Вверх Вниз

Под небом Олимпа: Апокалипсис

Объявление




ДЛЯ ГОСТЕЙ
Правила Сюжет игры Основные расы Покровители Внешности Нужны в игру Хотим видеть Готовые персонажи Шаблоны анкет
ЧТО? ГДЕ? КОГДА?
Греция, Афины. Февраль 2014 года. Постапокалипсис. Сверхъестественные способности.

ГОРОД VS СОПРОТИВЛЕНИЕ
7 : 21
ДЛЯ ИГРОКОВ
Поиск игроков Вопросы Система наград Квесты на артефакты Заказать графику Выяснение отношений Хвастограм Выдача драхм Магазин

НОВОСТИ ФОРУМА

КОМАНДА АМС

НА ОЛИМПИЙСКИХ ВОЛНАХ
Paolo Nutini - Iron Sky
от Аделаиды



ХОТИМ ВИДЕТЬ

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Под небом Олимпа: Апокалипсис » Отыгранное » Геральдика как она есть


Геральдика как она есть

Сообщений 41 страница 60 из 66

41

Увлекся, с кем не бывает? Тем более, охота для хищника занятие святое, пусть порой и несколько предосудительное. Нет, он совсем, ну почти совсем, не вышел за человеческие рамки и если чем и выделялся из суматохи окружающего, то уж точно не лишней зверостью. И руки держал на виду, расслабленно свисающими вдоль тела, и не сжимал в них ничего колюще-режущего, стреляющего или тяжелого. Вообще ничего не сжимал, даже кулаков. А то что как-то нервно дергал крыльями носа, так с кем не бывает, с кем не случается аллергии или насморка? Может его еще и чих разберет. Погода-то за окном осенняя, переменчивая, долго ли сквозняками застудиться, под кондиционером насидеться?
А то что бормотал сам себе что-то, так вы точно знаете что себе? Нет, и не надо в современном, насквозь прогаджетном мире поминать осторожных стеснительных призраков или пугливых фантомов. Они и без напоминаний слишком нервные. Лучше вспомните шпионские фильмы всех мастей и поищите в многочисленных замолниенных карманах ту самую самопишущую, самопалящую, самолазерную авторучку-диктофон, по совместительству служащую еще и космическим зондом.
И скользил он над полом, армейскими ботинками по плитам не скрипя, и не отбрасывал он тени, потому как окон у этого вестибюля не было. Для окон надо было выбирать другую пару лифтовых кабин. И говорил он сам  себе под нос, но звук коварно расползался по всему вверенному пространству, любопытно заглядывая во все уголки и щели:
- ... Парадоксальные все же эти существа - люди. Тратят уйму сил и средств на маскировку себя под не себе подобных и при этом вроде как страждут привлечь внимание пола себе противоположного. Именно пола, а не вида, как могло бы показаться любому, здравомыслящему существу, обоняющему, к примеру, майскую розу на шелковом дамском шарфике или сандаловое дерево за мужским воротничком, - рюкзак, как пустой, взлетел на вытянутой его руке и.. Потек. Ржаво-красной струей на светлый пол. Змей цокнул языком и так же на отлете, чтоб не замочить вином обувь, понес к дивану, так удачно, буквально стратегически расположенному. Может, потому что единственному? - Нет, я бы еще мог понять, что данная тактика выбрана человечеством для более полного слияния с окружающей средой: в тропическом саду благоухать орхидеей, в тундре морошкой и ягелем, где-нибудь в горах - пчелиным медом и янтарной смолой. Но нет же, у человечества и тут все наперекосяк. Более того, они свои парфюмированные отдушки еще и добавляют всюду, куда дотянутся, заражая этой нелепостью не только подотчетных им животных. И все для того, что бы привлечь внимание… Вот, привлекла. Что, легче от этого стало?
Он открыл рюкзак, развязал шнурки и принялся методично сортировать покупки. То, герметично упакованное, что пережило единорожий вандализм, клал с собой рядом, на диван. То, что как вино или универсальный моющий порошок, пришло в негодность бросал... За диван. Вообще-то он искал чеки на покупки, потому как спускаясь слышал краем уха, что вместо того, чтобы ловить воришек за руку, охрана гипермаркета теперь сверяет выносимое с единственно возможным документом, выданном на руки, но и сортировал. Определенно. Последней за диван ухнула щетка, которой кто-то, не будем указывать кто именно, катаясь на лифте умудрился погнуть ручку.

+1

42

Судя по следам на полу, таких диванчиков изначально было несколько. Скорее всего, четыре, стоящих аккуратным квадратом. Куда подевались остальные, единорожка  представить не могла, предполагая, что их могли забрать на чистку или ремонт. А может, это был такой хитрый маркетинговый ход - ограничить места дл отдыха и обсуждения уже сделанных покупок. Тем более, что почти каждый магазинчик мог похвастать парой пуфиков или изящных стульев, а человеческая психология такова, что редкий покупатель уйдет без приглянувшейся вещицы, даже если изначально вовсе не планировал тратить на нее деньги.
   В любом случае, прятаться единорожке больше было негде. Диванчик оказался единственным более - менее подходящим местом, размещающимся  стратегически удобно: и лифт с рюкзаком видно, и вход. Не за стеклянными дверьми от дракона таиться? Это не если не учитывать того нерадостного факта, что почти все двери уже закрыли на замок напуганные владельцы или продавцы, а азам взлома и обхода сигнализации Алексию обучать никто не взялся.
   Поначалу все вполне удачно: кириос Натхайр  довольно быстро обнаружил свой рюкзак, на который (О чудо!), так никто и не позарился, подхватил с полу и пошел, оставляя на полу винный след. К диванчику.
  Кто бы сомневался, - закатил глаза Голос. Говорил же тебе, коза однорогая, уноси копыта! Когда ты меня слушать начнешь внимательно и делать, что сказано было?
   Я и слушаю
, - обиделась Лекса на козу. И вообще, куда бы я по-твоему сбежала, если лифты наверняка все отключили, для перестраховки и на случай, если подозревают террористов или остроумно действующих грабителей, а на ступеньках гарантированно он меня перехватил бы?
   Логично
, - согласился незримый собеседник. И рюкзак отдавать сразу было нельзя, - признал с трудом горькую правду. Засада...
   Он тем временем уселся на диванчике и принялся перебирать имущество, одновременно читая воспитательную лекцию. Снова. Он- это дракон по имени Юклид Натхайр, Алексино наказание скопом за грехи прошлые и будущие, еще не совершенные.  Лекция была даже по-своему интересная- о человеческой психологии и запахах, которые люди используют, чтобы  привлекать внимание. Можно было бы почерпнуть много полезного, если бы не сопровождающие действия. Воспитанный опытный дракон нагло хулиганил: бросал за диван испорченные вещи.  Чуть прицельнее, и единорожка заработала бы парочку синяков и шишек. А так отделалась легким испугом: несколько пятен на джинсах, россыпь белых крупинок стирального порошка на них же, да неприятный ушиб на бедре, полученный на память от погнувшейся во время принудительного аттракциона  щетки. Правда, прижаться к спинке дивана пришлось вплотную, едва ли не сливаясь с обивкой в единое целое.
   А еще очень стараться не выругаться, потому что такие слова, как вертелись на языке, воспитанные девушки в слух не употребляют. Такие слова им и знать-то не положено.Воспитание помогло, справившись с трудом.  Алекса отлипла от дивана, осторожно перебралась через мусор, отряхнулась. Смысла прятаться больше не было, раз все равно обнаружили. И взглянула на дракона из-под упрямо лезущей на глаза челки.
   - Вы еще скажите, что я специально вас выслеживала и в лифте поджидала, ага, - откинула челку назад. - Настолько меня впечатлила первая встреча.  Рюкзак у вас? У вас. Имущество на месте. Засим прощаюсь. Всего вам хорошего! - и развернулась к выходу.

