Жить с болезнью, которая медленно, но верно тебя уничтожает, не так уж и страшно, как кажется на первый взгляд. Никаких отличий, между жизнью больного, и здорового человека, в этом случае, я не видела. Лишь периодические боли где-то в районе затылка, эхом проносящиеся по каждому участку черепной коробки, и медленно расползающиеся по всему телу; в большинстве своем, навещающие меня ночью, и прерывающие сон - но ведь любой человек испытывает боль, будь то головная, или зубная, верно? И в такие моменты болезнь словно напоминает, что не стоит рассчитывать на что-либо, загадывать, мечтать, и верить, что в один прекрасный момент что-то изменится - не изменится ничего, а в тот, для кого-то может и прекрасный, момент над головой лишь неумолимо захлопнется крышка гроба, поставив жирную точку в судьбе Октавии Росси.
А что я? Я научилась с этим знанием жить, приняла, как нечто родное и неделимое со мной, смирилась, и для себя решила, что во что бы то ни стало, остатки дней своих, пусть не слишком долгих, и не таких беззаботных, как у некоторых людей, проживу для себя, во имя собственных желаний и стремлений.

Гораздо страшнее жить, когда буквально на глазах теряешь любимого человека, и здесь речь далеко не о закономерной кончине, когда этот самый человек умирает своей смертью, прожив свою жизнь "от корки, до корки", и просто настал тот самый момент, когда кто-то решил, что пора. Речь о более ужасной, жестокой, и, с одной стороны, нечестной смерти, когда просто попадаешь под горячую руку, как в случае с моим женихом. Просто оказались не в том месте, не в то время, и рядом не с теми людьми, хотя того, кто это сделал, человеком назвать можно было слишком посредственно. Внешне - да, но внутренне - с тем упоением, железным хладнокровием, и наслаждением, с которым он это делал, не иначе, чем животным, назвать его язык не поворачивается. И когда эта картина раз за разом всплывает в голове, каждую ночь снится, и день за днем все больше распаляет желание отомстить, перестаешь сопротивляться, ужасаться, напрягаться. Миришься, свыкаешься, и генерируешь в голове план, как эту месть более красочно провернуть, куда пойти, и что сделать, чтобы добиться конечной цели, получив удовлетворение.
Волей-неволей возникает вопрос: - а получу ли я это удовлетворения? Вернуть ведь на круги своя уже ничего не получится, и жениха вернуть не получится тоже.
Ответ один - не важно.

- Октавия? - неожиданно раздавшийся вопрос - который больше звучал, как констатация факта, - доктора вернул меня из пучин собственных мыслей, заставил еле заметно вздрогнуть, и повернуть голову в его сторону. Зачастила я в эту больницу, в свете собственного состояния, при котором требовалось еженедельно появляться в этом, до тошноты надоевшем, месте, потому и большинство врачей знала в лицо, как и они меня. Не стремилась запомнить, как и кого зовут, в какой области специализируется тот, или иной доктор - без надобности.
- Да, я, - нехотя отозвалась, неторопливо поерзав на месте, упершись ладонями в подлокотники, и подтянувшись, принимая сидячее положение - до этого благополучно и комфортно растеклась по стулу, съехав с него до максимума, так, что сидения касалась скорее поясницей, нежели задницей - которая, к слову, примостилась на самом краю, - а шеей упиралась в прохладную металлическую спинку.
Мужчина сел на соседний стул, вытянул из подмышки планшет, на котором была закреплена неплохая такая стопка бумаг непосредственно по моему случаю, и начал неторопливо перелистывать страницы, бегая по тексту взглядом, иногда задерживаясь, и косо поглядывая в мою сторону. Я же, в свою очередь, без особого интереса следила за его действиями, дожидаясь окончательного вердикта.
- В общем, - начал он, не глядя в мою сторону. - никаких значительных изменений в твоем нынешнем состоянии мы не обнаружили - это уже, какой-никакой, плюс. Но, - вот так всегда, никакие хорошие новости не обходятся без этого "но". - сказать, что чаша весов отклонилась в лучшую сторону, я не могу, прости. - доктор как-то неопределенно пожал плечами, и извиняющимся взглядом посмотрел на меня, будто что-либо от него зависело. Глупо немного, но я не стала указывать на это, лишь шумно выдохнула, ухмыльнулась, сказав:
- Ничего нового, понятно, - постукала пяткой по натертому, до стерильной чистоты, кафелю. - спасибо, док.
Мужчина кивнул, ещё раз, зачем-то, извинился, и ушел, снова оставив меня один на один со своими мыслями. Просидев в таком положении еще несколько минут, наблюдая за тем, как из стороны в сторону снуют пациенты, доктора, и иже с ними, уже собиралась уходить, как взгляд зацепился за лицо мужчины, показавшееся мне слишком знакомым. Недолго пришлось копошиться в собственном сознании, чтобы выудить оттуда нужную информацию. Это был тот самый человек, желание убить которого во мне теплится уже довольно долго. Или не он? Сомнений придал ребенок, что был вместе с ним - может ли с виду примерный отец - или дядя, или кто он там ему? - быть безжалостным убийцей. А почему, собственно, нет? Одно другому, в принципе, не мешает. Но бездумно кидаться, ничего не выяснив, я, всё-таки, не хотела.
Отлепившись-таки от стула, я медленным шагом, сунув руки в карманы джинсов, направилась в его сторону. Выждав более удачный момент, когда ребенка на руках не оказалось, я резко ускорила шаг, и будто бы случайно задела мужчину, боднув плечом в плечо.
- Извиняюсь, - натянув на лицо улыбку, самую милую и беспечную, на которую только была способна, заглянула в его глаза. Получила ли я ответы на свои вопросы? Нет. Лишь сильнее загнала себя в тупик, размышляя - он это, или не он. - я случайно. Задумалась немного.

Иногда я откровенно не понимала, какими именно факторами руководствовалась моя память, откладывая в сознании те, или иные моменты. Всегда считая, что природа обделила меня способностью досконально запоминать какие-либо события, будь то неотъемлемо важные - вроде дат рождения близких людей, - или же совершенно никчемные, зацикливаться на которых нет совершенно никакого смысла, спустя несколько дней после того рокового вечера, несколько изменившего моё мировоззрение, когда все сознание заполнилось лишь одним единственным, саднящим, доставляющим немало боли, желанием, я словила себя на мысли, что вопреки собственной не долгоиграющей памяти, отчетливо запомнила человека, который физически рядом не находился, но, крепко вонзившись, занял свое место в моей голове. Мне это не особо нравилось; я желала избавиться от того образа, что раз за разом вырисовывался, стоило закрыть глаза; мечтала, что хотя бы одна ночь пройдет спокойно, в сопутствии с приятным, ничем не обременяющим сном, который позволит хотя бы немного расслабиться, и получить долгожданное удовольствие. Но, нет - каждый день - а если быть точнее, то ночь, - мне снились кошмары: мрачные, тусклые, загоняющие в угол, и заставляющие постоянно просыпаться в холодном поту, как и полагается по всем канонам данного жанра.
Я научилась жить и с этим. Свыклась, и научилась не обращать внимания, словно всё это - то, без чего я не смогу спокойно существовать. Загнусь. Исчезну. Честно говоря, всерьез начала полагать, что, спустя столько времени хождения бок о бок с леденящими душу снами, приснись мне что-то более красочное, яркое, вызывающее непроизвольную улыбку на лице, счастливое и беззаботное - больше шансов, что неожиданное пробуждение будет сопровождаться если не холодным потом, то тяжелым, частым дыхание уж точно. Будто в один прекрасный момент кто-то воспользовался переводным механизмом, и увел рельсы относительно размеренной жизни в сторону полнейшего треша, перевернув всё с ног на голову. Впрочем, этим кем-то и был тот человек, которого я сейчас видела перед собой.
По крайней мере мне так казалось.

