его донельзя - и это не только приелось, но ещё и медленно, но верно, начинало раздражать. "Предупрежден - значит вооружен" - любимая фраза моего лечащего врача,назидательно повторяемая каждый раз, стоило ему завидеть мое недовольное лицо, или услышать просьбу о том, чтобы пропустить хотя бы пару следующих визитов. Зачем просила, когда всё-равно через раз наведывалась, выслушивая потом кучу нотаций - не знала. Совесть, наверное, мучила.

Голос Беннингтона послужил тем поводом, из-за которого я всё-таки подняла немного взволнованный - и как-бы я не старалась скрыть это, глядя более отстраненно и незаинтересованно, получалось не очень. Наверное, начала сказывать усталость после насыщенного событиями - причем не самыми приятными, - дня.
Всё еще не понимала, зачем пришла сюда, вместо того, чтобы поехать домой, к любимой, пусть не очень мягкой, но уютной кровати, и отдаться в цепкие объятия Морфея. Чтобы удостовериться, что с мужчиной всё нормально? Да вроде бы, если мне не изменяет память, ещё та медсестра, осматривая его, сказала, что никакой угрозы жизни нет; чтобы услышать благодарность? Тоже нет, ибо глупо - не ждала её, да и ненужна она мне была вовсе; тогда для чего пришла?
Где найти ответ на этот вопрос, я не знала. И узнать, честно говоря, не стремилась. Просто пришла, удостоверилась, что с Беннингтоном всё нормально, и что он всё такой же хмурый - можно идти дальше. Задержалась, кажется, в его жизни дольше, чем положено; и он в моей - тоже.
- Кровь? - практически себе под нос переспросила я, вскинув бровь, и проследив за тем, как неуклюже, морщась, видимо, от боли, Чес сползает с больничной койки, и уходит куда-то в сторону. Между делом в голове промелькнула мысль, вроде "лучше бы уж нахуй, чесслово", ибо знать не знала, зачем кровь, где она находится, и как её незаметно взять. Разумно полагала, что просто так, после слов: "- здравствуйте, принесите мне пакетик крови..", медсестра вряд ли сорвется с места, и выполнит просьбу. Не супермаркет всё-таки.
Но выбора, как мне казалось, не было. Чувство вины никуда не делось, учитывая даже тот факт, что Беннингтон ни в чем меня не винил. И раз ему нужна была кровь, то придется пойти, и найти её. Не сказать, что у меня были блестящие воровские навыки, но вдруг какой скрытый потенциал, или что-то вроде того.
- Не буду спрашивать, зачем оно тебе надо, - фыркнула, сдвинув брови к переносице, и, переминувшись с ноги на ногу, вышла из палаты.
На дворе ночь ночная, потому рассчитывала на минимальное количество персонала, ошивающегося по больнице. Аккуратно, практически бесшумно - лишь противный, жалобный скрип петель на секунду дал о себе знать, - прикрыв дверь, остановилась, поглядев сначала направо, затем - налево. Пустой коридор, отдаленно слышатся чьи-то голоса, всё те же размеренно пищащие приборы, и никого на горизонте не видно, что, несомненно, радовало.
Шумно выдохнув через вытянутые губы, я медленно побрела в сторону правого крыла, где, по словам мужчины, и находилась заветная кровь.

- Вам чем-то помочь? - неожиданно раздался позади подозрительный голос. Развернувшись, увидела медсестру, бережно прижимающую папку к груди, и выжидающе окидывающую меня взглядом.
- Да я.. туалет ищу, - соврала, ляпнув то, что обычно и говорят в подобных случаях.
- Прямо и налево, третья дверь, - пояснила девушка, сделав шаг назад и в сторону, позволяя мне пройти. А идти надо было, блять, в обратную сторону. Но а хрен ли еще делать? Упорства мне не занимать, но выглядело бы достаточно странно, если бы я, один хрен, поперлась туда, куда шла.
- Спасибо. - наигранно мило отозвалась, не менее наигранно улыбнувшись, и прошла мимо, покосившись. Подстава какая-то, почему ей надо было идти именно сейчас, а не десятью минутами позже?

Спустя пять минут блужданий в поисках нужного направления, при этом передвигаясь, словно заправский ниндзя, я всё-таки нашла верную дверь. Комната встретила меня какой-то неприятной прохладой и темнотой; лишь на потолке у самой дальней стены висела флуоресцентная лампа, под которой и находился широкий холодильник. Долго размениваться на осмотр местности я не стала - подошла, открыла, взяла первый попавшийся под руку пакет с кровью, и сунула его под куртку.
Чуть приоткрыв дверь, и убедившись, что ни та медсестра, ни какой-либо другой, внезапно решивший прогуляться, человек не заметит меня там, где мне быть не положено, выдохнула, и ловко выскользнула в коридор. Поправила задравшийся край ткани, и размеренно зашагала обратно в палату.
- Вот, - буквально влетела я, толкнув ладонью дверь, и резко затормозила; попутно выудила пакет из под куртки, и кинула его на кровать. - ты не уточнил, какую именно группу крови тебе надо. Если не то, пиздуй сам, - тем же тоном, что ранее говорил Честер, произнесла я, как-бы невзначай пожав плечами. Желания смотреть на то, что он собирается со всей этой прелестью делать, у меня не было - и без того хватило впечатлений, спасибо, - и появляться, в общем-то, не собиралось, а решение, что надо валить отсюда, и чем быстрее, тем лучше, появилось примерно тогда же, когда я вернулась. - рада, что с тобой всё в норме.. - спустя несколько секунд молчания, отчеканила дежурную фразу, хотя невольно словила себя на мысли, что где-то в глубине души появился намек на искренность сказанных слов. Действительно была рада, но объяснить, что дало к этому толчок, не могла. Вообще многое не могла объяснить, обрекая себя на долгие годы терзаний в поисках ответов.
Хотя нет.
Надеялась, что всё само-собой забудется после отъезда, который планировала в самое ближайшее время.
Потоптавшись на месте ещё некоторое время, медленно перевела взгляд на Честера, скользнув по взъерошенному затылку вниз, к широким плечам, слабо прикусила нижнюю губу, сощурилась, и не спеша вышла из палаты.
Предстоял долгий путь домой - ибо квартира находилась почти на окраине, а деньги были лишь на алкоголь, который я собиралась купить в одном из круглосуточных магазинов, - и сон, который настигнет меня, как и всегда, лишь под утро - это в лучшем случае.

Честно говоря, до последнего надеялась, что кровь Беннингтону нужна для каких-то иных целей, и пить он её не собирается. Оказалось, что надеялась зря. Смотреть на то, с каким упоением он всосал залпом весь пакет, я не хотела, потому увела взгляд в сторону, зацепившись за настенные часы, плохо освещенный циферблат которых оповещал, что на дворе уже почти три часа ночи - пришлось прищуриться и сконцентрироваться, чтобы разглядеть точное время.
Краем глаза заметила пролетевший мимо, уже опустошенный, пакет, который дал понять, что можно поворачиваться.
На самом деле мне хотелось побыстрее оказаться в своей квартире, пусть не самой уютной, не самой просторной, и, чего греха таить, не такой уж и своей, но все-таки именно там я чувствовала себя более-менее спокойно и безопасно. Денег, чтобы снять жилье попросторнее, поближе к центру и клинике, в которую приходилось частенько наведываться, у меня не было; финансов еле хватало, чтобы сводить концы с концами, потому приходилось браться за любую работу, что любезно предоставляла единственная, пожалуй, подруга в Афинах, которой я умело, в свое время, поездила по ушам, мол, жизнь кажется мне слишком скучной и муторной, потому я путешествую, задерживаясь в более приглянувшихся местах. Пару раз в неделю она наведывается в гости, приносит две коробки пиццы, и упаковку пива, предвкушая очередную историю о поездке в Австралию, или недельном проживании в какой-нибудь лесной чаще неподалеку от русской деревни; чуть ли не с открытым ртом слушает безбожное вранье, красиво приукрашенное интересными поворотами событий, и верит - наивная девчонка. А я.. а что я? Я продолжаю придумывать истории, засоряя ими чужой мозг, и совесть меня совершенно не мучает. Зато получаю бесплатную пиццу и пиво. И информацию о работе, которая приносила, какой-никакой, но все-таки доход.