+1

43

А выглядит почти вменяемой, несмотря на то, что вроде как единорог и вроде как девчонка. Одета модно, но без излишеств, вроде бы и со вкусом. Потрепана если перипетиями последнего часа, так то слегка. И взгляд не слишком затравленный, и в передвижении ничем не скована. Казалось бы - живи и радуйся. Извинись перед старшим и сильным вежливо и иди своей дорогою, если у старшего и сильного будет желание тебя отпустить. Но ведь нет же, думает долгогривая голова себе о чем-то и ладно бы по тихому, для внутреннего голоса. Так она на беду свою еще и озвучивает.
При всех неоспоримых драконьих достоинствах, было у Юклида одно замечательное, химерам в общем-то редко свойственное: Змею было совершенно безразлично, что тот или иной представитель пищи насущной измышляет себе про его чешуйчатую персону. Как представляет, по каким клише бродит. И даже, по большому-то счету, Натхайру было равнодушно слушать, если обед или ужин начинал посвящать его в результаты своей мыслительной деятельности, но... Недавняя история с переселением душ обещала еще долго сказываться негативными и сильно усложняющими обычно упорядоченный быт последствиями, за которые Юклид нет-нет да сожалел, что не пришиб незабвенную Аминту Васкес дверью еще в первую их случайную встречу в вестибюле кинотеатра. Уж больно языкаста оказалась греческая нацменочка на семейном ужине, слишком дерзка даже будучи осведомленной кто изволит делить с ней трапезу. Драконий дедушка, старый хрыч в самом расцвете лет, такую распущенность стада не одобрял, хоть и туманили зеленые очи его призрак слезы умиления, глядя на молодость кирии и ее несомненную мосластость. Не одобрял и не преминул попенять внучатому племяннику за халатность в воспитании нации. Нация, видите ли, должна помнить и трепетать, от чего мясо ее, генетически верно настроенное, приобретает изумительный привкус, идеально сочетающийся с вересковым медом и выдержанным в ясеневых бочках яблочным сидром. А уповать на то, что овцы непуганные сами в пасть просятся есть признак ленности и попустительства, а никак не просвещения и приобщения к цивилизации.
Драконий дедушка знал, о чем говорил. Он еще застал те времена, когда поселившийся под боком монстр был почитаем куда как более, чем обитающие в неверных сферах боги. И до сих пор на своих берегах культивировал данный вид оммажа. Успешно, и между прочим ко взаимному удовольствию. Монстры под боком при правильном к ним обращении еще и много полезнее и отзывчивее богов.
Так вот, единорожка выглядела почти вменяемой. И если бы молча выбралась из-за спинки дивана и так же молча удалилась - желательно спиной вперед, то Натхайр так же был бы в полном праве сделать вид, что ее не заметил. Уважение выказано? Выказано, ну и скатертью дорожкой, ибо сильно сомневался Змей, что все дедушкины соглядатаи покинули Афины.
Драконы они ж заботливые, мать их в Хаос и обратно!
Но язык, как помнится, без костей. А голова без царя.
- Беги, дурища! - хотелось бы напутствовать вслед, но это стало бы таким же нарушением правил древнейшей игры, как и злостное игнорирование. Увы, еще спускаясь по лестнице, Юклид вогнал ситуацию в рамки стандартной охоты, поведшись на поводу у инстинктов. А охота, как любое серьезное деяние, не терпело пренебрежения в церемониале заведенного порядка. к тому же, жертва была Змею симпатична не до такой степени.
- Что ты видела за моей спиной? - спросил он ее и в ту же секунду стремительно бросился с дивана. Ему не нужно было ее ответа, ему просто не хотелось возить единорожку мордочкой по кафельному полу. Потому как бросился он не кабы куда, а прямиком на жертву, придавив своей тушей ее косточки в выше означенной плоскости, для верности еще и шейку тонкую ладонью под челюстными косточками сдавив.
Ой, будут сейчас кого-то харчить в потьмах и даже салфеткой не попользуются!

+1

44

Алексия совершенно точно извинилась бы по всем правилам и с должным уважением. Правда-правда. В этом не было ни тени сомнения ни у нее, ни у дотошного придирающегося ко всему подряд внутреннего наставника. Попросила бы прощения, предложила компенсировать материальный и моральный ущерб, компенсировала бы, вне всяких сомнений опять же, и,  вежливо попрощавшись, удалилась прочь. Возможно, даже спиной вперед, как в фильмах о давних временах и древних. Кириосу дракону наверняка бы понравилось.
   Проблема заключалась в ином. Не чувствовала себя единорожка виноватой хоть в чем-то. Как ни искала в мыслях или поступках, не находила ни злого умысла, ни коварного замысла навредить намеренно, ни подлого намеренья причинить зло. А что с везеньем в очередной раз обнаружились проблемы, то тут от нее не зависело ничего. Более того, Лекса искренне пыталась помочь по мере своих сил и возможностей и даже треклятущий рюкзак не бросила без присмотра! А ведь могла, с полным и неоспоримым правом. И опять же, даже Голос не стал бы сопеть осуждающе,  а уж инстинкт самосохранения и вовсе одобрительно похлопал бы по плечу и вручил молочную шоколадку размером с целую коробку шоколадных конфет. За разумность и осторожность.
  А что она получила взамен? Сплошные угрозы, шантаж, в самой что ни на есть махровой форме, цветущий буйными яркими диковинной формы цветами, и нотации. За один только несрыв после выслушивания очередной поучительной речи единорожке полагалась медаль из чистого мифрила  в обрамлении драгоценных камней. И все равно, что мифрил - выдумка!
   Алекса прикусила язык, сильно, до солоноватого привкуса своей крови, чтобы не высказать все, что накипело, а кипело бурно, активно и беспрерывно, ибо кириос Натхайр не ленился подкладывать поленья, сухие и в нужном количестве. По доброте душевной или из любви к искусству, кто его драконью душу знает. И сдерживаться получалось с трудом. Смолчала, медленно выдохнула сквозь стиснутые зубы почти свистом и сделала один-единственный шаг вперед, к свободе. Ровно для того, чтобы сглупить с шагом следующим и вместо того, чтобы шарахнуться в сторону, обернуться на голос, повторяющий вопрос из лифта.
   Не зря же говорят, что ни один хороший поступок не остается безнаказанным. Не безосновательно же утверждают, будто нельзя оборачиваться к врагу спиной, а еще лучше- не отводить от него взгляда. И как-то мало имеет значение, что должность врага только предполагается, а не утверждена за конкретной личностью. Стоило бы помнить. Стоило бы, и сейчас бы лопатками не прижималась к полу, на котором ставили следы убегающие люди. Вернее, не прижимали, удерживая крепкой рукой шею, почти перекрыв дыхание. И не звенело бы в голове после удара о твердый кафель, и не хотелось бы тонко заскулить, сжавшись в клубочек и прижимая ладонь к голове. Потому что больно. А страшно ли? Алекса еще не поняла, боль отвлекала, мешала сосредоточиться, пульсировала огнем.
   Только молчи, молчи, - шептал Голос. Не провоцируй...
   И, наверное, в первый раз за свое существование опасался не того, пытался избежать не того поступка,  уберечь не от той ошибки. Все ошибаются. Боль была виновата, удар или еще что-то, но единорожка отбросила самоконтроль в сторону. Тот самый самоконтроль, который помогал оставаться человеком, сохранял разум в опасных ситуациях. Чтобы сорваться, вовсе не обязательно  увидеть тьму в чужой душе, можно просто перестать  бороться со своей собственной.
   Лекс засмеялась, тихо и хрипло. А каким еще может быть смех при таких обстоятельствах? И в глазах почти не осталось ничего от нее прежней, только расплескалось безумие.
  - Как опрометчиво и не предусмотрительно, - прохрипела -прошептала, не отводя взгляда. - Как неразумно нападать здесь. А уверены ли вы, кириос дракон, что сейчас в этом зале не работает ни одна камера наблюдения? А точно знаете, что из-за угла не выглядывает никто из этих любопытных человечков, таскающих при себе телефоны и при каждой возможности снимающих на них всякие необычности, чтобы выложить в Сеть? Собираетесь рискнуть своим спокойствием?