- Кофе с виски, но без кофе, - приглушенно повторила я, неотрывно глядя на мужчину, бегая взглядом по его лицу, пытаясь зацепится хоть за что-нибудь, найти хотя-бы маленькую деталь, которая позволит понять, права я в своих суждениях, или нет.
И тут, собственно, пусть и немного, но всё встало на круги своя. По крайней мере в случае с памятью. Я ведь, начиная с сознательного возраста, даже при острой необходимости, с большим трудом запоминала какие-либо моменты, которые, к слову, благополучно забывались уже через пару часов. Что уж говорить о событиях, произошедших, к примеру, несколько месяцев назад, которые вроде бы и надо бы запомнить - но, собственно, зачем запоминать, если можно не запоминать, - если я с трудом могла сказать, что ела буквально полчаса назад. А лицо мужчины, как мне казалось ровно до сегодняшнего дня, запомнилось особенно хорошо, четко, и во всех мелочах - и это немного пугало. Пугало, пока я не начала терзать себя некоторыми сомнениями на его счет, и, между тем, немного выдохнула, поняв, что никаких серьезных изменений с моей памятью не случилось - как была хреновой, так и осталось. Люблю стабильность, знаете ли, ибо она - залог успеха, даже в таких вещах. Иногда лучше что-либо забыть, и забить, чем постоянно помнить, и, медленно, но верно себя изводить.
- Что-что, а инфекции меня не пугают, - хуже уже всё-равно не будет, - усмехнулась собственным мыслям, переведя взгляд на ребенка, мирно восседавшего на руках мужчины, и с особым наслаждением, понятным лишь ему одному, жуя собственный указательный палец. Невольно словила себя на мысли, что они похожи, но тут же легко мотнула головой, "выкинув" оттуда все лишнее. Как-бы надо сосредоточиться.
В любой другой ситуации не стала бы даже и думать, тут же отказавшись, желая быстрее покинуть это осточертевшее место; но ведь шанс, выпавший сейчас, упускать слишком глупо, не так ли?
- Если для извинения требуется всего лишь попить кофе, то я согласна. Люблю кофе. - очередная широкая, старательно выдавленная улыбка, и превосходная ложь - кофе я никогда не любила, всегда считала его слишком горьким, противным, и не несущим никакой пользы, хотя многие пытаются уверить меня в его положительных качествах, вроде тех, которые сулят бодрость духа, и неиссякаемый запас энергии.

Оказавшись в довольно такие приятном месте - что было немного непривычно, ведь мы все еще находились в пределах больницы, - я села за первый попавшийся на глаза столик, упершись согнутыми в локтях руками в светлую, до блеска натертую, поверхность. Единственное, что отличало конкретно это место от любого другого подобного ему - снующие в медицинских халатах люди, и немного неприятный запах, присущий всем, без исключения, клиникам, смешанный с не менее неприятным запахом кофе, отчего становилось немного не комфортно. Но я, как требовала того душа, старательно это скрывала, расслабившись, и всё с той же легкой улыбкой глядя на мужчину.
- Так что, извинения приняты?

Удобно примостив свой прекрасный зад на стуле, я сцепила руки в замок, уперлась в них подбородком, и устремила задумчивый взгляд в окно, по ту сторону которого торопливо бежали люди, большие скопления которых я искренне ненавидела, но в силу некоторых обстоятельств, приходилось раз за разом терпеть - вот, например, как сегодня; яркое, весеннее солнце непоколебимо заняло свои позиции, проникая своими настырными лучами в каждый уголок, согревая ещё не до конца успевший проснуться город. От любования открывающимися видами за окном - которые, на самом деле, были не ахти, - меня оторвал громкий хлопок, заставивший чуть вздрогнуть, и перевести взгляд. Как оказалось, всего лишь развлекался малой, которого мужчина благополучно усадил на стул по левую сторону от меня. Весело дергаясь на стуле, он периодически звонко ударял ладонями по столешнице, при этом заразительно, искренне, без присущей взрослым людям наигранности, улыбался. Заставил улыбнуться и меня. Раньше я никогда не встречалась с детьми, особенно такими маленькими, лицом к лицу. А если и доводилось, то надолго я не задерживалась, предпочитая в срочном порядке покинуть помещение, куда привели крикливых, назойливых, и до жути утомляющих заготовок взрослого человека. Сейчас же, глядя на беззаботные манипуляции мальчишки, невольно словила себя на мысли, что некоторые дети не такие уж и ужасные. Конкретно этот чем-то мне нравился, притягивал, располагал к себе, что-ли. Даже не смотря на то, кем, по моему мнению, являлся его отец.
Кстати о нём.
Долго оглядывать помещение не пришлось: широкие плечи мужчины очень рьяно выделялись на фоне всеобщей облаченности в белые больничные халаты. Скользнув медленным, ленивым, отчасти незаинтересованным взглядом по статному, подтянутому телу, к своему же удивлению поняла, что мужчина хорош. Внешними данными не обделен, и глупо было бы с этим спорить. Даже мне - человеку, который искренне желает ему смерти. Если, конечно, мои домыслы будут верны. Собственно, для этого я сюда и приперлась, заглушив собственную нелюбовь к кофе, и подобным заведениям.