А еще логичнее было бы оставить Честера, забыть о всей этой херне - которая за последние несколько дней свалилась на меня, словно снег на голову, внезапно став в разы насыщеннее, чем весь тот период, что живу в Афинах, - и, в первую очередь, забыть непосредственно о самом мужчине. Вопреки моему устоявшемуся за эти месяцы мнению на счет него, понимание, что ничего хорошего месть за собой не несет, пришло лишь в момент угрозы собственной жизни, и жизни человека, к которому я пусть и не питала позитивных эмоций, но прекрасно осознавала и принимала, что попал в эту херовую ситуацию он из-за меня.
Но, с другой стороны, на дворе ночь ночная, до дома идти далеко, и мало ли какие еще приключения могут найти меня по пути; а звонить и просить о помощи, в случае чего, больше некому. К тому же, бутылка виски, что лежала рядом с Беннингтоном, была слишком привлекательной, а желание выпить - слишком сильным. Больница - это, конечно, совсем не то место, но лучше так, чем совсем никак.

- Добрая душа, - хмыкнула я, переминувшись с ноги на ногу, и скрестив руки на груди. Никуда так и не ушла, замерла в дверях после заданного вопроса, развернулась, и стою теперь, как истукан, на пороге, упершись плечом в косяк, и пристально смотрю на Чеса.
Слишком противоречивые, между тем, внутри бушую чувства. Какая-то часть меня, вместе с виной, всепоглощающей и значительно напрягающей, чувствовала ещё и благодарность, причем не только за то, что мужчина вытащил из ловушки, в которую сама же себя и загнала, а еще и за то, что не проигнорировал звонок, ведь если подумать, поводов для такого быстрого реагирования у него не было. Или были?
Оставшаяся же часть меня продолжала упорно утверждать, что Беннингтон - не тот человек, с которым следует мирно сидеть в палате, пропахшей медикаментами, и, под еле улавливаемое, размеренное пиликанье приборов, доносящееся откуда-то из коридора, уничтожать алкоголь, который, кстати говоря, вообще непонятно откуда взялся.
- Если ты решил утрамбовать выпитую кровь вискарем, - сделав несколько решительных шагов, и оказавшись рядом с кроватью, на которой сидел мужчина, начала я, ловко подхватив закрытую бутылку. - то предложение довезти до дома доставляет какую-то сомнительную радость, - честно призналась, слабо пожав плечами, и, положив ладонь на горлышко тары, большим пальцем крутанула пробку, отчего та, сорвавшись с резьбы, и звонко ударившись о натертый кафель, укатилась куда-то под кровать. Можно считать, что этим жестом я согласилась на предложение Чеса.
Сделав несколько больших глотков, замерла, порывисто вдохнув воздух, насыщенный терпким запахом виски, и только после сглотнула, чертыхнувшись, и почувствовав, как горький напиток приятным теплом растекается по всему телу. В силу некоторых обстоятельств, крепкий алкоголь мне доводилось пить крайне редко, и в ситуациях острой жизненной необходимости. Сегодня, кажется, была именно такая ситуация.
Хотела было вернуться в кресло у дальней стены, но перспектива бегать туда сюда, чтобы сделать несколько глотков, не особо прельщала, потому, не особо заботясь о негативных чувствах и эмоциях со стороны Честера, направленных в мою сторону, уселась на кровать рядом с ним, упершись ладонью в её, не очень то и мягкую, поверхность, и переведя на руку большую часть веса собственного тела.

За временем особо не следила; отсчитывать ровно час с момента, как начали пить, тоже не собиралась, но когда выпитый алкоголь постепенно начал опутывать разум, застилая его еще не совсем плотной, но все-таки немного мутной пеленой, вселяя некую уверенность и напрочь блокируя такие чувства, как страх, или стеснение, я решила задать вопрос, мучивший меня с того момента, как Беннингтон появился на пороге той злополучной комнаты: - тебе понадобилось всего лишь несколько часов, чтобы найти то место, - голос был спокойным и наигранно незаинтересованным, а взгляд, немного размытый, скользил по противоположной стене. - почему ты вообще сорвался помогать незнакомому человеку?
На мужчину я все так же не смотрела; взяв бутылку, сделала еще несколько глотков, и поморщилась.
Вообще-то, не рассчитывала получить внятный ответ, способный полностью удовлетворить интерес, ожидая, скорее, нечто вроде "захотел и сорвался", но, тем не менее, не могла не спросить.
В конце-концов, лучше сделать и пожалеть, чем всю жизнь жалеть о несделанном.

Разговоры о еде - в целом, и о мясе - в частности, заставляли меня чувствовать неконтролируемые приступы голода, ощущая, между тем, как желудок страдальчески, бесшумно скулит, сворачиваясь в тугой узел. Я не помнила, когда последний раз довелось порадоваться его чем-нибудь более-менее питательным, но точно помнила, что ничего подобного не происходило на протяжении вот уже двенадцати - а то и больше, - часов.
Зато на этой почве неплохо заходил алкоголь, умело, и, что самое главное, быстро подействовавший на рассудок: если буквально некоторое время назад, собственными стараниями, я кое-как расставила по местам мысли, чувства, и эмоции, касательно не только Беннингтона, но и, в свете последних дней, общей картины, то теперь все вновь перевернулось с ног на голову, переплелось, как гребанные наушники, и хрен бы его знал, за какой конец следует тянуть, чтобы всё вернулось на круги своя, а не запуталось еще больше.

Я не столько стала заложницей ситуации, в которую сама же себя и загнала, сколько заложницей собственных мыслей, которых было слишком много, и они мастерски перекрывали собой друг друга, медленно, но верно загоняя в тупик - в большую, просторную клетку, выбраться из которой будет слишком сложно.
Будучи от природы человеком свободолюбивым, и не привыкшим вгонять себя в какие-либо четкие рамки, мне хотелось побыстрее разобраться со всей этой ситуацией, объясниться, причем не перед кем-то посторонним, а, скорее, перед самой собой. И, как-бы этого не хотела, но помочь во всем разобраться, отпустить это гнетущее чувство, с которым пришлось жить долгие месяцы, может лишь Беннингтон. Снова.
Если в трезвом виде, в силу некоторых характерных черт, приходилось себя ограничивать, о чем-то умалчивать, и что-то умело прятать в самых тайных углах собственной души, то благодаря виски, и тому состоянию, что сопутствовало выпитому алкоголю, стирались абсолютно все барьеры, рушились, словно карточный домик от легкого сквозняка, выбивались наружу, сопровождаясь непомерным чувством уверенности и блокированием всяческих разумных предостережений, подаваемых всем известному инстинкту самосохранения, что отчаянно пытался сопротивляться растущему в крови градусу. В итоге сдавался. Сдавалась и я.
И именно сейчас, именно в больничной палате, куда вряд ли в ночное время суток будут соваться доктора и медсестры, в голову ударила мысль, что глупо тратить время на разговоры о еде, когда можно потратить его с большей пользой. Получится прийти к какому-то логичному концу - хорошо. Не получится - придется в последствии разбираться самой.