Отредактировано Alexia (26.12.2015 16:55:26)

+1

45

Веселые у единорожьей смерти были глаза. Черные, с зеленою искрою, темными ресницами густо подведенные. И пальцы у смерти были холодные, вином пахнущие. Эти пальцы острым ногтем провели по личику ее, нервической гримасой искаженному, от виска до уголка губ, потерли подушечкой пятнышко грязное на зарумянившейся щеке. Не оттерли. Достали из кармана куртки клетчатый мужской платок, послюнявили и потерли снова.
- Все возможно, - легко согласился мужчина и повозился, устраиваясь на ней удобнее. Что, к слову, было весьма не просто, потому как девица сказочных кровей шла в ногу со временем, а значит кололась изяществом телосложения даже сквозь джинсы и кофточку, - Но маловероятно. За два десятка лет технологического прогресса голод настигал меня гораздо чаще славы, - Вместо черного пятнышка на девичьей щеке красовалось нынче светлое, размазанное. Змей дернул бровью и повторил опыт с платочком, выбрав целью аккурат сакральную единорожью середину гладенького лба. - Кстати, трапезничаю я аккуратно, до крошечки, до косточки, так что поводом для просмотра камер наблюдения будет только если кто-то покажет, что пропала ты именно здесь, - платочек описывал концентрически расходящуюся спираль и казалось бы нет для Юклида занятия важнее чем постановить насколько припудрила шахтовая пыль его скромный диетический ужин, - Разумеется, после того как в полицию поступит заявление о твоей пропаже. - Веселые глаза глянулись как в зеркало в потемневшие, шальные. Платочек замер, Змей поджал губу, показал в улыбчивом оскале влажные белые зубы, наклонился к самому ее уху, теснее сдавив ладонью и весом своим горло, - Заявление от кого-нибудь родного, близкого, кому ты настолько нужна, чтобы искать. - Шепот затуманил дыханием кафель пола. До интимности измороси. - А ведь у тебя таких нет.

+1

46

В безумии есть своя особая прелесть. Кривым зеркалом оно искажает восприятие, показывая окружающий мир и происходящее чуть иначе. А может быть и не чуть, а совершенно иначе, но это не понять ни с первого взгляда, ни со второго, ни даже после тщательного осмотра с помощью приборов. Нельзя увидеть истину, если осколок зеркала Снежной Королевы  попал в глаза. Но кто сказал, что это плохо?
   Голос кричал что-то, пытался втолковать несомненно важное и нужное, аксиоматично полезное именно сейчас... И ничего не получалось. Единорожка его не слышала. Она смеялась. Тихий едва слышный  из-за сдавливающей шею руки смех внешний громовыми раскатами звучал внутри, заглушая все: мысли,  сомнения, интуицию, не делая различий и исключений.
   Да и как было не смеяться? Дракон, заскочивший в магазин за покупками, решил отвлечься на легкий перекус, состоящий из случайно встреченного единорога, и сейчас то топтался своим не слишком легких телом по выловленной рогатой лошадке, то пытался оттереть пыль, реальную и иллюзорную, с ее человеческого лица. Как тут не задуматься с какой целью? Отбивной с кровью возжелалось? Или мясо нежнее после такой обработки?
   Платочек сменил пальцы и гулял по лицу, сопровождаемый, кто бы сомневался, очередной лекцией, на сей раз посвященной особенностям питания одного конкретного дракона и влиянием на его жизнь современных технологий. И Лекс все никак не могла прекратить смеяться. Смех щекотал  шею, кириос  Натхайр так сильно ее держал, что вполне мог почувствовать вибрацию, если бы захотел. Смех бабочками порхал в животе, отвлекая от всяких разумных глупостей вроде страха или желания выжить.
  - По себе судите? - голос стал еще тише. На то, чтобы вытолкнуть из горла очередное слово, приходилось тратить прорву силы. Но кто бы стал обращать внимание на такие мелочи? - Не придется ждать телодвижений от полиции через...сколько там положено? Три дня? Или суток будет достаточно? Не думала, что есть существа неблагодарнее, чем Хранители, но вы переплюнули даже их, - логика в разговор вмешаться не пыталась, стояла в сторонке и пила из бутылки самое крепкое спиртное, какое смогла достать. - Смешно, но если я не вернусь к одиннадцати, три десятка людей, самых обычных таких людей, прочешут тут каждый уголок...- в глазах начинало темнеть. - Чтобы быть близкими, вовсе не обязательно принадлежать к одному виду, - пальцы сжались в кулаки, до боли, помогающей бороться с забытьем. И тут в кармане у девушки зазвонил мобильный телефон, громко, требовательно, настойчиво. - Не желаете ли ответить?

+1

47

Девочка вела себя канонично, так как вообще может вести себя выращенный обычными людьми единорог.
" Как предсказуем становится мир," - душераздирающе вздохнул дракон и накрыл ее глаза ладонью, сам сползая по девушке ниже, ухом и щекой пристраиваясь на жесткое блюдо ребер, носом утыкаясь в невысокий холмик груди, ноздрями внюхиваясь в перестук сердечка. Еще не заполошный, но уже адреналиново скоренький.
Ее ресницы щекотали мозоли и длинную линию жизни. Ее дыхание укачивало его как младенца в колыбели. И Змей переменил решение, вместо сиюминутного пожирания остановив выбор на мирном почивании. В вестибюле торгового центра, где бродило на порядок больше трех десятков человек. На прохладном кафельном полу в черно-белую шашечку. Взрослым и внешне вроде бы цивилизованным мужчиной поверх тощей девчонки, разбившей ингредиент к соусу для ужина, покрыв ее собой если не целиком, то весьма затруднив опознание неопределенной груды тряпья, на кою походили в темноте два сплетенных тела.
Она должна быть благодарна? Да. Определенно. Если не умеет бороться, то благодарить смерть за отсрочку ей определенно стоит. Безумие не щит, смех не отточенное лезвие, вонзающееся под кромку челюсти, телефонный звонок не спасительный круг.
Змей вьет кольца в человеческом облике, устраивается. И громкий рингтон воспринимает отнюдь не как колыбельную. Песни его полуденного сна - паника первого этажа, задымленный пылью воздух, перевой далеких сирен, перестук каблуков, шорох пустоты верхних уровней, скрежет замерших на середине ступеней эскалатора, женский плач в замурованной лифтовой кабине соседнего крыла, текущая в общественном туалете вода из крана на сенсорном управлении, а значит к раковине протянута чья-то бессознательная рука или он тоже работает от обесточенной розетки. Рвущий барабанные перепонки звук из девичьего кармана отнюдь не колыбельная. И он давит ее, подтянув колено, перенеся на него скрадываемый щитом вес. Что хрустит: экран смартфона, кнопочки китайского калькулятора, тщетно выдаваемого за телефон или ее косточки? На три минуты это совершенно не важно.
В три минуты притомившаяся шоппингом и охотой химера успевает заснуть, увидеть сон, проснуться и вновь переменить решение. Ему жестко и не удобно. И с пола веет прохладой. И вдруг об них кто-нибудь запнется? Или наступит?
Поднимается все там же бескостным шлангом в гуманоидной одежке, опираясь коленями, локтями. В полудреме, пряча лицо в капюшоне. Не отпуская ее горло, волоча ее за собой так же, как другой поволок прихваченный за лямки рюкзак. Ее подошвы оставляли на плитке темные полосы, а промокшее вином днище рисовало багрянец векторного пунктира.
Его звало к себе маковое поле Гипноса, раскинувшееся в темноте за высокими стеклянными дверьми. Оно хрустело алыми лепестками, скользило румянцем заката, манило опиумным забвением полудюжиной больших подушек выставочного экземпляра, с полностью эргономичными пружинами нутра. И Натхайр не мог отказать себе в желании прилечь в него, пусть и говорила тетушка, что есть в кровати это плохо. В конце концов, если ему понравится, то он потом купит эту кровать.