Перед носом появилась кружка с горячим напитком, запах которого уже вызывал во мне какие-то противоречивые чувства: с одной стороны я как и прежде не питала любви к кофе, и желания начинать это делать на горизонте не появлялось; с другой стороны, если немного углубиться в эту ситуацию, и взять в расчет тот факт, что я всё ещё здесь, сижу и стоически терплю - хотя не привыкла это делать, пусть даже для достижения каких-либо целей, - то можно предположить, что ненависть к данному напитку не такая уж и непрогибаемая. В общем, странно всё. И ощущения странные. И обстановка странная. И разбавляется всё это лишь заливистым "улю-лю" ребенка, которого, судя по незаинтересованному виду, совсем не волнует, что отец распивает кофе с какими-то левыми бабами. Хотя, в годовалом возрасте вообще мало что может волновать, и этому-то я, в некотором роде, завидую.
- А у нас свидание? - вскинув бровь, и подняв, до этого упирающийся в кружку, и разглядывающий, как блеклый пар исходит от горячего кофе, взгляд на мужчину, поинтересовалась я, задав вполне резонный вопрос. Судя по его расслабленному виду, несложно предположить, что ничего особенного в этой ситуации он не видит: совершенно не важно, что рядом сидит ребенок, который, по законам жанра, не должен вписываться в атмосферу свиданий.
До статуса примерного семьянина этому человеку далеко.
А я что? В любой другой ситуации незамедлительно послала бы прямиком в недра семейной жизни, озвучив логичный и ожидаемый отказ выпить кофе без кофе, не желая погружаться туда, куда погружаться, в принципе, не стоит, и нет смысла. Но Честер - это немного другой случай.
Возможность, которая выпадает не так часто, и которая позволит мне всё узнать. Тем более, что он сам изъявил желание познакомиться более досконально.
- Ты так уверен, что в них, - кивнула на хот-дог, усмехнувшись. - есть инфекция? Тут же перевела взгляд на собственные кексы, любезно купленные мужчиной, и к которым тянул руки ребенок. - Октавия, - спустя несколько секунд молчания, и верчения в руках собственной кружки, представилась я. К напитку, тем временем, так и не притронулась. Медлила, тянула время как могла, лишь бы не пить кофе, хотя бы потому, что он всё ещё был слишком горяч. Прям как мужчина, сидящий напротив, но подобные мысли я умело игнорировала, будучи не привыкшей к восхищению теми, кого знаю от силы десять минут. - И что подразумевается под детальным знакомством? Выложить тебе всю свою подноготную? Прости, не могу. Вдруг я маньяк.. - слабо прищурившись, и криво улыбнувшись, я отставила кружку чуть в сторону, и уперлась скрещенными руками в стол, подавшись чуть вперед, и перенеся на них вес собственного тела.
Странно, но меня совершенно не волновал тот факт, что Честер может быть женат. Задерживаться в его жизни надолго я не планировала, потому и отдаваться терзаниям, вроде тех, когда - "у него семья, ребенок, куда ты лезешь", я не собиралась. Выясню то, что хочу выяснить, подтвердив, либо опровергнув догадки, а дальше будет видно.
Правда понимание, что легко и просто всё разузнать не получится, очень четко вертелось в голове. Но опускать руки не в моих правилах. Тем более в этом случае.

Собственно, мне было не так уж и важно, к чему именно можно было приравнять наши совместные посиделки в этом относительно уютном месте, потому на ответ мужчины я лишь косо усмехнулась, вернулась в исходное положение - вновь откинулась на спинку стула, опустив взгляд вниз, и вцепившись им в напиток, который, от легкого покачивания стакана, ударялся о бумажные стенки. Пришлось всё-таки себя пересилить, и сделать один небольшой глоток. Горько. Не вкусно. Противно. Но, признаться честно, неплохо согревало, привнося при этом свою мизерную, но всё-таки долю наслаждения. Плюс одна монета в копилку напитка, в котором, как я считала раньше, и упорно продолжаю делать это сейчас, не было абсолютно никаких положительных качеств.
- Твои попытки казаться культурным, со стороны выглядят как-то немного несуразно, - честно призналась я, хотя хорошо его понимала - сама тщательно старалась фильтровать речь, дабы не проскользнула пара нецензурных выражений. Не самое приятное впечатление складывается при первом знакомстве, когда в предложении из десяти слов, как минимум четыре - мат. Особенно со стороны девушки.
Долгие годы тренировок, мать вашу. Очень долгие.
Если в детстве я могла назвать обидчика не иначе, чем - дурак, то в более сознательном возрасте, когда круг общения расширяется и в него приходят личности, далекие от представлений адекватного человека, то дурак - это слишком снисходительное ругательство. Куда лучше до человека доходит, если: - да пошёл ты нахуй, тварь ебаная.
Потому я частенько, раньше, нет-нет, да и да. Материлась, то есть. Сложно сохранять невозмутимость, и подбирать цензурные слова, когда мат гораздо ярче и красочнее донесет до собеседника всю суть, заставив, при этом, запомнить некоторые момент особенно хорошо. К чему тогда лишний раз распинаться и искать подходящие слова, когда есть красивые, выразительные, доходчивые маты, правда?

- Мать была с фантазией, - пожала плечами, ответив на вопрос мужчины по поводу имени. Сама никогда не задумывалась, насколько странным оно было, но частенько ловила на себе удивленные взгляды тех, кому меня представляли, или кому представлялась сама. Если в Италии, где мне посчастливилось - что является, если честно, несколько сомнительным счастьем, ведь пожить толком там так и не удалось, - родиться, данное имя и является нормальным, то за пределами - в частности, в Коста-Рике, - меня стабильно требушили подобными вопросами. - видимо тоже фанатела по Спайдермену - в целом, и по осьминогу -в частности. А у тебя фишка такая, всем новым знакомым прозвища придумывать? - линия рта растянулась в привычной ухмылке, а взгляд вновь устремляется в сторону мужчины, который с чувством, толком, и расстановкой начал жевать хот-дог. Я же, в свою очередь, сделала ещё один небольшой глоток кофе, и даже не поморщилась, что в моём случае является огромным достижением. К кексам так и не притронулась - не потому, что боялась чем-то заразиться, а скорее потому, что просто не хотела.

Ребенок, до этого мирно сидящий на своём месте, и попивающий сок, словно поняв, что "мелкая придурь" - это про него, что-то невразумительно провякал, и резко дернул руками, в которых находился пакет с напитком, вверх, отчего последний, не выдержав подобного обращения, взял да и выплеснулся прямиком на Честера.
Наблюдая за всей этой картиной, я сама не заметила, как, в несвойственном для себя жесте, весело улыбнулась, впервые задумавшись о том, что дети бываю очень даже забавными - но лишь тогда, когда не свои.
- Ну, на гречанку не похожа, да - потому что родилась в Италии. Жила в Коста-Рике, училась плохо, вела себя не лучше, словом, не создавала впечатление примерного ребенка, и типичной девчонки. В один прекрасный момент, каким-то ветром мою задницу занесло сюда, в Грецию, - коротко повела плечом, мол ничего особенного в моей жизни не происходит, и вообще личность я скучная, и ничем не примечательная. - последнее время головные боли мучают, поэтому пришлось навестить некоторых врачей. Рассказывать про неизлечимую болезнь каждому встречному я не привыкла. Приятно, конечно, когда жалеют, сострадают, и всё такое прочее, но, как правило, таких людей очень ограниченное количество. Остальным же попросту на это плевать. Честеру - тем более. По крайней мере мне так казалось.
- Давай, - махнула рукой, тут же шумно опустив её на стол, и слабо хлопнув. - поведай мне свою увлекательную историю о насыщенной жизни. Уверена, что она у тебя намного интереснее. - покосилась на ребенка, как-бы говоря взглядом, что наличие спиногрыза подразумевает под собой какой-нибудь крутой, душещипательный рассказ. К тому же, чем больше фактов узнаю сейчас, тем проще будет потом. Наводить справки, и поднимать свои немногочисленные связи, придется долго и упорно.