- Нет, не могла, - коротко ответила, взяв из рук мужчины бутылку, янтарного напитка в которой осталось совсем немного. Сделав пару небольших глотков, уже не морщась и не щурясь, протяжно выдохнула, решив, что на этом вполне можно остановиться - по крайней мере сейчас, когда уверенность в собственных действиях, ловко подгоняемая горячительным напитком, заняла свое место.
- Я, вообще-то, никаким тебя себе не представляла, - коротко повела правым плечом, чуть склонив к нему голову. Краем глаза посмотрела на Честера, но тут же вновь увела взгляд в сторону, упершись согнутой в локте рукой в железный, немного шаткий поручень у изножья кровати.
О том, что начиная с того злополучного дня, с той самой секунды, как перед глазами предстала картина жестокой расправы, как-бы я не старалась, сколько бы сил не прикладывала, но выкинуть, вырвать, вырезать из сознания образ хладнокровного убийцы, в лице Беннингтона, не представлялось возможным. А вместе с ним не могла скинуть с плеч тяжкий груз, который сама же на себя и взвалила.
Никогда не позиционировала себя, как человека мстительного и злопамятного, и до сих пор не могла найти разумного объяснения своему рвению всадить нож в спину мужчины. Думала, что станет легче, проще, спокойнее, но события этого дня заставили задуматься - а станет ли? Была прекрасная возможность добиться желаемого, оставив Честера в той комнате, но воспользоваться ей я не столько не смогла, сколько не захотела.
Может проще спустить все на тормозах, закрыть под сотню замков, и оставить пылиться в темном углу? Мне ведь, по сути, смерть Беннингтона ничего не даст. Ни облегчения, как я успела заметить, ни радости - ничего, ровным счетом.

- Сказала бы сейчас какую-нибудь пафосную фразу, мол, внешность бывает обманчива, и блабла, - усмехнулась, сев чуть полубоком, и в железный поручень упершись теперь спиной; скрестила руки на груди, и бесшумно выдохнула, прикрыв глаза. - но херня это все. - с пару секунд помолчала, задумчиво поджав губы, и продолжила: - решилась, потому что мне на за что цепляться, скажем так. Все мы, рано или поздно, сдохнем. Мне с рождения предначертано сдохнуть раньше, поэтому зачем беречь себя, если можно не беречь, - спизданула какую-то херню - спасибо, алкоголь, - понадеявшись, что суть сказанных слов Честер уловил.
У меня действительно не было того, благодаря чему следовало бы начать цепляться за жизнь мертвой хваткой, выкарабкиваясь даже оттуда, откуда выкарабкаться, казалось бы, невозможно. Только родители, пусть не родные - приемные, но, как бы эгоистично это не было, мне казалось, что этого недостаточно.
- Не важно, в общем, - замялась я, перехватив взгляд мужчины. Раскрывать перед ним душу не собиралась, ни сейчас, ни когда-либо еще. Рассказывать о том, что болезнь медленно, но верно пожирает изнутри - тоже не собиралась. Ни к чему знать о всех нюансах, ни к чему вообще что-либо обо мне знать. - сколько там времени прошло? Домой хочу, - неуклюже спрыгнув с койки, оперлась ладонью о ее поверхность, скрестив ноги, одну из которых поставив на носок. Многозначительно уставилась на Беннингтона, вскинув бровь, и скривив губы в левую сторону.
- Кому лежим то? Больным не выглядишь, - здоровым, впрочем, тоже.
Несколько раскрепощенное состояние, не только физическое, но и моральное, внезапно позволило мне воспринять Честера не как человека, от которого скорее хотелось уйти, а как друга, на которого можно было по-дружески наехать, подшутить, зная, что никаких серьезных последствий это не понесет.
Может зря, и потом пожалею - что, скорее всего, так и будет, - но сейчас наотрез отказывалась об этом думать.

Пожалуй, сегодняшний день можно было по праву назвать самым насыщенным днем за все двадцать девять лет жизни.
Аминь.
Я успела побывать в заложниках - если это можно было так назвать; успела испытать то неподдельное чувство страха, когда безжалостное дуло пистолета направлено прямиком в лоб, и любая секунда может оказаться последней; побывала в больнице, впервой оказавшись там не в следствии своего физического состояния; и, что самое главное, как мне казалось - успела в полной мере ощутить весь спектр эмоций, ловко варьирующихся от лютой, прожигающей, уничтожающей все на своем пути ненависти, до более-менее адекватного восприятия собственных мыслей, в следствии чего позволила себе в корне изменить отношение к Беннингтону.
Ни о каких теплых чувствах речи не шло - слишком мало времени, чтобы разобраться в себе, и слишком много событий, перекрывающих собой друг друга, перемешивая все в голове, и превращая в одно большое хрен пойми что. Да и не хотела я разбираться в тех непонятных для себя мыслях, которые буквально неделю назад вообще считала неприемлемыми и недопустимыми.
Хотела убить - в итоге спасла, в какой-то степени; хотела уйти - в итоге осталась. Что будет дальше, я понятия не имела, но хотелось расслабиться, успокоиться, попытаться распихать все по своим местам, и тогда уже думать, что делать дальше. Но не думать о Честере, который успел занять свою позицию у меня в сознании, закрепившись там, и мне искренне хотелось бы верить, что стереть получится. Не важно чем, главное, чтобы и намека не осталось. Не этого я добивалась все эти месяцы; не это хотела получить, как итог. Но вышло то, что вышло, и изменить что-то мне, к сожалению, было не по силам. Да и к тому же - быть может, странно, - но менять ничего не хотелось.
А хотелось домой.
Туда мы, собственно, и отправились, умело миновав всех медсестер, докторов, и прочую больничную шушеру.

Признаться честно, в тот момент, когда дверца автомобиля за мной захлопнулась, резанув тишину улицы, погруженной в ночное спокойствие и умиротворение, я поняла, что наравне со всеми теми эмоциями, что рядом с Беннингтоном кидались из крайности в крайность, я почувствовала еще и некую защищенность; спокойствие, будто за огромной каменной стеной стояла, и никакие опасности извне не могли пробить это непоколебимое препятствие в лице Честера. Может в следствии того, что мне довелось подобное испытать лишь рядом с женихом - а это давно позабытые ощущения, - они и показались такими притягательными, приятными, и у меня с большим трудом получилось их заглушить.
Качнув головой, и не поворачиваясь, я направилась по узкой, мокрой от недавнего дождя, дорожке, неровно выложенной истертым, потрескавшимся кирпичом.
Поворачиваться не стала.
Лишь сейчас оставила в прошлом то, что уже давно должно было там оказаться, оставшись лишь неприятным воспоминанием.

Шумная улица, куча народу, снующего туда-сюда, и откуда-то со стороны доносилась громкая музыка. Та единственная подруга, которая, следуя своему ритуалу, в очередной раз принесла пиво и пиццу, рассказала о праздновании какого-то события, и что на главной улице сейчас творится, как она выразилась: - полная неразбериха, но хереть какая веселая. 