+1

48

Название: Геральдика как она есть
Участники: Юклид, Алексия и какие-то непонятные неопознаваемые личности(ННЛ) они же НПС
Место: Афинская безлюдная улочка
Время: Через две недели после второй встречи
Время суток: Поздний-поздний- поздний вечер, после девяти
Погодные условия: Пасмурно, моросит мелкий дождик
О флешбеке: Против лома нет приема, окромя другого лома. А если ломов больше одного?

0

49

Пришлось потратить неделю. Целых семь дней Алексия вынуждена была потратить на то, чтобы вернуть силы и душевное равновесие к нормальному привычному состоянию. Внешние повреждения зажили в первые дни, да и не сказать, что хоть одно из них грозило ее жизни. Намного больше пострадало самолюбие и уверенность в себе. Все прежние эскапады  заканчивались, как в фильмах для детей младшего дошкольного возраста: легкими обидами, неприятными воспоминаниями, часто влияющими на дальнейшие решения, и условной или безусловной победой.
   Лекса отчетливо помнила, как выбралась из хватки уснувшего дракона. Будь сон его не так глубок, попытка провалилась бы немедленно. Или если бы ее не держали, как ребенок любимую плюшевую игрушку. Или... Или... А еще не менее ярко помнила собственный загнанный взгляд, отраженный стеклянной витриной. И как дрожали пальцы уже дома, когда  пыталась написать записку Хрисеиде, оставляя ее за главную на время своего отсутствия и обещая все объяснить потом. И как белели темные пряди прямо на глазах, выцветая, удлиняясь, превращаясь в гриву.
   Единорожке никогда не было так страшно.
  Алексия ушла, не оглядываясь на дом, мягко мерцающий светом в кухонных окнах. Слишком просто было поверить, что все закончилось, и она в порядке. Что завтра с головой погрузится в привычные дела, и никто ничего не заметит, включая отпечатки пальцев на шее и сиплый едва слышный голос. В конце концов,  можно было замотать шею шарфом и во всем винить простуду.  Но совесть требовала признать, она - не в порядке и способна сорваться в любую минуту. С поводом или без. И нервный срыв единорога в истинном обличии ни в какое сравнение не идет с истерикой девушки, которую парень бросил ради подруги.
   Заросли с готовностью сомкнулись за спиной, отрезая от мира людей и тех, кто людьми только притворялся. Целую неделю единорог не думала, не вспоминала, не спорила с Голосом, который и сам не спешил напоминать о своем существовании, не меняла облик на человеческий. Бродила между деревьев по опадающим листьям, слушала ветер...
   Домой Алекса вернулась к исходу восьмого дня немного задумчивая и непривычно тихая. И Хрисеида, встретившись с девушкой взглядами, не стала ни о чем спрашивать. Смяла сотни раз перечитанную записку в комок и незаметно выбросила.
Чтобы быть близкими, вовсе не обязательно принадлежать к одному виду...
   А еще шесть дней единорожка, чуть улыбаясь, под октябрьской изморосью по афинской пустынной улочке шла в направлении дома после того, как вручила просроченный подарок. Ее автомобиль проходил плановую проверку, а вызывать такси не хотелось. Традиционно зря. Они окружали ее молча, не произнося ни звука. Словно кусочки темноты обретали форму, разум и душу.  Люди, самые обычные люди, без тени божества за спиной, без прячущегося в глубине души Чудовища, без стоящего рядом Героя. Просто люди, с которыми единорожка никогда раньше не встречалась, сжимали круг.
   И Лекса едва ли впервые  жизни не знала, что дальше делать. Прижавшись спиной к холодной стене, подхватив с асфальта обломок какой-то доски, она ждала. Объяснения, атаки, хоть чего-нибудь.

+1

50

Всякий раз это настигало осенью, когда небо становилось ниже, ярмом давя на холку, когда остывали дожди, даря вместо ласки постылую требу, когда промозглый, еще не по-зимнему свежий ветер уже пробирал до костей, поселяя в них ломоту, но рано было еще кутаться в меха, потому как редкое усталое солнце все же порой припекало кожу желтоватым загаром.
Всякий раз настигнутому от беспричинной, по сути, тоски хотелось напиться. По-человечески, до дезориентации, до тошнотворного беспамятства. Чтобы не лезли в усталую голову безумные мысли, что бы не сжимались кулаки, когтями впиваясь в ладони, реагируя на всякий посторонний звук, чтобы гнетом не душила тишина, чтобы просто не было так необъяснимо муторно, будто долгое будущее дано не в награду, а приговором.
Не выходило. Не брал его алкоголь ни крепостью, ни количеством. И наркотики не брали, какие бы тяжелые дороги не прокладывал вдоль сероватых нитей вен. Спасался горячим чаем. Сладостями. Баней вот, засиживаясь в парной до самого закрытия и тревожного взгляда охраны. Ожиданием ясных морозов и безупречной мантрой Соломона: "Все проходит. И это пройдет."
Этой осенью было хуже обычного. Резче. Рухнуло на еще вчера свободные плечи горной лавиной, задавило, глаза припорошило и то, что вчера же казалось нормальным, дисгармонией резануло по нервам. Вечным, вроде бы, чудовищно прочным. Оттого и звучащим поразительно громко.
У нынешней дисгармонии было имя "Аминта". У нынешней хандры была изнанка - мир, увиденный за неделю.
Черные перчатки - белая полоса на запястьях. На циферблате стоящих часов серые тени. Глухие шаги с привкусом палой листвы. И набатом в висок: "Не сорвись". Волчья голова оскалилась с трости и сахарный лепесток леденца за скобленной гладкой щекой.
Рваные мысли. Рваные дни. Дожить до ночи, дотянуть до следующей. И панацеей в кровь пять грамм бупренорфина.
Натхайр покупал наркотик по дороге из бани, удобно вписав в маршрут прогулки шестнадцать миллиметров эстетствующей стали на сгибе локтя.
"Конченный", - говорили про него, когда прислонившись чистым затылком к расписанной граффити стене, пытался уловить в запахах запомненную цветность. - "Сдохнешь!" - твердили ему, но не стремились отобрать шприц, где единовременной инъекцией притаились миллиграммы. Привыкли. Он появлялся в стае каждую осень. На день. На два. На пару недель. Пока время не равнялось со всеми, пока стрелки в часах не начинали идти.
Сегодня он опять искал цвета. Под закатанным рукавом куртки, на стопе полысевших покрышек, под сенью поседевшей чинары, где поршнем отсчитывало кубики счастья. А шакалье афинских улиц полукругом приветствовало новые рекорды.
Под их взглядами замирало сердце и жизнь повисала на кончиках пальцев.
Они думали: его. По сизым нитям вен пролегают короткие дороги.
Он знал: чья-то из них. Муки выбора нагоняют аппетит.
Он охотился каждую осень. Пока бледная полоса у черной кожи перчаток не пропитывалась запекшимся багрянцем.
Жертва - идеальное лекарство от сплина.
Микро вселенная в топпинге осеннего дождя. Строгая иерархия непищевой цепи.
И маленькая лошадка, которой в детстве никто не объяснял, как опасно погулять по темным городским улицам.
Цок-цок?