- Вышивать и зашивать крестиком - это мощно, - отозвалась я, продолжая покручивать бумажный стакан в руках, чувствуя, как теплота постепенно уходит, превращая и без того невкусный напиток в какое-то отвратное поило. Стоило сделать один глоток, успевшего остыть, кофе, как тут же непроизвольно поморщилась, тихо фыркнула, и брезгливо отставила всё это дело куда подальше.
Сейчас бы очень кстати пришлись слова Честера, сказанные ещё в коридоре клиники - кофе с виски, но без кофе. Пожалуй, единственным напитком, который я любила - помимо согревающего, вкусного при любых обстоятельствах, чая, ибо его заливала в себя нещадными количествами, - был именно виски. К тому же, если брать в расчет мое не самое идеальное здоровье, и бесконечные запреты врачей, утверждающих, что алкоголь пагубно влияет на моё, и без того нестабильное, состояние, отражаясь на общем фоне крайне отрицательно - то предпочтение расслабиться в компании янтарного напитка, нежели чего-либо другого, возрастало до небес. И тут главную роль играет не столько протест в следствии поставленных ограничений - которые я, как и любой другой нормальный человек, не люблю, - а, скорее, желание доказать, что даже не смотря на бесконечные - "ты же понимаешь, что всё это плохо кончится?", я продолжаю жить, пить, и топтать землю.
Да и вообще, все мы, рано или поздно, сдохнем, поэтому лишать себя таких приятных вещей, как алкоголь, я не собиралась.

Собственно, на этом наше совместное времяпрепровождение в пределах этого кафе закончилось, потому как у мужчины настойчиво зазвонил телефон, и звонящий явно не собирался отступать, пока Честер не ответит. Я, тем временем, непоколебимо восседая на стуле, и глядя на снующих туда-сюда людей, впервые за последние несколько часов задумала о том, что делать дальше. Не в каких-то глобальных масштабах, а в рамках сегодняшнего дня. Оставаться здесь не видела смысла, так как мужчина, поспешно собравшись, и не забыв выудить номер телефона, который я, зачем-то, продиктовала, свалил в неизвестном направлении.
Просидев ещё несколько минут, помешкавшись, лениво поднялась, и, не менее лениво, покинула клинику.

Несколько дней прошло с момента нашей встречи, и всё это время я пыталась найти хоть какую-то информацию по поводу Честера. Хорошо, когда есть друзья, способные в этих поисках помочь - наверное. Сама не могла похвастаться такими знакомствами, потому как за время, проведенное здесь, успела познакомиться лишь с соседкой преклонного возраста, которая периодически приглашала меня отведать своего фирменного пирога. Ну и врачи, знакомству с которыми я была не особо рада, но приходилось терпеть.
А ещё приходилось всё искать, и делать самой.
Наверное поэтому я не долго поддавалась сомнениям, когда телефон отчаянно заорал, оповещая о входящем звонке, и подозрительном, неизвестном номере, высветившемся на дисплее. Мужчина на том конце явно знал, кому звонит, и что следует сказать, чтобы заинтересовать, и не услышать монотонные гудки после своей пламенной речи. Если длительное, не особо любезное приведствие я слушала без особого интереса, то после упоминания о Беннингтоне, сосредоточилась, и попыталась вникнуть. Сомневалась, конечно, но подобные шансы, когда человек сам предлагает помощь, упускать было бы слишком глупо и безрассудно.

- То есть, - начала я, недоверчиво косясь на мужчину лет этак сорока, деловито восседавшего в кресле напротив, и пристально за мной наблюдавшего. - я должна просто позвонить ему, и сказать, что меня похитили? А ничего, что мы знакомы от силы несколько дней? - вскинув бровь, задала вопрос, на который хотела, блять, знать ответ, потому что херня это какая-то, а не гениально выстроенный план.
- Ты же хочешь ему отомстить? - спокойным, несколько холодным тоном ответил вопросом на вопрос мой собеседник, сцепив руки, локтями которых упирался в подлокотники, в замок. - Тебе всего лишь надо сыграть роль заложницы, а дальше уже мои проблемы. - его губы растянулись в странной, несколько неприятной ухмылке, а во взгляде темных, практически черных глаз, отчетливо читалась ненависть, которую он питает, похоже не только к Честеру, но и ко всему миру в целом. Меня это немного пугало, и отталкивало, но желание добиться цели, ради которой, по большому счету, я и осталась в Греции, решив повременить с отъездом на родину, было сильнее.
Взяв в руки телефон, который был любезно предоставлен мужчиной, и пробежав взглядом по знакомому номеру, немного замешкалась, прикусив губу. Какое-то странное, двоякое чувство зародилось в душе, и отчаянно пыталось обратить на себя внимание.
Глубокий вдох, протяжный выдох, и, нахмурившись, всё-таки нажала на кнопку звонка. Несколько длинных гудков, непомерным звоном раздавшихся в сознании, и знакомый голос.
- Честер, - неуверенно начала я, часто и прерывисто дыша, мастерски изображая испуг - благо с актерскими навыками проблем никогда не было: достаточно часто приходилось показывать поддельные эмоции для достижения каких-либо целей. - я... они.. они похитили меня, и хотят, чтобы ты появился.. - мужчина, до этого спокойно наблюдающий за разворачивающейся картиной, неожиданно подался вперед, вытянув из моих рук  мобильник, и показательно пошумев. Зачем? Хер его знает, типа так надо.
- Беннингтон, старый друг, - хрипло, самодовольно произнес он, пристально глядя в мои глаза, отчего снова стало не по себе, и я незамедлительно отвела взгляд, откинувшись на спинку кресла. - ты ведь не хочешь, чтобы твоя подружка пострадала? Знаю, что не хочешь. Тогда, подозреваю, тебе следует поторопиться.. не ограничиваю по времени, но, сам понимаешь, долго ждать не буду.. - на этом пламенная речь подошла к концу, и мужик бросает телефон на небольшой журнальный стол, вновь приковывая к себе мое внимание.
- Сомневаюсь, что он поведется на этот цирк, - скептически пробурчала, скрестив руки на груди, и продолжив хмурить брови, разумно понимая, что бред это всё, и никакой здравомыслящий человек не помчится бросаться на амбразуру, защищая относительно незнакомого человека. Разве что какой-нибудь Бэтмен, стремящийся помочь каждому обиженному и оскорбленному. Но Честер не создавал впечатление человека, который творит благие дела, переводя бабушек через дорогу, и снимая кошек с веток деревьев. Он, блять, и глазом не моргнул, убив невинного человека в лице моего жениха, и, как-бы, очень глупо рассчитывать на благие деяния в мою сторону.
- Не сомневайся.. кстати, - немного помолчав, мужчина добавил. - тебе придется немного пожить здесь.
Вот это мне не особо нравилось - не привыкла я ночевать где-то, где не дом, и не своя любимая кровать. Но выбора особо не было, сама согласилась на этот спектакль, а жить у себя в квартире, когда тебя якобы похитили - ну это совсем идиотизм.
- Виски то хоть есть?
Нет, а почему бы, собственно, и да.