И вот, спустя  полтора часа, когда солнце постепенно начало сдавать позиции, медленно опускаясь к линии горизонта, разукрашивая его огненно красным заревом, и погружая город в атмосферу предвечернюю и оттого приятную, я брела вдоль людной улицы, огибая каждого, кто появлялся на пути, и пыталась хотя-бы немного абстрагироваться от чрезмерно громкого шума, давящего на ушные перепонки, и заставляющего то и дело щуриться. Особенно тогда, когда над ухом внезапно возникала какая-нибудь взбалмошная личность, орала что-то нечленораздельное, и исчезала так же быстро, как появлялась.
Несколько раз уже успела пожалеть, что согласилась на эту странную прогулку, но обуславливала все тем, что погода выдалась хорошей - один теплый, ненавязчивый ветер, блуждающий по улице, пьянящий и дурманящий, чего стоил.
И искренне ведь полагала, что вот сейчас еще пять минут, и потопаю в обратном направлении, желая скорее оказаться дома, в тишине, относительном уюте, и обволакивающем спокойствии.
Видит Бог, так и хотела сделать, если бы не лохматая белокурая голова, за которую я невольно зацепилась взглядом, и которая привлекла мое внимание, заставив сощуриться, и приглядеться.
Мужчина стоял ко мне спиной, и ничем резко примечательным из общей толпы не выделялся, но внутренний голос упорно твердил, что мы с ним где-то уже встречались.
Да даже если и были знакомы, то, скорее всего, мимолетно, и вряд ли стоило уделять этому должное внимание.
Встряхнув головой, и запустив пятерню в волосы, загладила назад свисающие на лицо пряди, и сделала короткий шаг вперед. Впрочем, это был единственный шаг, который я успела сделать до того, как мужчина повернулся.
Взгляд моментально ухватился за выразительные светлые глаза - пронзительные и, как и прежде, заставившие что-то внутри перевернуться. Вот только раньше беспорядок в душе, наведенный одним лишь взглядом любимых глаз, я готова была терпеть, потому что свыклась, и воспринимала, как нечто само собой разумеющееся и приятное, то сейчас все, что творилось где-то глубоко внутри, мне совсем не нравилось. Наваждение? Глюки? Просто похожий человек?
Но не может ведь человек быть идентичен кому-либо. Хотя бы какая-то деталь, но должна в корне отличаться.
Нет, тот же взгляд и та же непревзойденная ухмылка, которая мне всегда нравилась, но которая неимоверно бесила, когда я злилась, а он оставался спокоен и невозмутим, откровенно забавляясь моей реакцией.

Понимание, что буквально в паре метров от меня стоит человек, которого я долгое время оплакивала, и которого не хватало ровно так же, как если бы лишили кислорода, медленно заползало в голову. Точнее, не заползало даже, а с чувством и толком вбивалось в сознание, как гвозди вбиваются в податливое дерево. И решать приходилось самостоятельно, крышка гроба ли это, или нечто - вроде сломанного стула, - чему посчастливилось получить вторую жизнь.

А что получаю в итоге я: передо мной, словно призрак из прошлого, предстал человек, некогда любимый, но, как-бы странно это не было - мертвый. По крайней мере он должен таковым быть. Но нет, вполне живой, здоровый, и дымящий, как паровоз. Мертвецы ведь вряд ли курят, да?
Впервые я не знала, что делать. С одной стороны хотелось подойти, обнять, и вновь ощутить то умиротворение и неподдельное счастье, что всегда шли в комплекте; но с другой стороны, если это действительно он - живее всех живых, - спокойно разгуливающий по греческим улицам, то какого, блять, хуя?
- Джекс, - неуверенно позвала я, переминувшись с ноги на ногу, но была практически уверена, что он не слышал - слишком шумно было.
Необоснованная - по крайней мере пока, - злость буквально захлестнула сознание, заполнила собой без остатка, заставив сжать зубы до неприятного скрежета. А еще внезапно захотелось испариться, провалиться сквозь землю, скрыться с горизонта, в конце-то концов.
Вот только мужчина повернулся. И посмотрел, хотелось бы верить, что не на меня - но нет, буквально глаза в глаза.
Я, конечно, все понимаю, но вот этого я не понимаю.
Правда логичное объяснение все-таки начало закрадываться в голову, и мне оно, признаться честно, не очень нравилось. Заставляло злиться сильнее, сжимать губы в тонкую полоску, а руки - в кулаки.
Привет, блять, давно не виделись.

Мне казалось, что после встречи с Беннингтоном, и всех тех ситуаций, которые довелось лицезреть - вроде крови, которую он так спокойно пил, словно это и не кровь была вовсе, а какая-нибудь там газировка, или того момента, когда на моих глазах он собственноручно полоснул собственную руку, но кровь, как и полагается в ситуациях, когда рана оказывается чрезмерно глубокой, падать на замаранный и пыльный пол перестала буквально сразу же, - меня ничего удивить не сможет.
Оказалось, сможет.
И не просто удивить, а ввести в какой-то неконтролируемый ступор, сопротивляться которому я, как бы между делом, не могла.
Передо мной стоял человек, которого я любила всей душой, которому посвящала все свое время, и в котором нуждалась, порой, сильнее, чем в глотке чистого, свежего воздуха. И который, к слову, был мертв. По крайней мере долгие месяцы, которые тянулись устрашающе медленно, из раза в раз заставляя вспоминать тот злополучный вечер, и чувствовать поглощающее, затемняющее разум и здравый смысл, чувство мести - такой ярой, безжалостной, и неподвластной никаким существующим рамкам.
Встряхнув головой еще раз, я сделала короткий шаг назад, случайно врезавшись спиной в плечо проходящей мимо девушки, и непроизвольно на нее отвлеклась. На автомате извинившись, и натянуто улыбнувшись, проводила её взглядом, но не столько потому, что хотела это сделать, сколько потому, что наивно рассчитывала, что наваждение - а я искренне верила, что это было именно оно, - пройдет, и повернувшись, я не увижу никого, кто бы мог, хотя бы малой частью, быть похож на Джекса. Наивно полагала, что ошиблась, обозналась, и действительно человека, которого давно похоронила - нет.

Все еще не поворачиваясь, сделала глубокий вдох, и, как только достаточно теплый, греческий воздух наполнил легкие, выдохнула, повернувшись. Взгляд пронзительных карих глаз устремился туда, где ранее стоял человек, ужасающе сильно похожий на жениха. И, к моему сожаление - а это было именно оно, - я вновь встретилась с рассеянным взглядом светлых глаз, все так же смотрящих в мою сторону, и, похоже, так же как и я ничего не понимающих.
В такие моменты хотелось иметь в своем арсенале способность читать мысли, или хотя бы уметь логически выстраивать в голове цепочки, которые привели бы к более-менее разумному итогу, облегчившему жизнь, и позволившему вздохнуть спокойно. Конкретно сейчас этого сделать я не могла, да и способностей никаких не имела - это ведь только в сказках, и кассовых марвеловских фильмах бывает, - потому стояла, как заправский столб, и слова сказать не могла.
И снова как в слезливых романах бывает - он смотрит на меня, я смотрю на него, и оба молчим. Я - потому, что реакция вполне объяснима, ибо сложно адекватно и разумно мыслить, когда перед тобой нежданно-негаданно возникает человек, которого чисто физически не может здесь быть; он умер, причем практически на моих глазах, и его неожиданное появление здесь не под какие общепринятые человеческие нормы подстраивается, как бы я не пыталась это сделать. И он - потому, что... не знаю почему.