+1

51

Весы колебались, чаши удерживались на одном уровне, мешая принять окончательное решение. Алексия не понимала, что происходит. Ни один из тех, что сейчас замерли на расстоянии нескольких метров от нее, не был единорожке знаком. Сгущающиеся сумерки ухудшали видимость, но мужчины, одетые едва ли не одинаково, стояли достаточно близко, чтобы Алексия могла разглядеть их лица. Масок, которыми часто пользуются злодеи в кино, они не признавали. А это заставляло сердце биться чуть быстрее, ибо означало, что защита им не нужна.  Почему? Потому что Лексу не собираются отпускать в любом случае? Потому что спину прикрывают высокие могущественные покровители?  Оба варианта не радовали. А еще продолжал мучить настойчивый вопрос. Зачем им вообще скромная тихая домашняя девочка Атлэйта, которая старательно избегала конфликтов?  За всю свою жизнь она смогла вспомнить только три случая настолько глобального непонимания, которые можно было назвать враждой. Первый- с недовольными родственниками, оставшимися по ее вине без давно потраченного в мыслях приличного состояния. Второй – с драконом по имени Кхатарис. И третий, самый свежий, опять же с драконом.
   Легко было бы увидеть при желании в происходящем руку кого-то из них. Но родня предпочитала пакостить собственноручно, часто – глядя в глаза, чтобы увидеть реакцию. Кхатарис понятия не имел, где ее искать. А кириос Натхайр… Ну, что же, не смотря на всю неприязнь, единорожка твердо была уверена, что он не стал бы прибегать к помощи людей. Почему? Как ни странно бы это прозвучало, но она пришла к выводу, что у дракона был свой кодекс чести. Высокопарно до невозможности, но эти слова точнее всего описывали то, что Лекса чувствовала.  Натхайр предпочитал свои проблемы решать сам. И если он счел проблемой ее, то пришел бы сам. Возможно, предупредив заранее. Как во время знакомства. Цветы и  телефонный звонок.
   Серые всколыхнулись, как будто услышав команду,  и дружно сделали еще шаг вперед, сокращая и без того не слишком большое расстояние. Охотники. И жертвой – она. Алекса выпрямилась, вздернула подбородок и попыталась встретиться взглядом  хоть с одним. Странно, но глаза люди отводили сразу, за исключением одного, стоящего в центре. Этот ухмыльнулся, словно кот, съевший всю сметану на глазах у ошарашенной хозяйки и твердо знающий, что ему за это ничегошеньки не будет.
  - И что ты умеешь, деточка? – поинтересовался главарь снисходительно.
   Единорожка от неожиданности едва свою доску не выронила. В голосе и  эмоциях незнакомца не было никакого намека, второго дна, одно чистое ничем не замутненное любопытство.
  - Простите? – осторожно переспросила девушка. – Вы о чем?
   - Не притворяйся, - отмахнулся мужчина, тем не менее, зорко следя за  ее мимикой и жестами. – Я спросил, какими силами ты обладаешь? Летаешь? Создаешь молнии? Умеешь двигаться со скоростью звука?
   В психушке амнистия? – поинтересовался Голос, очнувшись от своей добровольной летаргии. А почему официального предупреждения не было?
   - Нее-е-ет, - медленно покачала головой. – Ничего такого, - махнула рукой в воздухе и умудрилась доской, которая оказалась именно в этой конечности, зацепить собственное  плечо. Сдавленно зашипела, но доску не бросила, наоборот - перехватила крепче. – А  очень надо что-то такое уметь? – глупость правдоподобно изображать единорожка не смогла бы, а вот удивление было самым настоящим. – Зачем? Вы что работаете в каком-то институте  для  особо одаренных людей с необычными умениями и вербуете новобранцев?
   - Ага, - кивнул говорливый главарь. – Вербуем. Новобранцев, - и расхохотался в полный голос. Вот только искреннего веселья в его смехе не было и малой толики.

+1

52

Наркоманы законченные интроверты восприятия. Окружающий мир всего лишь фон внутренним переживаниям. Существование от дозы до дозы на качелях буйноцветного эгоизма.
Натхайр понимал их, живя от противного. Всякий раз, пока химическое счастье продиралось по замороженной крови, доктрина его бытия менялась. От "не мир для меня" до "я для мира", но стопорилась на "я в миру".
Сознание, запертое в тесную клетку костей и мяса, ширилось. Не от дозы, от покоя, от предвкушения, от сущности которая замирала за бледностью плотно сомкнутых губ, от близости тех, на кого устраивает засаду. Природой хищника - жажда обладания. И он никогда не отнекивался от своей сути.
Все меньше желал ее маскировать. 
Стук сердец как мягкие стены безопасности. Слух заполошной квохчей мечется от одного к другому, внимая деловитому кровотоку. Нервной дрожью крылья ноздрей отмечают приправу уличного смрада и все больше зелени плещется под темным стеклом щегольских очков.
Скоро. Скоро. Скоро.
- Летаешь? - приманкой удильщика повисает в воздухе вопрос. Натхайр согласно склоняет подбородок, лишь хрупкой сосулькой крошится в пальцах пластик, оставляя в вене стальной трубопровод. На конце набрякает маслянистая капля острого запаха лаборатории, падает на оголенную кожу, уступая место гранатовому зерну крови, катится, дымясь, и замерзает ледяной тропой, не достигнув запястья.
Дракон голоден. Дракон зол. Дракон замерз в предвкушении как лед на северной реке. У дракона черно-белый мир, разбавленный гранатовой каплей забвения. А где-то рядом щекочет язык дотошное:
- Вербуем.
Стрелка в циферблате дрожит, звенит потугами. Тени стекают на колени. Шакалье толпится, теснится, чует. Они все кролики, мнящие себя саблезубыми. Но удаву нынче до странности не до них. С ним говорит ветер. А ветер пахнет страхом маленькой белой лошадки. И вертится оскаленная волчья морда, серебрянным носом выискивая направление, дробит окованной пятой асфальт найдя.
Когда ты под наркотой можно позволить себе любить мир и тех, кто его населяет. Главное, никому не сознаваться в ее бесполезности.
Когда он поднялся, шакалья стая разочарованно заскулила. Ей хотелось жертвы, чужой агонии. А он опять обманул, подвел, насмешкой собравшись уходить. Шакалью нужна была чужая боль и Натхайр замер, оглянувшись, отмечая кому более иных. А кролики приняли заминку удава за разрешение подойти ближе. Сопровождать.
Он не спешил, выбираясь из хитросплетений давно знакомых улиц. Не мчался, давя подошвами листву и городской мусор. Тек и вел за собой табун. Саблезубый. Голодный до драки. Топочущий громко, почти в ритм звонким ударам трости о камень.
Из забытого в вене обломка иглы медленно-медленно капала кровь, застывая браслетом на белом запястье.
Цок-цок, единорожка? Цок-цок.
Уличные разборки беспощадны и, по сути неприглядной, бессмысленны. Но это тоже дань природе, заставляющей метить и контролировать территорию, считаемую своей. Прислонившийся спиной к стене Натхайр не осуждал приведенное маленькое зубастое воинство, узревших в святая святых своей банды посторонних гопников. И не мешал, фиксируя потери обеих сторон. Облизывал длинным языком сахарный леденец, будто случайно прихватывая самым кончиком сладкие гранатовые льдинки с запястья, и созерцал прижатую к кладке противоположной стены старую знакомую, баюкающую короткий дрын родным дитем.
Понимала ли белая лошадка, что почетная роль трофея все одно осталась за ней?

Отредактировано Euclid (18.01.2016 18:38:26)