Как-то всё слишком гладко развивается - эта мысль не давала покоя, лениво копошась где-то на задворках разума с той самой секунды, как мой прекрасный зад приземлился на гладкую поверхность немного неудобного стула в том кафе. Если неожиданную встречу с Честером в пределах клиники можно было списать на случайное стечение обстоятельств, которые имеют место быть в жизни каждого, то та последовательность действий и событий, которые следовали одно за другим дальше, подталкивая меня в, якобы правильном и нужном, направлении, заставляет невольно задуматься - а не то ли это затишье, после которого обычно следует буря, безжалостно уничтожающая всё на своём пути?
Хотелось бы верить, что нет.
Откинувшись на спинку кресла, с которого так и не удосужилась сдвинуться, я сверлила пристальным, недоверчивым взглядом мужчину, который ещё с несколько секунд просидел на своем месте, пронзительно глядя на мобильник, и о чем-то думая, после чего молча, и всё с тем же неизменным спокойствием, поднялся, упершись, предварительно, руками в подлокотники и ловко оттолкнувшись. Куда-то ушёл, а я.. а что я? Я так и осталась сидеть, раз за разом перекручивая в голове мысли, затертые практически до дыр, но так и не стремящиеся собираться в единый пазл. Грани не те. События не те. Всё не то. Это ли не тревожный звоночек, которому следует уделить внимание, и насторожиться?
Хотелось задать мужчине, только что покинувшему комнату, один единственный вопрос, ответ на который я ждала в более развернутой форме, ведь ранее, попытавшись узнать, откуда он прознал о всех мои мотивах по поводу Беннингтона, получила весьма неполноценный ответ: - у меня свои связи.
Связи, как говорится, связями, а ясности это не прибавило, ровно так же, как и спокойствия, которое сейчас было каким-то слишком востребованным для моей расшатанной душевной организации. Если до звонка, и назначенной встречи я была четко уверена в правильности своих действий, то сейчас всё острее ощущала всю абсурдность ситуации, и некоторые неоднозначные мысли насчет своего нового знакомого. Подозрительно спокоен он был, словно всё это - давно распланированный, и разложенный по полочкам план. И это загоняло меня в тупик ещё больше, потому как свои собственные планы напоминали теперь ни что иное, как один большой ком непонятно чего.

- Твой друг появился, - Господи, вот кому-кому, а этому мужчине спокойствия было не занимать. Его размеренный, хрипловатый голос резанул тишину, словно идеально наточенное лезвие ножа, заставив меня вздрогнуть и поднять взгляд. В руках его удобно расположился пистолет, скрыть от моих глаз который он даже не пытался - тут напряжение, словно по щелчку пальцев, наведалось ко мне в гости, и, честно говоря, я не особо была этому рада. Сердце предательски пропустило несколько ударов перед тем, как заметно ускорить свой ритм, глухими ударами отдаваясь куда-то в область висков.
Я ведь ждала этого момента несколько месяцев. Всеми фибрами медленно чернеющей души желала отомстить. Вонзить нож. Причинить боль, которая во стократ окажется сильнее той, которую "посчастливилось" испытать мне. Тогда почему сейчас так страшно? И страшно ли за себя?
Проследила за мужчиной, который гордо прошествовал, и встал позади кресла, в котором сидела я; и вновь воцарилась гробовое молчание, разбавленное лишь шагами, которые слышались не так отчетливо, но всё-таки слышались. Медленно, не спеша выпрямившись, и поднявшись, я неловко переминулась с ноги на ногу, и встала чуть поодаль, упершись спиной в спинку дивана с обратной стороны.
Как только в поле зрения появился Беннингтон, меня посетили какие-то двоякие чувства: с одной стороны - мне должно быть сердечно похер на то, какие терки между мужчинами будут происходить, и в следствии чего они возникли; я вообще здесь лишь для того, чтобы наконец-то прочувствовать всю прелесть долгожданной мести, и испытать облегчение, отпустив всю эту ситуацию. С другой стороны - собирается ли эта ситуация отпускать меня? Перехватив взгляд Честера, не менее спокойный, но более хладнокровный, я, почему-то, виновато опустила голову, бесшумно выдохнув. Понимание, что ненависть к этому человеку немного притупилась, беспокойно роилось в сознании, и всё это было следствием одной простой причины - Беннингтону понадобилось всё три блядских часа, чтобы отыскать нужный адрес и приехать. Я бы совсем этому не удивилась такой расторопности, если бы мы были знакомы более плотно, но на деле наше знакомство ограничивалось, от силы, часом, и, тем не менее, Честер появился, а не спустил всё это на тормозах, послав нахуй, мол "вляпалась - выпутывайся сама". И это рвение помочь практически незнакомому человеку очень рьяно противоречило моему, сложившемуся и успевшему устояться, мнению насчет безжалостности и жестокости, присущей ему.

На реплику Чеса, мужчина лишь гортанно рассмеялся, скрестив руки, на груди, не поскупившись, между делом, на демонстрацию оружия.
- То, что ты Хранитель Ареса, отнюдь не делает тебя всемогущим, - эти слова заставили меня, всё ещё изучающую линии и изгибы рисунка на паркетной доске, поднять голову, упершись взглядом в широкую спину Честера, за которой я сейчас стояла. - Лекс, если тебе о чем-то это говорит. - губы мужчины растянулись в какой-то ядовитой ухмылке, а глаза немного устрашающе блеснули, когда я словила на себе его взгляд. - Знаете, зачем я собрал всех нас здесь? В первую очередь, чтобы столкнуть лбами вас. Мне не стоило больших трудов заманить сюда девчонку, но, признаться честно, не думал, что тебе понадобится так мало времени, чтобы примчаться на помощь той, которая искренне желает твоей смерти. - вот тут ахуела, пожалуй, не только я. И всё неожиданно встало на свои места, собралось в единый пазл, и показало мне единую картину - Лекс, как оказалось, изначально не собирался помогать мне, а лишь воспользовался моей ненавистью, чтобы... что? Настроить теперь Беннингтона против меня? Возможно. И похоже, что у него это получилось. - Могу развеять некоторые твои сомнения, - мужчина отклонился чуть в сторону, вскинув бровь, и окинув меня взглядом. - это был действительно он. - вернувшись в исходное положение, то есть выпрямившись, он сделал короткий шаг назад, опуская руки, но продолжая пристально смотреть то на меня, то на Честера. - А теперь, думаю, вам есть, что обсудить. Не вздумайте заляпать кровью ковер. - направив дуло пистолета в нашу сторону, мужчина как-то гаденько ухмыльнулся, и всё с тем же непоколебимым спокойствием, что и раньше, вышел из комнаты, оставив нас один на один.
И что дальше? Как выкручиваться, и если ли вообще в этом смысл?
Сдвинув брови к переносице, я поджала губы, глядя не столько в спину Честера, сколько куда-то сквозь нее. Повисшее в воздухе напряжение не предвещало ничего хорошего. Молчание - тоже. Не решалась ничего сказать лишь потому, что не знала, что именно надо говорить, и стоит ли вообще как-то оправдываться, когда всё итак яснопонятно.
Вот он, тот тупик, который теперь больше казался какой-то бездонной пропастью, в которую я сама же себя и толкнула.