Сощурившись, и невольно сглотнув подступающий к горлу ком, я медленно, словно изучая каждую черту вроде и знакомого лица, а вроде и нет - что-то изменилось, незначительно, но все-таки, - скользнула по изгибу бровей, поросшим щетиной щекам, немного дольше задержавшись на губах - таких родных и желанных, - и, в итоге, увела его в сторону.
Потому, что вместе с отчаянным непониманием, я прекрасно ощущала, как где-то на задворках души змеем извивается злость, переплетаясь с желанием расставить все точки, и поскорее отпустить эту ситуацию.
Будучи человеком не глупым, и способным сопоставить факты, не стала сопротивляться, когда в голове начали всплывать детали, медленно, но верно собирающиеся в нечто единое, цельное, но с единственным отличием - пазлы, как известно, должны нести за собой радость и приятные ощущения, что после долгой и кропотливой работы перед глазами предстает единая картина, красивая, яркая, и приятная. В моем случае, собранная воедино картина не радовала - от слова совсем.
Закрыв глаза, обрамленные длинными ресницами, я словно вернулась в тот злополучный день, но теперь видела все со стороны. Беннингтон, во всей своей красе хладнокровного, безжалостного убийцы; Джекс, вообще непонятно зачем вышедший из автомобиля; и я, пристально глядящая на убийцу, но абсолютно не следящая за развитием событий.
Тогда, быть может, и смерти не было вовсе? И все, что я считала реальным, на самом деле мастерски выстроенная ложь? И Честер каким-то немыслимым образом оказался во всей этой ситуации лишь актером, сыгравшим свою роль, что-бы Джекс смог подстроить свою смерть. Тогда для чего? Блядская туча вопросов, как и всегда, миллионами игл вонзилась в голову, но лишь одна, решающая - длиннее всех остальных, и куда острее, - напоминающая о неизлечимой и смертельно опасной болезни, словно поставила все на свои места.
Сложно представить человека, который по своей воле решится связать свою жизнь с тем, у кого в любой момент крышка гроба над головой захлопнуться грозится. А если и есть такие люди, то их слишком мало, и вероятность, что на тернистом жизненном пути больного попадется именно такой, нещадно малы.
И я все это время верила - искренне, неподдельно, где-то может и по-детски, - что Джекс был именно таким человеком - бескорыстным, действительно любящим, и не обращающим внимания на страшный диагноз, - который всегда будет рядом, вселяя уверенность, что написанному в карте пациента не всегда можно верить. И легче ведь становилось, когда после очередной встречи с лечащим врачом, жених, в привычной для себя манере, заключал в медвежьи объятья,  одним лишь теплым, размеренным дыханием куда-то в область уха успокаивал, заставлял расслабиться, и не обращать внимания на проблемы насущные.

- Здаров? Здаров, блять? Да я тебя ненавижу, - в сердцах прохрипела, сквозь плотно сжатые зубы, я, сделав несколько решительных шагов в сторону мужчины. - ты специально все это подстроил, да? А просто все сказать не судьба? - упершись ладонями в широкую грудь, приложила немало усилий, чтобы толкнуть и хотя бы с места его сдвинуть. В глазах предательски копились слезы, грозясь в любой момент вырваться, показав, что я на самом деле не такая стойкая и бесстрашная, какой хотелось казаться перед обществом.
Потому что обидно было. До одури обидно, что любимый человек решился на подобный шаг, разыграв трагедию, и вонзив нож, но далеко не в спину - в сердце.

Было странно, непонятно, и неприятно. Я бы даже сказала, что было больно. Чертовски.
Мозг наотрез отказывался воспринимать все разумные доводы, логичные объяснения,  очевидные факты. А сердце, между тем, отчаянно твердило о предательстве, куда более весомом, нежели то, когда так называемый друг - в лице того парня, который предложил нечто, отдаленно похожее на сделку, - буквально за секунду стал врагом.

Впрочем, так оно обычно и бывает. В одночасье близкие люди становятся по другую сторону баррикад, удаляются на такое расстояние - в прямом и переносном смысле, - что хоть бинокль возьми, хоть трубу подзорную - один хрен никого не увидишь, а до этого казалось, что никаким моментам, насколько бы неприятными они не были, сломать крепкие, устаканившиеся отношения, не удастся. Ан-нет, удается, и очень даже "на ура". Давно приняла для себя тот факт, что не стоит всерьез полагаться на то, что кажется железобетонным - потому как даже камень имеет свойство трескаться, рушиться, оставляя после себя руины и неровности, - но почему-то последнее время умело этот факт игнорировала.
Ровно такая же ситуация случалась, если взглянуть на другую сторону монеты. От любви до ненависти один шаг - вроде бы так говорят, - ровно так же, как и от ненависти до любви. Вот только второй вариант случается крайне редко, и не всегда приносит свои плоды. Потому, что вопреки всему, цель не всегда оправдывает средства. Можно достигнуть немыслимых высот, а можно свалиться на самое дно, больно ударившись о твердую поверхность. И хорошо, если сдохнешь - не придется больше терпеть вот это вот все, но с подачи каких-то неведомых сил, видимо решивших, что мало ты в этой жизни натерпелся - остаешься в живых, нехотя поднимаешься на ноги, принимаешь этот гнетущий, увесистый груз, и живешь дальше. Или существуешь, тут уж как карта ляжет.

Привычка выбирать не те места, и не тех людей, во мне была, кажется, неискоренима. А все потому, что я, хоть и будучи далеко не глупой, никогда не желала погрязать с головой в психологию отношений между людьми, не стремилась разгадать эту чертову загадку личностей, с которыми доводилось общаться, и вообще, по большому счету, следовала лишь зову собственных ощущений. Если мне не нравился человек, и я разумно понимала, что никаких полезных вещей из общения с ним я не вынесу, то и к чему тогда вообще тратить время, ведь так? Негативные эмоции пожирают, испепеляют, заставляют прогибаться, и, в конечном счете, ломают. Проще сразу послать нахер, забить, и забыть.
А если человек мне нравится, и я чувствую к нему, по меньшей мере, симпатию, то размениваться на тщательное взвешивание всех "за" и "против", представляя наперед, каким может быть исход, не привыкла.
Может в этом и была моя главная ошибка - не стоило так безалаберно относиться к ближайшему окружению. Даже самые близкие люди могут безжалостно вонзить в спину длинное, острое лезвие холодного оружия. Вот только некоторые, пусть даже и целятся метко, но в итоге не задевают жизненно важные органы, и с предательством можно справиться, смириться, ужиться, в конце-то концов.
А есть Джекс, некогда любимый человек, который сейчас во всей своей непревзойденной - как и прежде, - красе стоит передо мной, и курит. Вот он, не целясь - я в этом была практически уверена, - попал далеко не в бровь, или даже глаз, а насквозь пробил самое сердце, и ужиться с этим вряд ли получится.

«Было странно, непонятно, и неприятно.
Я бы даже сказала, что было больно.
Чертовски.
Опять»

Вот он, тот момент, когда от любви до ненависти один шаг. И этот шаг сделан. Злость и обида ловко переплетались с теплыми и светлыми чувствами, что до сих пор теплились где-то внутри, когда я смотрела в невероятно выразительные глаза мужчины - и оттого становилось лишь тяжелее.
Не знала, что делать, и это выбивало из привычной колеи, заставляло чувствовать себя беззащитной, словно стояла не перед человеком, а перед диким, разъяренным, жадным до крови зверем. Хотелось высказать все, вылить весь тот сумбур, что бушевал в голове, на него, чтобы не одной это чувствовать, но вместе с тем хотелось развернуться, и уйти, навсегда оборвав всяческие контакты, которых, впрочем, и не осталось вовсе; хотелось разреветься прям здесь, потому что я в первую очередь девушка, а не терминатор, но наравне с этим не хотелось показаться слабой. Не перед ним.
Противоречия заставляли кидаться из крайности в крайность, а мозг предательски молчал, мол, давай-ка сама разбирайся, подруга.

И в тот момент, когда сильные мужские руки сжимаются на плечах, тянут за собой в грязную, темную подворотню, я начинаю задумываться, что надо было уходить, пока была возможность.
Теперь, когда лопатки отозвались слабой болью, встретившись с холодной кирпичной стеной, а пути к отступлению были отрезаны все теми же руками Джекса, возможность уйти оказалась безвозвратно утеряна.
Но и эти мысли ушли куда-то на задворки сознания, когда мужчина начал говорить. И сказанное им лишь сильнее загнало меня в тупик - словно маленького, побитого котенка.
- Издеваешься? - спустя минуту молчания, фыркнула я, поджав губы. Взгляд скользнул сначала по белокурому затылку, затем медленно перешел к глазам - когда он поднял голову, - спустился ниже, и остановился лишь встретившись с грязным, пыльным асфальтом, когда я опустила голову.