+1

53

Выгляди наивной, и тогда тебя начнут поучать, чувствуя себя всезнающими. Выгляди испуганной, и тогда тебя перестанут опасаться. Выгляди хрупкой, и тогда тебя  сочтут безопасной. Даже если пять минут назад смотрели документальный фильм, в котором ты с безумной улыбкой на устах собственноручно сворачивала шею огромному бойцу в два раза тебя шире в плечах. Или голой рукой вырывала сердце из чужой груди, а после, небрежно раздавив в кулаке, бросала на землю остатки и облизывала кровь с пальцев. Люди любят себя обманывать и часто с готовностью принимают за правду увиденное своими глазами только что, забывая об увиденном немного раньше... Особенно хорошо такой трюк срабатывает в отношении мужчин. С женщинами все гораздо труднее...
   Так шептал на ухо  чужой опыт, почерпнутый из книг, аккуратными рядами занимающих полки шкафов дома. В том же ключе порой, ностальгируя, выражался Голос, тут же одергивая себя, словно раскрыл одну из вселенских тайн, хранящихся под семью замками в потайном месте. И собственный опыт кивал согласно, хоть и робко.
   Не верь глазам своим... Внешность обманчива... Люди богаты на полезные советы, но с готовностью забывают о них, когда  доходит до них.  Вот и сейчас, главарь серых, все еще зорко следящий за единорожкой, начал исподволь расслабляться.  Не выглядела прижавшаяся к стене, смешно сжимающая в руках какую-то палку  даже малость опасной. Да и вряд ли обладала талантами, которые приписывал ей источник информации. Напугана? Да.  Пытается притворятся храброй? Смешно, но ответ тоже положительный. Любопытная невезучая девчонка, и скорее всего, они ошиблись, загнав не ту дичь. Бывает.
   Серый уже собирался дать команду к отступлению, напоследок хорошенько припугнув малявку, чтобы не смела обращаться в полицию. В конце концов, у них есть Цель, и лишние жертвы ни к чему.Серый собирался и, вполне вероятно, успел бы воплотить свои планы в жизнь. Но тут в тупике стало тесно и совсем невесело. На стаю дрессированных псов, каждый из которых способен в одиночку свалить медведя -шатуна, напали крысы. Крысам всегда было плевать на правила, для них не существовало никаких законов, а запах крови пьянил и отнимал остатки разума.
   Палку, не способную защитить, даже сдержать атаку надолго, единорожка уронила почти сразу, стоило по нервам ударить первому отголоску чужой боли. Уронила, прижала ладони к ушам, чтоб не слушать криков, укрепила Щит всем, до чего сумела дотянуться, вычерпала резервы до донышка. И по стенке, с зажмуренными глазами попыталась выбраться из ловушки, устроенной не на нее, но согласной и на другую жертву.
Ей жаль было серых, умирающих на расстоянии вытянутой руки, но бросаться на помощь им она не собиралась. Они не были ее стадом, Алекса за них не отвечала. Более того, в душе ярким пламенем горела уверенность: поверни дело чуть иначе, не сдержи она инстинкты, ни один из серых не колебался бы, отдавая ее на заклание своим хозяевам. И плевать им было  на то, что единорогов почти не осталось, и что даже по человеческим меркам она - почти ребенок....
   Только больно было все равно. И Лекса бежала, так быстро, как только могла со все еще закрытыми глазами. Прочь из места, где ей только что подмигнула, оскалившись, неизвестность. Бежала, пока не уткнулась в кого-то, кто пах сладостями с привкусом легкого безумия. Замерла настороженно и открыла глаза.
  Может тебе в затворницы податься? - тоскливо поинтересовался Голос.
   Дракон по имени Юклид Натхай наблюдал за побоищем с леденцом в одной руке и тростью во второй.  Как будто не было в этом ничего особенного. Ну, подумаешь, две банды не поделили территорию, решили разобраться старым добрым способом, пригласив дракона в качестве стороннего наблюдателя.
   Ага, точно-точно, - покивал внутренний наставник. Прям как в сказке о двух жадных медвежатах. Почти.
   - Здравствуйте, - кивнула осторожно, чуть отступая назад.- С вами все в порядке? - спросила прежде, чем осознала, что именно и у кого спрашивает. Но на асфальт тяжело капала темная жидкость, а воздухе пахло кровью и чем-то химическим. Слишком сильно пахло, если вспомнить, что две стаи остались позади, а дождик услужливо смывал запахи, помогая по мере сил.

+1

54

Неоспоримое преимущество темных очков хотя бы в том, что за их стеклами не различить ни направления взгляда, ни степени его заинтересованности. Лицо, поделенное светофильтром напополам, теряет всякую выразительность мимики, делаясь удивительно плоским и немым. То, что обычно читалось в глазах, пряталось в тенях ресниц, в мельчайшей жилке у переносицы, в складке века - все те неброские отпечатки истины, оказываются вдруг скрыты и остается либо верить, либо не верить тому, что срывается с губ, порой весьма неискренних.
Ориентироваться по очкам не просто. Вот повстречался в темном и небезопасном переулке дракон, даже ночью опекающий чувствительное зрение, и как понять, что именно так привлекает его внимание: эпичное в дворовых мерках побоище, где травмированно выбывших много больше случайно убитых, или точка аккурат по центру гладкого девичьего лба? Что принимать за правду - равнодушное:
- Добрый вечер. В полном.
.. или хрустнувший на зубах леденец, деревянной щепкой украсивший асфальт?
Сам Юклид ответил бы: " Разумеется, что-нибудь третье. Драконья мимика скупа, а невербальные сигналы гораздо обширнее человеческих." И важно на самом деле не леденец, крошевом прилипший к небу, не приподнятая над стеклянной кромкой бровь, не гранатовый браслет, химическими фракциями сползающий в чашу ладони, не постукивающая об землю трость, а то, что волчья морда при этом смотрит в сторону оживленного сити, носок левого ботинка повернут наружу и правое  плечо неуловимо выдвинуто вперед. На долю градусов, но уже это многое означает.
Он говорил ей: "Беги".
И даже обещал:"Прикрою".
Как в плохом боевике, основанном на самых прозаических из событий реальности. Все-таки игла в вене позволяла быть добрее и чуть-чуть отступать от проложенных предками традиций. Позволяла вспоминать, что в основу этих самых третьесортных боевиков легли посконные заветы рыцарства и справедливости, лозунги которых век за веком собирали со всей Европы полунищую армию воинов Христа.
- И морали в них было не больше, - заметил дракон в ночь. Он и девушка рядом с ним казались безопасными настолько, насколько вообще могут быть безопасны простые обыватели в гуще чужой драки. Они не визжали, не вопили, не пытались размахивать руками, вызывать полицию или, боги упаси, геройствовать. Всего лишь вели светскую беседу, не стремясь отвлекать иных от смертоубийства. Так почему бы занятым людям о них не забыть?
Натхайр не знал, почему "нет", точно так же как в этот момент не подозревал в визави Алексии информаторов Охотников, точно так же, как не мог предугадать будущего завтрашним вечером звонка бывшей супруги и появления планов насущных на весь осенне-зимний период. Драконы не сильны в ясновидении и прорицание не входит в сферу их несомненно обширных талантов. А вот скорость реакции среди них числилась.
Если бы он знал, что это последний вечер охоты, он бы точно не расстроился подобным образом, когда один из противников шакалят вдруг вспомнил о своей почти упущенной подруге. Потому что последний был без солнечных очков и Юклиду пришлось созерцать как конец его трости входит человеку в глаз, выдавливая стекловидное тело на скулы. А без ээтого зрелища Натхайр вполне мог обойтись - уж больно оно не соответствовало общей концепции добра и непротивления насилию, пропагандируемых многими ночами подряд.
-Пойдемте, - едва выдернув из тела собственность, Юклид подхватил девушку под локоток, - Провожу вас до более цивилизованного места. Как вы считаете, не является ли отсутствие идеалов основной проблемой современной молодежи?