Я прекрасно знала о таком неприятном, саднящем, пожирающем изнутри ощущении, как предательство. Оно не щадит, не дает поблажек, и, зачастую, сваливается на плечи тяжелым, вдавливающим, и склоняющим к земле, грузом - и разницы нет, мужские это будут плечи, сильные и волевые, или же хрупкие женские - свалится в едином эквиваленте и на те, и на другие, и будет давить, уничтожать, двадцать четыре на семь заставлять чувствовать, как где-то в области между лопаток зияет рана, невидимая, достающая до самой души, и причиняющая боль во стократ сильнее, чем если бы была нанесена реальным оружием.
Мне, по счастливой - а может и не очень, - случайности, сталкиваться с предательством лицом к лицу не приходилось, потому и сказать, насколько сейчас было тяжело Беннингтону, не могла. Я всю свою жизнь пыталась абстрагироваться от лишней информации, что исходила от людей, которые вертелись где-то поблизости; пытались приплести меня, давили на жалость, рассказывали, насколько это ужасно и не по-человечески, но я не зацикливалась, потому как хватало своего дерьма, творившегося в жизни. Чужого, извините, не надо. Не подпускала к себе людей, которые могли бы помочь в полной мере ощутить, какого это - получить нож в спину. Не подпускала к себе людей, в принципе. Старалась ни с кем не сближаться, ни к кому не привязывалась сама, и точно так же, в равной степени, не позволяла никому привязываться к себе. Так было проще и спокойнее.
Возможно, если бы хоть единожды довелось испытать нечто подобное, то сейчас я не металась бы по собственному сознанию, пытаясь отыскать там ответ на вопрос: "какого сейчас Честеру?". И вообще, хотела ли я это знать? Спроси меня об этом пару недель назад - и я не задумываясь, не колеблясь ответила бы: - мне плевать. Сейчас было плевать чуточку меньше, но я предпочла не зацикливаться на излишних раздумьях, так как сама же, по своей глупости и безалаберности, попала в ту же ситуацию, оказавшись буквально между двух огней.
С одной стороны был Беннингтон, который теперь явно не питал ко мне положительных чувств, и если не убьет сразу - уже неплохо. С другой стороны был тот мужик, мотивы которого мне до сих пор были непонятны, но ничего хорошего ожидать не приходилось. Как в самых каноничных фильмах, да и во всех фильмах в целом - второстепенные герои умирают первыми, так и в той ситуации, в которой волею судьбы мы с Честером оказалась, именно я была тем самым второстепенным героем.

Оглушительный, звонкий удар, и звук гнущегося металла, разорвавшие царящую тишину, словно листок податливой, непрочной бумаги, заставили меня резко поднять взгляд, зацепившись сначала за широкие мужские плечи, а замет уже метнуть его к вмятине на двери. Зная о Хранителях, и прочих прелестных созданиях несколько посредственно, я невольно задумалась - а не слишком ли опрометчиво поступила, решив полезть на рожон в попытках убить того, кто с легкостью и непринужденностью может заставить прочную железную дверь погнуться, жалобно заскрипев.
Пыталась не подавать виду, но действительно боялась. Понимала, что сама же себя в эту клетку загнала - и тут имеется ввиду не конкретно эта комната, что была сродни клетке, а, скорее, ситуация в целом, - и от этого становилось ещё страшнее, ведь как найти выход, если никак? Остается надеяться лишь на удачу, которая не очень то удостаивала меня своим присутствием. А ещё можно было бы понадеяться на Честера, которого всё это не радовало ровно столько же, сколько и меня, и который отчаянно пытался найти любой путь на свободу, в то время как я продолжала стоять у дальней стены, упершись в нее лопатками, и кидать в сторону мужчины короткие, безэмоциональные взгляды.
Не решалась что-либо говорить, да и, в принципе, что тут скажешь? Но хотелось расставить все по своим местам, хотя бы. Упираться рогами в землю, и продолжать гнуть линию, по которой самым оптимальным вариантом будет смерть Чеса от моих рук - было бы слишком глупо. Но выяснить всё, те мотивы, которыми он был движим, когда так безжалостно убивал на моих глазах человека, который по-настоящему был мне дорог, всё же хотела.

- Не обязательно всё здесь крушить, - тихо прохрипела я, проследив взглядом за падающей на пол штукатуркой. Старательно пыталась сделать голос как можно спокойнее и незаинтересованнее, но получилось с трудом - он всё-равно предательски дрогнул. Беннингтон слышать не собирался, ровно так же, как и прислушиваться, потому продолжил своё занятие. А что оставалось делать мне? Стоять и смотреть, как от очередного сокрушительного удара мужчины, стена податливо развалится, а вслед за ней порушится всё остальное, потому что вся эта архитектурная прелесть не внушала должного доверия, и непробиваемой прочности. Перспектива оказаться погребенной заживо, как-то совсем не прельщала. - да хватит, - не выдержала, оттолкнувшись от стены, и в несколько размашистых шагов оказавшись рядом с Честером; ухватилась за край рукава, и отдернула его от стены, между тем встав прямо перед ним, лицом к лицу. Видела, как в его потемневших глазах плескалась ненависть, а дыхание стало чаще, и громче. Видела, как сжалась кисть в кулак. Видела, но не сдвинулась с места, потому как робостью никогда не отличалась.
- Если ты весь такой мощный и бесстрашный, - кивнула в сторону двери, на вмятину. - то почему бы тебе просто не свернуть тому мужику шею? - в этот момент будто что-то внутри щелкнуло, переключилось, отчего челюсть невольно сжалась, а на лице появился недобрый оскал. - Так же, как сделал это пару месяцев назад, без особого труда убив случайного прохожего. Сказать тебе, почему я всё это время хотела убить тебя? - оскал исчез, уступив место холодному, неприветливому, ненавидящему взгляду. - Потому что тем случайным прохожим был мой жених, которого ты, Беннингтон, убил на моих глазах. - не знаю, что именно повлияло на меня сейчас, когда время было не совсем для выяснения отношений, но эта гребанная ситуация напрягала, бесила, заставляла злиться, и желать побыстрее всё разложить по правильным полкам.
Сжав руки в кулаки, я ощутимо ударила Честера в грудь, отталкивая от себя. Дыхание моментально участилось, сердце бешено заколотилось, стараясь вырываться за пределы грудной клетки, а глаза неприятно защипало от слез, которые приходилось умело сдерживать - не впервой, впрочем. Не хватало сейчас поддаться эмоциям, которые выбивали из колеи, и не несли за собой никакой помощи.

Отредактировано Octavia Rossi (16.09.2016 22:11:01)

Решительно и уверенно стоя перед мужчиной, который способен легким движением руки свернуть мне шею, не замешкавшись ни на секунду, я неотрывно следила за его взглядом, в котором отчетливо виднелась отрешенность и железобетонное хладнокровие по отношению ко всей этой ситуации - в целом, и направленное непосредственно в мою сторону - в частности. И я прекрасно понимала, что все те негативные эмоции, что сейчас бушуют внутри напряженного, взвинченного, и желающего поскорее отсюда убраться, мужчины - имеют место быть на законных основаниях. Возможно где-то на задворках собственной души я могла бы отыскать какие-либо оправдательные слова тому поступку, который когда-то совершил Беннингтон, но пути к тем задворкам оказались слишком тернистыми, поросшими высоким бурьяном, и с первого взгляда непроходимыми - да и соваться туда, впрочем, не было ни сил, ни желания.
Все эти два месяца, что длились безжалостно долго, темным шлейфом тянулись за мной, куда бы я не пошла, и что бы я ни делала; свербящее желание отомстить за причиненную боль, и получить, наконец-таки, долгожданное облегчение, раз за разом заполняло сознание, оттого я не опускала руки, хотя несколько раз пыталась пустить всё на самотек. Теперь, находясь лицом к лицу перед человеком, которому искренне желала смерти всё это время, и улавливая еле заметный, тлеющий уголек раскаяния в его темных глазах, я почувствовала, как высокая и нерушимая стена моей уверенности в правильности собственных действий и мотивов, пала, словно блядский карточный домик, на который подул слабый порыв ветра.
Если буквально несколько часов назад я пребывала в стойком понимании, что мне удалось смириться с той невыносимой болью, и научиться с ней жить, точно так же, как научилась жить со страшным диагнозом, то сейчас в моей голове, роем назойливых мух, вопреки всему, жужжала одна единственная мысль: а не станет ли мне больнее, вместо желаемого облегчения?

- Тебе жаль? - переспросила я, продолжая всё так же смотреть на Честера, который в мою сторону теперь не смотрел. Это ли я хотела услышать от него? То, что ему жаль? Вряд ли. Но тогда сам собой назревает вопрос: каких тогда слов я ожидала? Честно говоря, сама не знала. Мне не стало легче от того, что где-то в глубине души - которая, как оказалось, всё-таки есть, - мужчина сожалеет о содеянном, ведь это ничего не меняет, и жизнь дорогого человека мне не вернет. Но теперь, когда некоторые мысли нашли нужные полки, я отчетливо осознавала, что и убийство во имя мести не вернет жениха тоже. Тогда есть ли смысл бередить былые раны, ворошить прошлое, с которым я научилась жить, пытаясь найти ответы на те вопросы, о которых впору просто забыть?
Я не понимала, что делать дальше, ровно так же, как не понимала и то, каким образом поступить в сложившейся ситуации. Но одно я знала точно: Честер прав, и мы оба погрязли в одном болоте. Значит, и выбираться придется вместе. А там уже, скорее всего, в срочном порядке следует собрать те немногочисленные вещи, что имелись на данный момент, и вернуться на родину. Или нет. Не важно, куда угодно, лишь бы не оставаться здесь.
- Да, мне тоже жаль, - к чему были эти слова, я не знала. Возможно, мне было жаль, что в следствии своей же безалаберности, оказалась в этом треклятом месте. Возможно, было жаль мужчину, который оказался втянут во всё это - опять же в следствии моей безалаберности. А может мне просто было жаль, что сейчас нет какого-нибудь вкусного бургера, который был бы очень кстати.
Измучено выдохнув, и скривив линию рта в непонятной ухмылке, я обогнула Честера по правую сторону, и неторопливым шагом прошла к тому старому, потертому, и выцветшему креслу, на котором ранее седел тот мужик. Мебель отозвалась жалобным, обреченным скрипом, когда я разместила на нем свой прекрасный зад. Закинула, и свесила одну ногу с подлокотника, и устало закрыла глаза. Ситуация, в которой мы оказались - изматывала. Мысли, что роились в голове, изматывали во стократ сильнее. А выхода не было, ровно до того момента, пока в пределах этой комнаты не появится самоуверенное лицо Лекса.. или как его там звали?

Собственно, последний не заставил себя долго ждать. Тишина, напряженная и вязкая, что царила в комнате, в какой-то момент разбавилась шагами, тяжелыми и уверенными. На секунду стихли у двери - видимо оценивал нанесенный Беннингтоном ущерб, ведь вмятина, без сомнений, прекрасно была видна и с той стороны.
- Как-то тихо у вас, - раздался голос по ту сторону двери, явно ухмыляющийся, и самонадеянный. - где крики, ругань, и проклятия? - замок выжидающе щелкнул, оповещая о том, что мужчина собирается войти. Скинув ногу с подлокотника на пол, отчего подошва глухо ударилась о твердую поверхность, я немного встрепенулась, переведя взгляд на Беннингтона - всё такой же напряженный и хмурый.
- Я надеялся, что один из вас, к моему возвращению, будет уже мертв, - не унимался Лекс, уверенной походкой войдя в комнату. - честно говоря, рассчитывал, что это будешь ты. - он повернул голову в мою сторону, направив, вместе с этим, на меня дуло всё того же пистолета. - Но нет, так нет. Придется самому.
Инстинкт самосохранения отчаянно вопил, что надо скорее что-то сделать, предпринять какие-либо действия, что-бы спастись, но я старательно это игнорировала, понимая, что дельного из этого ничего не выйдет. Из нас троих, слабым звеном была, пожалуй, именно я, потому как никакими сверхъестественными способностями не обладала; Честер, как оказалось, возымел в своем арсенале немалую силу; что за фрукт Лекс, было известно лишь ему самому. Отсюда и логически правильные мысли: я не могу сделать ровным счетом ничего, кроме как сидеть, и наблюдать за разворачивающейся картиной, надеясь, что в следующую секунду не словлю пулю.
Не боялась, нет.
Привыкла жить с мыслью, что любой момент может оказаться последним, и совершенно неважно, что это будет: простой поход в магазин за хлебом, смерть во сне, или же безжалостный свинец.
Просто рассчитывала, что, всё-таки, не сегодня.

Каждое постукивание пяткой начищенного до блеска ботинка, каждый удар подошвы о грязный пол, отдавались в сознании неприятным, тянущимся треском, раздражая и выводя из себя: будто кто-то, в выходной день, в шесть утра решил начать сверлить несносную стену над самым ухом, осыпая близлежащую территорию - и тебя вместе с ней, - бетонной пылью, что норовит залезть везде и всюду. И бесит в такие моменты не столько то, что ты по уши во всем этом дерьме, которое, несомненно, придется вымывать из носа, ушей, из под одежды - и вообще отовсюду, - между делом чихая чаще, чем дышишь; бесит даже не тот, кто затеял ремонт выходного дня, потому что, в принципе, должна же в итоге появиться хоть какая-то польза с этого - полка там присобаченная, или какая-нибудь другая вещь; а то бесит, что ты просто волею судьбы оказываешься не в том месте, не в то время, и в совершенно двусмысленной ситуации, испытывая какие-то слишком неоднозначные чувства.
Меня никто, под страхом смерти, не заставлял идти в эту богом забытую комнату - сама пришла, на своих двоих, гонимая всё тем же ярким и несокрушимым желанием отомстить, потому как иных выходов просто не видела. Никто, в принципе, не говорил мне о стопроцентной гарантии, и не утверждал, что всё закончится хэппи эндом, и я так же спокойно уйду восвояси. Можно ли тогда скидывать всю вину на этого парня, если, на самом деле, в том, что сейчас в меня тычут дулом пистолета, виновата сама? Пожалуй, нельзя. Не то, чтобы я, в любой, пусть даже самой отвратной ситуации, умела признавать свои ошибки - нет, не умела; я, скорее, умела умело анализировать, и видеть очевидные вещи, которые глупо было бы отрицать.
И самое хреновое в разыгравшейся комедии - или трагедии? - было то, что встать и уйти, потому как ничего, собственно, меня здесь больше не держит, я не могла. Не могла точно так же, как не хотела теперь смотреть на кульминацию сего действа, ведь парень получит то, что хотел - точнее, кого хотел, - и всем своим видом показывал, что собирается довести начатое до конца. И, знаете, этот кто-то была не я, но почему-то от этого легче не становилось.

Упершись согнутой в локте рукой в подлокотник, что отозвался все тем же жалобным скрипом, я продолжала смотреть не столько на парня, сколько на темный, далеко не новый пистолет, видимо повидавший виды, и принесший немало смертей. Не дернулась, не пошевелилась, но в какой-то момент повернула голову, перехватив весьма красноречивый взгляд Беннингтона, никак на него не отреагировав. Что я могла в этой ситуации? Да ничего я не могла, как минимум потому, что передо мной было два мужика, по силе превосходивших мои собственные в несколько раз: я это понимала, потому и не рыпалась.
Желание побыстрее убраться не только из этой комнаты, но и из страны в целом, свалилось, словно снег на голову - точнее, я бы даже сказала, что сметающей всё на своём пути лавиной. Но возможности не было, а единственным человеком, на которого сейчас можно было надеяться, был Честер. И я надеялась, что именно он поможет выбраться, остаться целой и невредимой, не словив при этом пулю, желательно не только не в лоб, но и не в какие другие части тела тоже.
Вот за такие неожиданные повороты я и недолюбливала жизнь: пять минут назад ты искренне желаешь человеку смерти, а сейчас, всё так же искренне, надеешься на его помощь. И, что самое удивительное в этой ситуации - ты эту помощь получаешь.
- У меня к тебе претензий нет. Просто работа, просто заказ. Ничего личного.
- А ко мне, значит, есть какие-то претензии? Если нет, то, будь добр, не тычь в меня пистолетом. - тут же подала голос я - извините, смолчать было выше моих сил. Всё-таки не очень приятно, когда холодное, поцарапанное в нескольких местах, дуло упирается в лоб просто потому, что я оказалась ближе.
- И к тебе претензий нет, но, к сожалению, - пацан состроил страдальческое выражение лица, которое незамедлительно сменилось ехидной, саркастичной ухмылкой. - оставить тебя в живых, после этого увлекательного спектакля, я не могу. - нараспев произнес он, невзначай пожал плечами, сделав короткий шаг назад. И, видимо, собирался выстрелить, но не успел, потому как Беннингтону удалось привлечь его внимание, и отвлечь от запланированных деяний. Моё внимание, кстати говоря, ему тоже удалось привлечь, и, честно говоря, я была не в восторге от увиденного.
То, с каким хладнокровием, и суровым выражением лица, он наносил рану на собственной руке, меня пугало. Будучи не привыкшей к таким пируэтам, немного нахмурилась, почувствовав, как сердце вновь начало ускорять свой ритм. Я не знала истинных причин этого действия, но откровенно не понимала, зачем и почему он начал калечить себя, когда следовало бы начать калечить вот этого типа, который, так же как и я, непонимающе уставился на Честера. Невольно поймала себя на очень странной мысли, которую всеми силами попыталась проигнорировать - мне было немного неприятно смотреть не столько на подобные мазохистские замашки, сколько на то, что это делает именно Беннингтон. Какая-то часть меня была недовольна, напряжена, и желала всеми силами это остановить, дать хороших пиздюлей, чтобы больше не позволял себе подобного. Глупо, конечно, но всё же...
Непонятным было то, что какая-то часть меня волновалась за мужчину, оттого и сердце начало выплясывать чечетку. Подобные неведомые терзания всегда сводили с ума, но в данном случае я сумела найти более-менее логичное объяснение, хоть и не была уверена в его достоверности - просто на данный момент именно Чес был тем человеком, тем союзником, который мог помочь выйти из воды если не сухой, то хотя-бы живой.

Нахмуренные, сдвинутые к переносице брови непроизвольно поползли вверх, когда алые капли крови, что темными пятнами оседали на бетонном полу, смешиваясь с грязью и пылью, постепенно исчезли, а рука мужчины перестала кровоточить, оставив лишь зияющую рану. Казалось, будто вся кровь, что, по сути, должна была продолжать беспрепятственно марать пол, сконцентрировалась в его глазах, на которые я, между тем, не решалась перевести взгляд, всё ещё удивленно глядя на израненную руку.
И продолжала бы пялиться, если бы не внезапный выстрел, резанувший деланное напряжение, гулко ударившийся о стены, и растворившийся где-то в воздухе. Зажмурившись, я была практически уверена, что выстрелил парень в мою сторону, но ни резкой боли, ни чего-либо ещё я не почувствовала. Лишь спустя несколько секунд, открыв глаза, я поняла, что жадный свинец вонзился в мужские ребра. Ребра Беннингтона.
Вот тут то я, как-бы не старалась отрицать и противиться, начала за него волноваться: не потому, что он словил пулю - внешне Честер оставался всё так же хмур, суров, и даже не дернулся, словно всего лишь порезал палец о вредный лист бумаги, и ничего серьёзно не произошло; волновалась потому, что всё случилось по моей вине. Если раньше я бы порадовалась, ухмыльнулась в привычной для себя манере, и скрылась за дверью, предпочтя забыть обо всём, словно о страшном сне, то сейчас всё четче понимала, что не могу оставить мужчину в таком состоянии - пусть даже враждебно настроенный пацан не представлял теперь никакой угрозы.
Резко поднявшись со своего места, и обогнув препятствие в виде ничего не соображающего парня, я сделала несколько размашистых шагов в сторону Беннингтона, неуверенно коснувшись ладонью его плеча.
- Чес? - тихо, на выдохе позвала, слабо дернув за плотную ткань куртки. Взгляд, из под темных густых ресниц, метался по мужскому лицу, сосредоточенному и всё ещё направленному в сторону потенциального противника. - Пошли отсюда, - щелкнув пальцами перед его глазами, мол, отвисни уже, хватит залипать, я увела ладонь с руки на бок, чуть подтолкнув в сторону распахнутой двери; так и оставила её касаться кожаной куртки - не убрала, скорее для того, чтобы суметь поддержать, если того потребует ситуация, и раненое тело Честера.

Оказавшись на улице, я сделала глубокий вдох; свежий воздух тут же наполнил легкие, отрезвляя, и направляя мысли в нужное русло.
- Ты на машине? - внезапно задала вопрос, непоколебимым препятствием встав напротив Чеса. Скривив губы в правую сторону, поняла, что прозвучал он немного глупо, ибо как ещё он мог добраться сюда так быстро. - В общем, давай ключи, довезу тебя до ближайшей больницы.