Не знала, как реагировать. Потому что передо мной стоял именно Джекс. Из ума ведь еще не выжила, и прекрасно помнила, как на самом деле выглядел Честер - за несколько дней, прошедших с той ночи, не удалось забыть. Тогда если Джекс - это реально Джекс, и просто выдает себя, не за себя, то откуда знает, что я вообще знакома с Честером? А если не врет, и это реально Честер? Какого хрена тогда именно это тело?
Краткий курс терапии под названием "Как найти ответы, когда никак?". Какое-нибудь пособие бы, что-б легче стало.
- То есть, ты хочешь сказать, - прищурившись, немного сползла по стене вниз, и ловко вывернулась, вынырнув из под, преграждающей путь, правой руки... Честера? Да ну, бред какой-то. - что в Афинах, из той херовой тучи народа, в теле одного из которых ты мог бы очнуться, ты каким-то неведомым образом оказываешься в теле моего жениха? - мое, внешне наигранное, спокойствие могло выдать лишь частое сердцебиение; вскинув бровь, я сделала несколько предусмотрительных шагов в сторону, и остановилась, продолжая смотреть на мужчину. - Прости, но в такие совпадения я не верю, - да я вообще ни в какие совпадение, к слову, не верю. А вот во все вот это и подавно. Даже в сказках подобного не встретишь, а тут вдруг - бац, - и, привет, я тут просто случайно в теле твоего любимого человека проснулся, заебись история, самое время поржать.
Вот только не до смеха было, совершенно.

Хотя, с другой стороны, столько херни непонятной произошло за последние несколько дней, что не только в переселение душ поверишь, но и в радужных пони, гномов, и прочую шушеру сказочную.

Я стояла перед мужчиной, скрестив руки на груди, и поджав губы; всем своим видом пыталась показать непринужденность и расслабленность - будто мы говорим не о смерти и невероятном воскрешении, а о погоде, - но сердце отчаянно билось о ребра, пропускало удары, стремилось вырваться, словно свободолюбивая птица, волею судьбы пойманная, и посаженная в узкую клетку. Оттого периодически закусывала нижнюю губу, надеясь, что слабая, еле ощутимая боль физическая сможет заглушить ту душевную боль, которую в очередной раз "посчастливилось" испытать, поможет отвлечься от гнусных, неприятных мыслей, чередующихся в голове с неимоверной скоростью. И ответы во всем этом сумбуре найти не получалось, и остановить собственные порывы не могла. И что делать, вообще понятия не имела.
Следовало бы, наверное, научиться не давить на свое сердце, не терзать его излишними сомнениями, но что-то мне подсказывало, что итог, как-бы сильно я не извивалась, вырывалась, противилась, окажется один в один таким же - непонятным, странным, загоняющим в тупик, и не дающим оттуда выбраться.

А на душе, тем временем, кошки скребли - с чувством, толком, расстановкой, и удовольствием вонзали свои острые, как бритва, когти, медленно оставляя за собой ровные, кровоточащие полосы, заживать которые будут долго. Сомневаться в этом не приходилось.
Где взять человека, который разжует все, поможет целиком и полностью вникнуть в суть, и подведет к логичному, хотелось бы верить, хеппи энду? Даже не смотря на всю творящуюся, пусть и необъяснимо-пугающую, херню, скажет что-нибудь на подобии "донт вори, би хэппи". И я поверю. Наверное.
- Не обвиняю, - тихо, спокойно произнесла, переминувшись с ноги на ногу, и опустив голову; шумно выдохнула, закрыв глаза, но буквально через несколько секунд вновь выпрямилась, и поглядела в глаза напротив.
И по телу словно разряд в двести двадцать - а то и больше, - вольт ударил, когда, немного подумав, и положив на одну чашу весов воспоминания о Джексе - те добрые и светлые, о которых забыть не удалось, - а в противовес воспоминания с того дня, и с той ночи, когда довелось оставаться один на один с Честером, я приняла тот факт, что слова мужчины вполне логичны и не беспочвенны.
Раньше, когда я смотрела в глаза любимого человека - неповторимые, мутно серые, но всегда наполненные неподдельным огнем стремлений, и единственные, как мне казалось, на Земле, -то могла прочитать в них почти любую эмоцию, почти каждое бурлящее внутри чувство - будь то злость, хорошо скрываемая за маской деланного спокойствия, или же радость, скрываемая за сдержанностью и серьезностью, - иногда могла даже следующее его действие предсказать; а теперь, здесь и сейчас, глядя во все те же, казалось бы, глаза, я не видели ровным счетом ничего, кроме явно срывающегося с цепи раздражения. Точно так же я не видела ничего, когда смотрела в глаза того Чеса, с которым довелось познакомиться. Все, что хотя бы немного касалось каких-либо эмоций с его стороны, мой взор не улавливал. Ни тогда. Ни сейчас.
Все таки гребанные зеркала души могли рассказать многое, но ровно столько же могли умело утаивать.

И все окончательно встало на свои законные места, приняло привычный, понятный вид, и разом сбросило большую часто того груза, что буквально некоторое время назад свалился на мои плечи, когда молниеносным движением Беннингтон оказался за моей спиной. Мне будет непосильно тяжело смотреть на него, и разумно понимать, что это Честер, а не Джекс, ведь былые чувства и эмоции просто так убрать, изничтожить, вырезать и выбросить, не получится, как бы я не пыталась - потому и часть груза на плечах останется со мной до тех пор, пока старое и изношенное - в плане чувств, - не заменит что-то новое и нетронутое.

- Легко говорить, когда вертишься во всей этой херовине уже давно, и ничего удивительного в подобном не видишь, - продолжив смотреть прям перед собой, я чувствовала, как мужской подбородок упирается в макушку; чувствовала, как часто он дышит, и как его грудь касается моей спины. И пусть он предельно раздражен, быть может даже зол, но я в очередной раз непроизвольно почувствовала, что находясь рядом с Беннингтоном, отчего-то становилось неимоверно спокойно, защищенно, и безмятежно. - но слишком сложно, когда двадцать девять лет проживешь, даже не подозревая, что такая херня может быть, и что в один прекрасный момент она коснется непосредственно меня. - прикрыв глаза, прикусила губу, где-то на подсознательном уровне желая, чтобы мужчина не отдалялся - возможно, чтобы стал еще ближе. Вот только непонятным для меня были собственные ощущения - то ли мне это нравилось потому, что в Честере я видела человека, способного защитить и уберечь, или же потому, что теперь он был точной копией мужчины, некогда любимого и нужного. Возможно, и то, и другое.

И тут тишину - если это можно было так назвать, - нарушил незнакомый голос, раздавшийся откуда-то из-за наших спин. Вместе с ним я прекрасно почувствовала, как Честер напрягся сильнее, и дышать стал чаще и прерывистее. И сама невольно напряглась, потому как излишние конфликты сейчас хотелось бы избежать.
Отклонившись, и развернувшись, заметила, как на недружелюбные слова Беннингтона мужчина сделал решительный шаг в нашу сторону, потому судорожно начала соображать, как предотвратить то, что грозилось из всего этого вылиться.
- Простите моего молодого, - покосилась на Чеса, окинув его торопливым взглядом; встала рядом, положив ладонь на широкую грудь. - человека, он сегодня не в духе. Все хорошо, спасибо. - натянуло улыбнулась, всем своим видом стараясь показать доброжелательность. Ляпнула первое, что пришло в голову, но, кажется, вполне вменяемое и внушающее доверие.
По крайней мере прохожий, хоть и окинул нас подозрительным взглядом, но в итоге коротко пожал плечами, и удалился.
- Успокойся, - рука медленно скользнула по мужской груди и, расслабившись, опустилась, встретившись с внешней стороной моего бедра. Сделав шаг назад, вскинула бровь, устало выдохнув и потерев переносицу. - в общем, я верю что ты - это ты. А еще верю в то, что слишком все это сложно, ахуеть просто, - не сдержалась, уж простите. Столько впечатлений, что аж выпить захотелось.
Нет, даже не выпить. Нажраться, я бы сказала.
Чем, в общем-то, и решила заняться в ближайшее время.

Мне казалось, что если я, изобразив из себя заядлого перфекциониста, наконец-таки расставлю все важное по своим законным местам, а оставшийся хлам, в виде никому не нужных мыслей и чувств, уберу в самый дальний, и самый темный угол своего сознания, навсегда укрыв не только от чужих глаз, но и от своих, то станет проще и легче. На самом деле нет. Легче, как оказалось на деле, не стало, но в то же время не стало и хуже, что меня, несомненно, радовало. 
Стало как-то спокойнее, что-ли. Нет, вся эта необъяснимая херня, творящаяся на греческой земле, меня до сих пор вводила в состояние удивленного дерева, но в этом, в принципе, нет ничего особенного, так как двадцать девять лет я прожила с устоявшейся верой, что все неведомое, и неподвластное разумному объяснению, является лишь плодом фантазий, и не выходит за рамки фильмов, или книг. С Богами и чудовищами в пору Винчестерам разбираться, и желательно, чтобы я на все это смотрела только через экран ноутбука.

Мне было спокойнее потому, что со своим прошлым я встретилась несколько посредственно. Честер, волею судьбы, или какого-нибудь другого непредсказуемого вмешательства, оказался в теле Джекса, заставив меня разом погрязнуть в огромном, казалось бы непроходимом, болоте, и первые минут десять, пока в голове змеиным гнездом ворошились мысли, переплетаясь друг с другом, я откровенно не понимала, как быть, что делать, и куда себя девать - а провалиться куда-то хотелось, и чем быстрее, тем лучше. Но сейчас, когда мысли расползлись, перестали создавать в голове гребаную Хиросиму, я осознала, что куда сложнее было бы, окажись Джекс на самом деле Джексом, и все те логичные выводы и факты, что пришли в голову первоначально - стоило лишь коротко взглянуть в знакомые глаза, - правдой.
Мертвые ведь должны жить лишь в воспоминаниях, между тем оставаясь мертвыми.
Живые же, в свою очередь, должны бережно эти воспоминания хранить, с улыбкой прокручивая в голове самые приятные моменты, когда жизнь действительно казалась легкой, умиротворенной, и счастливой, но уж точно не должны с мертвецами пересекаться.
И несколькими днями ранее у меня все-таки получилось отпустить ситуацию, унять огрызающееся желание отомстить за смерть любимого человека, и впервые за долгие месяцы - которые довелось провести в постоянном негативе, - смогла расслабиться. Кто бы мог подумать, что именно Честер - будучи тем, кому я раньше искренне желала смерти, - поможет это сделать, пусть и невольно.

А теперь он стоит, и снова заставляет меня напрягаться, но не столько из-за своего внешнего вида - такого родного, с одной стороны, но чертовски далекого на каком-то подсознательном уровне, - с которым я, в общем-то, успела смириться, принять как должное, пусть и все еще ахуевала, а сколько из-за того, что напрягался сам, тяжело и часто дышал, и всем своим видом показывал, мол, ничего хорошего от всего этого ждать не стоит. Создавать лишние конфликтные ситуации не хотелось, потому и сделала первое, что прошло в голову, точно так же, как и ляпнула не подумав.
Но, кажется, сработало. Парень свалил, оградив себя от лишних травм, а Беннингтон немного успокоился - хотя выглядел, между тем, все так же устрашающе.

- А, ну-у.. - на выдохе протянула я, коротко повела плечом, и исподлобья глянула на мужчину; раскрытой ладонью загладив назад свисающие на лицо темные пряди. Просто обожаю, когда перед фактом ставят. - больше тебе ничего не надо, нет? - вскинув бровь, поджала губы, всем своим видом показывая, что не очень то рада этой идее. Впрочем, красноречивый взгляд Честера дал понять, что меня в этой ситуации никто не спрашивал, и спрашивать не собирается. Ладно, заебись.
Были во всем этом свои минусы: куда проще знать, что где-то в городе топчется Беннингтон, который теперь точная копия Джекса, но я его как-бы не вижу, и со временем, скорее всего, перестала бы на этом моменте зацикливаться; но куда сложнее, когда Чес топчется рядом, в квартире, которая особой просторностью не отличается, находясь на глазах. Впрочем, минус на минус дает плюс, как известно. Вот и нашла в этом свои плюсы: есть с кем выпить, а выпить очень надо. Просто жизненно необходимо.
- Я похожа на человека, у которого есть машина? - развела руки в стороны, все так же глядя на мужчину - пристально, и с легкой усмешкой. - Вот и я думаю, что не похожа, - хмыкнув, и шумно выдохнув, развернулась на сто восемьдесят градусов, и потопала в сторону дома. Никуда спешить не собиралась - ловко огибала людей, веселящихся и орущих, наслаждалась теплым вечерним ветром, и последними лучами заходящего солнца, - а вот Беннингтон несся, словно опаздывал куда-то.

В магазине, куда мы зарулили, чтобы закупиться алкоголем, как и всегда было тихо. Отсалютовала продавцу - который, в свою очередь приветливо махнул рукой, но тут же вновь склонил голову над журналом, - перехватила взгляд Чеса, и двинула в сторону полок, на которых ровным рядом, поблескивая в свете люминесцентных ламп, выстроился самый разнообразный алкоголь. Решив не тратить время на изучение напитков, которые по градусам с другом превосходят воду, решительно шагнула в самый конец стеллажа, вытянув за горлышко бутылку старого-доброго шотландского виски; немного подумала, повертев тару в руке, и, цокнув языком, взяла вторую; и третью сунула подмышку, ибо запасливая была, полагая, что в этом деле пусть лучше будет больше, чем меньше.
Вернувшись на кассу, вывалила все на стол, словив удивленный взгляд пацана.
- Праздник какой-то? - пробивая товар, то исподлобья глянул сначала на меня, затем на Беннингтона.
- Ага, - сама покосилась на Чеса, но тут же тряхнула головой, и, сунув руку в задний карман джинсов, достала несколько смятых купюр. - день рождения. - медленно перетекающий в день "наебенься вхламину, чтобы не было так херово".

Квартира, находящаяся в десяти минутах неспешной ходьбы от магазина, встретила своей привычной тишиной, которая сейчас казалась такой привлекательной, что и нарушать как-то совсем не хотелось. Но надо.
- Чувствуй себя, как дома, но не забывай, что ты в гостях, - ухмыльнувшись, лениво прошагала в гостиную, предварительно прихватив одну из бутылок, и завалилась на мягкий, уютный диван. Гостеприимностью никогда не отличалась, потому решила, что уместнее всего предоставить Честеру полную свободу действий - захотел пожить у меня, пусть сам и разбирается, где тут что. А я пока выпью, ибо ну очень хочется. Ловко скрутив со стеклянной резьбы пробку, приложилась к горлышку, сделав несколько больших глотков. Чем быстрее градус возьмет свое, бережно закутав мозг своей плотной, мутной пеленой, тем лучше. - как ты помереть то умудрился? - просто интересно вдруг стало. - Весь такой суровый и мощный, - махнула, немного резче, чем планировала, рукой, которая сжимала гладкую стеклянную поверхность бутылки, в сторону Беннингтона, отчего содержимое, не желая терпеть подобное к себе отношение, выплеснулось прям на майку. - блть, - цокнула языком, флегматично осмотрев мокрое пятно, и медленно перевела взгляд на Чеса. - был, в смысле, суровый и мощный, и вдруг взял и умер?

Стоило переступить порог квартиры, как с головой накрыло какое-то необъяснимое облегчение, умиротворение, и спокойствие. Дома было тихо - после шумной, кишащей веселыми, жизнерадостными, и с виду ничем не обремененными, людьми, эта тишина казалась такой приятной, желанной, и отнюдь не давящей на сознание, как это бывает в любой другой день, который приходилось проводить в четырех стенах, сидя у ноутбука, и без интереса наблюдая за разворачивающейся картиной на экране. Порой в моменты, когда доводилось бывать на различных мероприятиях - хотя не любителем была, и старалась, по возможности, избегать такие сборища, - я откровенно удивлялась, как люди, чья жизнь наполнена чередой проблем, так и норовящих похоронить под собой, как под метровым слоем земли, могут легко и непринужденно развлекаться, не обращать внимания на то, что сумбурным шлейфом тянется следом. Было непонятно, странно, и хотелось научиться находить тот мизерный клочок света в беспросветной, заполняющей собой без остатка, тьме.
Впрочем, бутылки, что то и дело соприкасались друг с другом, разбавляя тишину своим мелодичным звоном, позволяли расслабиться не хуже. В силу некоторых обстоятельств, крепкий алкоголь доводилось пить лишь в моменты чрезмерно острой жизненной необходимости, потому, наверное, я до сих пор не спилась, как какой-нибудь алкаш Веня. Вместо этого, за неимением альтернатив, мастерски научилась игнорировать хотя бы малую часть того дерьма, которым моя жизнь была наполнена вдоволь. Все-равно, рано или поздно, но над головой неминуемо захлопнется гробовая доска, в сопровождении похоронного марша, и избежать этого, увы, не получится.

Не получится так, как получилось у Честера.

Мягкий диван был настолько мягким, что мне абсолютно не хотелось двигаться. А может всему виной было то небольшое количество алкоголя, которое я успела выпить до того, как Беннингтон забрал из моих рук бутылку. Лениво повернув голову, в сторону мужчины, вскинула бровь, и скривив линию рта, с интересом заядлого флегматика принялась смотреть, как тот поглощает купленную еду. Делал он это мастерски, надо сказать, и что-то мне подсказывало, что окажись мы на каком-нибудь конкурсе по поеданию бургеров, первое место безоговорочно досталось бы Честеру. Упиздякал бы все, сам весь упиздякался, но вышел бы мало того, что победителем, так еще и сытым, ко всему прочему. Поистине впечатляющая способность для него, но весьма трудоемкая способность для того, кому все это белобрысое и бородатое великолепие придется кормить.
Проследив за тем, как последний кусок без лишних прелюдий съедается Беннингтоном, тихо хмыкнула, вернув себе бутыль, которая скончалась уже наполовину - но не страшно, будем считать, что я оптимист, и бутылка на самом деле наполовину полная, - и, не долго думая, приложилась к горлышку губами, запрокинув голову настолько, насколько это позволила сделать спинка дивана, сделав пару больших глотков. Почувствовала, как виски сначала обжигает горло, а затем наполняет жидким огнём желудок - это совсем немного, абсолютно недостаточно, чтобы опьянеть, но необходимый минимум, чтобы расслабиться и отпустить тормоза. Напиваться до невменяемого состояния, когда даже пальцы на руке пересчитать не могла, не сделав при этом порядка полусотни ошибок, я не хотела, но чувствовала непреодолимое желание опьянеть до той степени, когда все, что хоть каким-то образом тревожит и заставляет грузиться, превращается в одно большое нихуя. И шлется, к слову, куда-то в ту же сторону.
Упершись локтем в сидения дивана, чуть подтянулась, приняв более сидячее положение, и, разместив руку теперь поверх горлышка бутылки, что стояла рядом, прикрыла глаза, ощутив, как сознание медленно, аккуратно, словно боясь что-либо нарушить, накрывается опьяняющей пеленой; на выдохе расслабилась окончательно, скривив губы в легкой усмешке, и приоткрыв один глаз лишь тогда, когда почувствовала, как Честер свалился рядом, заставив диван разразиться новой скрипучей тирадой недовольства. Повернула голову, скользнув взглядом по знакомому лицу, задержав его на мужских губах чуть дольше, но буквально в ту же секунду вновь выпрямившись, и торопливо подхватив бутылку, сделала еще пару глотков. Вместе с раскованностью, что дарил алкоголь, в гости наведалась еще и головная боль - стабильное состояние, когда доводилось пить. Болевые ощущения в области затылка сопровождали меня каждый раз, стоило выпить хотя бы стакан какого-либо напитка, по градусам превосходящего воду; это стало настолько привычным и родным, что уделять этому должное внимание я перестала - спасибо гребанной болезни, что напоминает о себе таким способом, мол, не расслабляйся, подруга, я всё еще здесь.

- А если тот мудак тоже того, - задумчиво прищурив один глаз, я подняла свободную руку, и тыльной стороной предплечья уронила её на собственный затылок. - ну, в смысле, переместился в чью-нибудь тушу, или как это называется, - глубокомысленно заметила я, покосившись на Беннингтона. На самом деле конкретно сейчас, находясь в собственной квартире, рядом с бутылкой отменного алкоголя, и в компании сытого, довольного мужчины, который как две капли воды был похож на любимого человека, пусть им и не являлся, я словно вернулась на несколько месяцев назад - в то время, когда чувствовала полную защищенность и домашнюю, уютную атмосферу, даже не ведая о том, что где-то сплошь и рядом творится всякая необъяснимая херня с перемещением сознаний и прочей лабуды. Хотелось, чтобы все так и осталось, но рассчитывать на спокойную жизнь не приходилось, по крайней мере теперь, когда пусть и посредственно, но коснулась обратной стороны греческой монеты. 

- М-м-м.. - многозначительно промычала я, посмотрев на мокрое пятно, красующееся на мужской футболке. - не знаю, - упершись ладонями в округлое ребро дивана, приняла вертикальное положение и, оттолкнувшись, покачнувшись, встала. Лениво перешагнула вытянутые мужские ноги, и ушла к шкафу, забитому одеждой лишь наполовину.
Среди собственного тряпья случайно нашла наушники, который потерялись в самый нужный момент, и которые я вот уже неделю безуспешно пыталась найти где угодно, но не в шкафу; отыскала любимую футболку, которая тоже каким-то неведомым способом отказывалась все это время попадаться на глаза; кажется, если хорошо постараться, можно и вход в Нарнию отыскать, но вот мужской одежды не было. От всего, что некогда принадлежало Джексу, я благополучно избавилась, наивно рассчитывая, что будет легче. Легче не стало, зато местные бомжи, кажется, порадовались манне небесной.
- Проститеизвините, - выпрямившись, и громко задвинув деревянную дверцу, пожала плечами я, повернувшись к Беннингтону. - никакой мужской одежды не завалялось. Сиди мокрый, - вернулась обратно на диван, попутно прихватив вторую бутылку; аккуратно перешагнув через ноги Чеса в обратную сторону - зная себя, и свое нетрезвое состояние, вполне могла и запнуться, - завалилась на соседнее место. - ну или, если хочешь, могу выделить тебе свою футболку. Красавец будешь. Педиковатый, но красавец, - снова повернув голову в его сторону, улыбнулась я, оголив ровный ряд зубов.
Просто к такому меня жизнь не готовила: на то, что Честер будет сидеть, и удобрять не только свою футболку, но и мой диван вискарем, я точно не рассчитывала.