+1

55

Многострадальная шея, едва успевшая толком зажить, заныла как-то особо тоскливо, опасаясь повторения недавних «приключений». Руки почти дернулись к ней, чтобы закрыть, но остались на месте. Все же контролировала  единорожка намного лучше, чем могла бы от себя ожидать, тем не менее, с завидным упорством продолжая даже не ходить по любимым граблям, а прыгать, выложив стройными рядами, а то и танцевать. И даже не спокойный размеренный вальс, а что-то поактивнее.
   Голос привычно стонал на заднем плане, периодически то собирая чемодан, кое-как запихивая пожитки  внутрь, то швыряя несчастный чемодан о стены, то пиная все в одну кучу. Но не ругался, истратив заковыристые выражения раньше, новые не накопив, а повторяться не желал. Единорожка, потратив несколько секунд на подслушивание, мысленно махнула рукой и полностью вернулась в реальность.
   Дракон был  спокоен и невозмутим, разве что несчастная конфета прощально хрустнула под зубами. Но недавний опыт второй встречи напоминал о том, что подобное спокойствие – иллюзия, и при желании кириос Натхайр способен двигаться стремительно и почти незаметно для глаз.
    Это он что, собрался тебя спасать?- уронил чемодан вместе с челюстью на пол Голос.
    Ты о чем? – мягко спросила единорожка, не пытаясь пока ни сбежать, ни подойти ближе.
   Да посмотри, КАК он стоит!- рявкнул внутренний наставник. Хотя ты ведь не поймешь все равно. Вот бы хоть немного времени потратила на то, чтобы понаблюдать за людьми прежде, чем с головой бросаться в очередную авантюру, ставя на кон свою жизнь и здоровье! А еще курсы по самообороне неплохо было бы закончить, - добавил мечтательно. Эх, мечты, мечты. В общем, я тебе как специалист говорю, сегодня дракон тебя спасает.  По крайней мере, сейчас. Пользуйся.
   Ага, - кивнула единорожка рассеянно, понимая, что пользоваться  нынешним настроем дракона не станет, как и слишком на него полагаться. Чтоб не спровоцировать случайно.
   - И морали в них было не больше, - произнес кириос Натхаир, так словно продолжал давно начатый разговор.
   Переспрашивать девушка не стала, промолчала, сочтя, что молчание тоже неплохой ответ  в данной ситуации. За спиной звуки схватки становились все тише, но все еще продолжали заглушать негромкий шепот осеннего дождя. И Лексе было до странного безразлично, кто побеждает: загонщики или крысы. И первые, и другие не были ей друзьями. И встреча с каждой стаей с глазу на глаз  закончилась бы не менее разрушительно. Загнанный в угол единорог, которому не оставили выбора, способен защищаться не хуже той же загнанной в угол крысы, которая становится смертельно опасна.
   Если успеет среагировать, - напомнила негромко память.
   Дракон успел, нижний конец его трости вонзился в глаз говорливому главарю легко, словно не встретивший сопротивления горячий нож в масло. Агония умирающего ударила по нервам, к счастью - короткая, иначе Алексия не смогла бы удержаться на ногах. Зачем  вожак ринулся ее догонять, бросив на произвол судьбы остатки своей команды, единорог не знала. Возможно, решил, что виновница – она и хотел заставить отозвать своих…людей. А может, бежал он вовсе не к девушке. Но сегодня явно был не его вечер.
   К хозяину трость вернулась точно так же быстро, тело рухнуло на мокрый асфальт о сталось лежать неподвижно. Кириос защитник подхватил спасенную под руку и повел прочь, продолжая поддерживать вежливый разговор.
   - Спасибо, - кивнула Алекса, выбираясь из короткого ступора. – К сожалению, у меня мало знакомых ровесников, чтобы сформировать мнение по этому вопросу… - начала и тряхнула головой, приводя в порядок мысли. – Прошу прощения, но можно спросить? А вы часто прогуливаетесь в такое позднее время? Если я, конечно, по неведенью не умудрилась ступить на запретную территорию…

+1

56

Трость ластилась к асфальту, глухо аплодируя неспешной прогулке двоих. Ее "фа" выглядела как концентрические круги цвета зрелого баклажана, а мелкие "соль" дождевых капель пощипывали кожу бледно-голубыми электрическими разрядами.  Шаги единорожки, "цок-цок" резиновой подошвой ботиночек по мокрой земле разлетались сочно-желтой пыльцой чубушника, собственное же его скольжение растекалось металлическим ртутным отблеском. А еще синевой разбегались бурые крысиные спинки - завсегдатаев этих извилистых мусорных переулков, и гниловатым персиковым боком топорщились любопытные носы других крысюков, тех, что в одиннадцать обязательно покажутся дома, ведь в Греции нет беспризорных детей - есть непослушные и неблагополучные. Предполуночное небо наливалось белизной горных ледников, а уходящие ввысь слепые стены, щербатые заборы и заросшие бурьяном тяжбенные пустыри, стыдливо розовели закатным перламутром: древний, переживший много и многих город звучал цветами, выхватывая их палитру из глубокой памяти химеры.
Яркость красок резала слух.
- О! - округло попробовал на вкус тишину. Нашел ее пресной, как речную двустворку, - Вижу, наши встречи не прошли для тебя даром, ребенок. Учишься тактичности? - собственный голос был сиз пряным перцем, насмешливо бликовал рыжестью шафрана, - Периодически. Ночь наиболее комфортное для моего вида время.
Где-то позади остывало трупным холодом его спокойствие и планы последних полутора недель, наживленные на нить гранатового браслета из-под закатанного рукава. Планов было откровенно, по-брусничному, жалко. Он уже настроился, он уже уговорил себя ввести в первую четверть молодого века новую, почти ежевичную традицию, отмечать самый тоскливый день осени свежим, заслуженным мертвецом. А тут такая досада. С челочкой.
В прошлом году досада была стрижена, носила табельное оружие и вовсю благоухало ячменем. или это было еще год тому? А в прошлом у досады были резиновые сапоги на босу ногу, худющие лопатки и - б-ррр-р! - полыхающий меч из хребтин?
Два Хранителя и один пресветлый дух леса. Кто же будет в следующем?
- Ребенок, ты кажется, ветеринар? - для некоторых традиций стоит открывать двери, а каким-то хватит и форточки. Браслет, намерзая, все больше походил на латную полуперчатку рокерского морозильного типа. Стильно, но запястье начинало неметь, - Маникюр сколько-нибудь длинный? Не поможешь вытащить занозу? Не хочется пачкать рубашку.
В сгибе локтя, под тонкой коркой льда, в который превращался смешанный с дождем и каплей крови наркотик, темнел слом металлической иглы.

Отредактировано Euclid (01.02.2016 20:34:44)

+1

57

Дождь тихо неразличимо шептал что-то успокаивающее, оседая мелкими туманными капельками на коже и волосах.  Лекса пыталась разобрать слова, н даже истинная природа была не в силах помочь. Дождь рассказывал торопливо, слова путались, повторялись, постепенно затихая еще сильнее. Хотя, казалось бы, куда еще сильнее?
   И звонко отстукивала ритм неизвестной мелодии трость в руках дракона. А девушка старалась не думать о том, что еще несколько минут назад безобидная с виду трость с навершием в виде оскаленной звериной морды походя отняла человеческую жизнь. Пускай человека трудно было назвать хорошим, раз он не считал зазорным охоту на другого разумного, девушку, которая по умолчанию много слабее тренированного опытного мужчины. пускай. Но он жил, а теперь его больше не было. И никогда не будет.
   А дождь все не умолкал. Лекса отмахивалась от очнувшейся совести, проверяющей остроту клычков, и думала. "Почему" и "Зачем" толпились в мыслях, отталкивая друг дружку, и смущенно замолкая, стоило остановить на них пристальный мысленный взор. Спросить ? Или не спросить?
   И Лекса молчала. Не из чувства такта, о котором упомянул кириос Натхайр, и которое было у нее всегда. Просто потому что не знала, что именно спрашивать. Не была уверена, понравятся ли ей ответы.Просто потому что прямолинейность часто путали с наглостью. Даже самые опытные.
   Молчание - золото? И разве важно, что порой серебро куда ценнее?
   Шаг за шагом дождь стирает прошлое за спиной легкими движениями ластика. Ночь хранит множество тайн, одной больше, одной меньше, для нее не имеет значения. А над загадкой ночного побоища пускай ломают головы люди, пытаясь отыскать ответ. Но так и не приблизившись к правильному варианту и на шаг. Просто дракон решил помочь единорогу. Просто у дракона случилось хорошее настроение. Просто дракону...
   Понадобилась помощь специалиста, - ввернул Голос, вырывая из меланхолии. Занозу выдернуть.
   Девушка полюбовалась на свои аккуратные ноготочки, на роль пинцета не годящиеся от слова совсем. Вздохнула и подняла на дракона укоризненный взор, но смолчала. В который раз за сегодняшний вечер, плавно перетекающий в ночь. Открыла сумочку, послушно висящую на плече, извлекла из нее пачку салфеток, бутылочку с перекисью и пинцет.
   - Всякое бывает,- пожала плечами вместо объяснений, стирая салфеткой кровь. А после, тщательно прицелившись, зажала кончик стальной иглы пинцетом и выдернула единым движением. - Вам она нужна?- кивнула на обломок. В сумочке дожидался своей очереди бинт. - Если нет, то я выбрасываю. И постарайтесь не шевелиться, когда буду руку бинтовать, а то криво выйдет.

+1

58

Дрессируемы все. Это аксиома, не требующая подтверждения, но Натхайру просто нравилось кидать камешки доказательств в холщовый мешок определенности с кривой надписью "Не верю" на дырявом боку. Вот, к примеру, девочка, чья темная макушка благоухала под его носом смесью диких трав и терпкости молодого ежевичного вина, в первую встречу буквально рыхлила копытцем землю при малейшем упоминании о своих младых неопытных годах, а уже к третьей и ухом не ведет. И не важно, что лежит в основе покорности - смирение, признание или непротивление большему злу, главное то, что место недавнего излома нынче стало гибко и послушно, а значит менее уязвимо.
Подобно драконьей вежливости, которая к третьей же встрече все же изволила снизойти до демонстрации общественности своих чопорных юбок:
-Спасибо, - теплым шорохом шерстяного крепа отметилась верхняя, вечерне-чернильная, - Обойдусь без перевязки.
И даже без пластыря на месте прокола, если вся первичная санитарная обработка состоит в фактическом " плюнуть и растереть".
Змей скатал рукав и, глядя в спину удаляющейся пуританке, потрепал Алексию по мокрой жесткой гривке. Он бы и по щечке потрепал до образования устойчивого румянца, но ветер бросил с крыши в лицо пригоршню стылой осенней воды и пришлось счесть подобные нежности излишеством.
- Тебя проводить до остановки автобуса или сразу до дома?

+1

59

Единороги наивны. Они свято верят в то, что способны спасти всех нуждающихся, по воле судьбы встреченных на своем пути. Спасти, помочь или хотя бы выслушать, разделив горести на две неравные половинки, большую втайне забрав себе. Надеются найти понимание, когда проблемы постучат  уже в их собственную дверь. Хотя  бы понимание. Наивность густо приправленная детской верой в то, что все истории рано или поздно заканчиваются « Они жили долго и счастливо». Единороги наивны, даже если им пытается открыть глаза на жестокую реальность воодушевленная интуиция, обзаведшаяся мнением и именем. По крайней мере,  один единорог. Но ей простительно, юность объясняет и оправдывает многое.
   Драконы наивны. Они уверены в своей несомненной правоте. Как никак, но за спиной у каждого дракона стоят прожитые столетия, глянцем личного опыта ложащиеся на  чешую и полирующие до остроты отточенного клинка вершины гребней. Разве накопленные годы уже не доказательство их верного взгляда на жизнь? И какое имеет значение то, что порой чужая прямолинейность похожа на грубость, и изгиб сжавшейся пружины напоминает  звено кующейся кольчуги? И совсем неважно, что звонкое пение серебряных монет гораздо честнее масляного молчаливого блеска золота. Драконы наивны. По крайней мере, один дракон. Но никто не скажет ему об этом.
   Люди  наивны  тоже. Но каждый по-своему. И часто их наивность опаснее и безрассудной наивности единорога, и опытной самоуверенной наивности драконов. Опаснее для окружающих, включая драконов и единорогов. Но кто расскажет об этом самим окружающим?
   Алексия небрежно отбросила в сторону не нужный даже в качестве сувенира обломок стальной иглы, и дождь тут же смыл с него остатки драконьей крови, торопливо растворяя ее до полной неузнаваемости. Единорожка тщательно протерла салфеткой пинцет и, поколебавшись пару мгновений, все-таки сунула ткань обратно в сумочку, планируя сжечь дома. Оставлять неподалеку от места схватки такую улику она не собиралась. Даже если полицейские не обратят внимания на крохотную стальную занозу, которая могла валяться под ногами у прохожих не первый день, то салфетка  со свежими следами крови точно привлечет ненужное внимание. А уж  если специалисты сделают анализ крови…
   Кириос Натхайр от перевязки отказался, Лекса в ответ молча  пожала плечами, не планируя читать лекцию о потенциальном заражении и прочих опасностях.  В конечном счете, кто лучше  разбирается в физиологии драконьего организма, как не сам дракон? И если он считает, что ни в перевязке, ни в какой-либо  другой обработке рана не нуждается, то так тому и быть.
   Рука  дракона растрепала влажные пряди каким-то покровительственно – одобрительным жестом. Девушка едва не фыркнула удивленно, глядя на мужчину из-под  челки.
   Ну, вот,  еще бы вручил кусочек сахару и назвал хорошей лошадкой, - перекосило Голос. Только я тебя заклинаю, не смей заводиться и повторять за мной в слух! У тебя очень неплохо получается молчать, продолжай в том же духе.
   - До остановки будет достаточно, - растеряно произнесла, даже не пытаясь разобраться в мотивах дракона, великодушно продолжавшего исполнять взятую на себя роль рыцаря в сверкающих доспехах. – Благодарю, - запнулась, а после осторожно поинтересовалась. – А вы хотели зайти в гости?
  ….!!! – дальнейший монолог Голоса цензура вырезала полностью, оставив только знаки препинания.

Отредактировано Alexia (21.02.2016 20:07:01)

+1

60

Вечер становился все лучше и лучше.
Дождь усиливался, купая младенца ночи в лужах.
Наивный дракон, через всю долгую жизнь несший свою увесистую наивность и хрупкую доверчивость высоко и угрожающе поднятой, качнул в раздумьях головой, полив с полей шляпы кожаные плечи.
- Пожалуй, чашечка горячего чая была бы сейчас уместна, - сказал он ей, почти по-старорежимному, еще по предписанию прошлого века и даже страшно вспомнить -  прошлого тысячелетия, едва не придержав под локоток - опомнился в самый последний момент, когда плечо и кисть уже начали движение, и пришлось ими отмахиваться от дождя как от докучливой дворняги, - Так что охотно принимаю приглашение.
И словно утверждая, что рубикон пройден, ставки сделаны, мосты обрушены, вечернее небо и широкая лента дороги впереди разразились подобием грома - с визгом покрышек, с сочным лязгом сминаемого металла, с веерным шорохом рассеченной закрылками волны. Этаким многообещающим магнолиевым многоточием, в которое ванильным привкусом грани мира вплелся тихий и решительный хлопок того самого, винно-гранатового цвета.
Два звука разных, совершенно не связанных друг с другом напева - авария и выстрел - слились в гармоничную симфонию осенних сумерек, столь ласкающую слух, что Змей совсем уж было сорвался в пляс, в поделенный на три схватки такта ритм венского вальса, что, как известно, не танцуется в одиночестве.
Пару па де ша и флет бек.
Ему пришлось ее вовлечь. Еще не осмысленно, еще по инерции найденной палитры мелодики, по иррациональному желанию всесокрушать добром и пестовать защитой, Эвк дернул Лексу на себя, развернулся вместе с ней, пропуская пустоту переулка за спину, и едва успел прихватить ее за ворот курточки, когда влажная земля поехала под их ногами в глубокую, полную воды и отбросов цивилизованного, экологически просвещенного общества канаву.
Шакалью не место там где пробуют голос львы, они разбегаются от рыка.
Обитатели подворотен не уживаются с теми, кто может позволить себе стрельбу в столице насквозь правового государства.
Он выскочил на них из подворотни, удирая от реального и усиленного кумаром страха, на ходу теряя щетинистую шакалью шкурку, становясь одним из многих крысюков, что исправно по утрам посещают школу, табелем оценок выманивая деньги из родительских карманов, чтобы вечером было на что купить первую дозу, чтобы не боязно было обносить припозднившихся прохожих для второй. Выскочил, поскользнулся, притормозил, увидел, узнал. Сунулся было, но запищал, шарахнувшись, когда со знакомого лица из-под съехавших на кончик носа очков, из густой тени обвисших полей плеснуло вопросительной зеленью, заорал в полный голос, угодив во что-то органическое, белеющее омытыми костями сквозь изъеденную тленом шерсть и так, вопя, умчался прочь, кусаемый химерами за пятки.
А они остались. И обидевшийся дождь рухнул с неба тропической стеной.

+1


Вы здесь » Под небом Олимпа: Апокалипсис » Отыгранное » Геральдика как она есть


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно