Я достаточно быстро нашел темный тупичок и припарковал автомобиль, не удаляясь  слишком сильно от дороги. Гарлем оживился и, даже не поблагодарив меня, накинулся на мальчишку. Хотя накинулся это не совсем то слово. Он гибкой змеей скользнул на заднее сиденье, сверкнув голым задом, и принялся льнуть к мальчишке как кот. Я наблюдал за происходящим, застыв за рулем, так и продолжая его сжимать. Я еще не видел, как питаются менады, и происходящее вызывало во мне внезапное любопытство. Действия Гарлема были полной моей противоположностью. Он разговаривал с жертвой, он касался мальчишки так, как будто это был его любовник. Он целовал его мальчишескую упругую кожу и гладил его. Парень млел и томно закусывал губы, не осознавая происходящего, выполняя мой приказ быть покорным. А я вспоминал то, как убивал сам еще неделю назад. Грязь и пот, кровь, искаженные злобой и страхом лица. Люди, наполненные ужасом перед смертью и кричащие от боли, когда она находила их. Происходящее на заднем сиденье скорее напоминало театральное представление с драматическим исходом и в то же время самое искреннее действо, которое я когда-либо видел. И главное, что заставило меня с онемением смотреть на происходящее, это красота. Даже несмотря на потрепанного парнишку и кучи хлама на сиденье, несмотря на запах тяжелой и мрачной весны с улицы и запах усталости. Движения Гарлема были так плавны и грациозны, как будто он танцевал вокруг своей жертвы, укачивал его, лелеял. Хищник в нем был сосредоточен и умел. Я очнулся, лишь ощутив тонкую боль жертвы, и глубоко вдохнул, ощущая медленную, но безвозвратную смерть маленького немца. Я был сыт, но смерть – это то блюдо, которое я мог поглощать в любых количествах. Пустевшие вены мальчишки заставляли его немного постанывать, но его сердце останавливалось без страха. Только чистая боль и кристально прозрачная смерть. Я смог выдохнуть только когда удовольствие от ощущения прерванной жизни немного утихло. Однако, увиденное взбудоражило меня. Сам не заметив как, я потянулся к пуговке на рубашке, расстегнув ее. Мне было жарко.  Может на меня влияли флюиды Гарлема, может я просто слишком долго был на фронте, но я с удивлением ощутил в своих венах желание. На этот раз явно мое личное. Я снова взглянул на откинувшегося с блаженным выражением лица менада. Его пересохшие на холоде губы смочились кровью и призывно горели на бледном лице. Он глубоко дышал и не торопился одеваться, согревшись чужой жизнью. Ну вот. Еще совсем недавно я готов был его разорвать за его вожделение, а теперь сам думаю о нем. Но у меня нет ни одной причины, чтобы отказать себе в удовольствии. Уж менад-то точно против не будет. А искать женщину и платить ей, когда под боком служитель Вакха,  чистой воды глупость. Да и если подумать, он сам, как женщина. Только что костлявый. Я обернулся на млеющего блондина. Автомобиль позволял втиснуться на заднее сиденье даже такому как я, несмотря на хлам и растекшегося по сиденью Гарлема. Однако, я был далеко не такой гибкий и юркий, как менад. Мое перемещение к нему могло обернуться катастрофой для машины и истерическим смехом для Гарлема. Но я не собирался устраивать ему такое развлечение. Лучшим решением я счел извлечение самого Гарлема с заднего сиденья. Мне не составило труда выполнить задуманное и усадить менада к себе на колени. Сказать мне ему было совершенно нечего, и я хотел, чтобы он тоже молчал, поэтому я приложил палец к его губам, размазывая кровь и предупреждая его попытки говорить. Но на его губах я не остановился. Я повторял его движения, которыми пару минут назад он ласкал мальчишку. Мои пальцы касались его шеи, его ключиц. Я вспоминал, что могу не только убивать, и это согревало меня, заставляя дышать быстрее. Притянув менада к себе, я коснулся губами его шеи, ощущая его бешеный пульс. Как просто хищника превратить в жертву...

Менад реагировал на каждое мое прикосновение. И я чувствовал, как чутко его тело откликается на мои ласки. В каждом его вдохе было столько искренности, сколько я не ощущал ни от одной смертной женщины. Как часто их мягкие тела оказывались так лживы, изображая страсть. Гарлем же был эликсиром чуткости и страстности, пошлости и опытности, смешивающиеся в равной пропорции с его юным лицом и андрогинной красотой. На какое-то мгновение я забыл о своем возбуждении рассматривая мягкие, почти женственные черты лица менада. Но его рука в моих волосах напомнила мне о происходящем и о желаниях моего тела. Я шумно выдохнул и позволил Гарлему подобраться к моей шее. Кто знает, может его силы и остроты зубов хватит, чтобы прокусить мою кожу? Но я вспомнил разрывающиеся рядом со мной мины и решил, что зубы менада мне ничем не угрожают. Однако гибкий и влажный язык блондина быстро заставил меня забыть об опасности, о неподходящем времени и месте для подобных шалостей. Я просто хотел его. Без оговорок. И Гарлем мастерски принялся исполнить мои желания. О том, сколько членов блондин уже отсосал за свою жизнь, я старался на думать. Однако, отвратившая меня раньше мысль, сейчас лишь распаляла меня и злила, заставляя быстро и горячо дышать. Нежных ласк Гарлема вскоре стало мало, и я опустил руку на его голову, заставляя его брать глубже, покончив с прелюдиями. Когда же я ощутил бархат его горла, то не смог сдержать рыка, удерживая менада и заставляя двигаться, оставляя ему минимальные возможности для вдоха. Бледное тело, каким-то чудом умастившееся у моих ног, принадлежало мне. И я направлял его, заставляя дарить мне наслаждение. Я брал это по праву сильного, отринув все морали. Но скоро и этого мне стало мало. Я хотел владеть Гарлемом, ощущать его плотнее, сильнее, но его рот был настолько сладок и умел, что я не мог и не хотел прерывать это ни на секунду. Я зарычал, откинувшись на сиденье и выпустил хвост. Благо спущенные брюки не создали ему помех. Его тонкий гибкий конец коснулся обнаженного бедра Гарлема, заставляя блондина вздрогнуть, но я все так же держал его голову, чтобы он не отвлекался. Мой хвост продолжил свое путешествие и вскоре нашел то, что искал. И даже напряжение мышц менада не стало для меня помехой. Я вошел в него кончиком хвоста, ощущая жар и спазм внутренностей Гарлема. Теперь он был мой целиком, полностью в моей власти, окончательно и безоговорочно. Мы оба знали, кто мы. Нам нечего было скрывать друг от друга, и я не собирался себя ни в чем сдерживать, даже помня о том, что совсем недавно я кроваво и жестоко насиловал его. Только на этот раз мои движения были аккуратнее. Ты хотел меня, малыш? Так наслаждайся! Ощущай меня. Я везде. Я в тебе. И сейчас ты мой.

Отредактировано Corvinus (31.03.2015 21:51:36)

Тонкая и влажная боль Гарлема казалась мне изящным приторным эликсиром. Я смаковал ее, наслаждаясь телом и ласками менада. Он принял правила моей игры и принял меня, больше не сопротивляясь. Мой хвост гибкой змеей проникал в него, все глубже и глубже, изучая изгибы его внутренностей, растягивая их тонкие стенки, заполняя собой хрупкое тело и извиваясь внутри, насколько позволяли гибкие хрящи и кости моего хвоста. Гарлем становился все более вялым, несмотря на его методичные движения. Но я с удовольствием понял, что его страдания и асфиксия возбуждают меня все сильнее. Я несколько раз грубовато вошел в его горло, пока резкий рвотный позыв менада не заставил меня поднять его голову, намотав его белые локоны на пальцы. Изо рта менада текла слюна и немного крови, а его глаза потеряли фокус. Он пытался отдышаться, но совсем не сопротивлялся моим грубым, граничащим с жестокостью, движениям. Я взял его бледное лицо в свои ладони и приблизил к себе. Менад моргнул и судорожно сглотнул, вызывая у меня улыбку. Такой беззащитный, такой глупый, такой падкий на желания, почему-то готовый терпеть боль ради моего удовольствия…
- Я буду наслаждаться тобой, Гарлем, так, как пожелаю. И я вижу, что ты готов это принять. – Но, кажется, менад уже не понимал моих слов, тихо постанывая от движений моего хвоста в нем. Я ухмыльнулся в его бледное лицо, ощущая власть над служителем Вакха, наслаждаясь этой властью и смакуя его боль. Я перехватил менада за плечи и вытащил к себе на колени, помогая хвостом и проскальзывая им еще глубже. Стоны Гарлема держали меня в напряжении, а кровь с его губ, которую я слизал вместе со слюной, заставили меня рычать от удовольствия. Мои руки ласкали его спину и бедра, спускаясь к его члену. Он казался мне таким бархатным и нежным. На войне я отвык от нежности и сейчас как будто заново учился ей. Эта приятная на ощупь кожа под пальцами заставляла меня быть аккуратным и чутким, подавляя свое желание просто раздавить этот кусочек мышц в своих ладонях, растереть, разорвать, насладиться болью этого тела, его криками и стонами, предсмертными судорогами. И забрызгать его, бьющегося в агонии, спермой, наслаждаясь его мучительной и болезненной смертью. Я тряхнул головой, отгоняя желанное видение и зарычал. Наслаждаться властью иногда бывает приятнее, чем минутное насыщение. Я ведь и без того сыт, иначе давно бы разорвал этого паршивца. Я запомню это чувство. И, может быть, когда-нибудь захочу испытать его снова. Упиваться властью, сексом и болью, добровольно принесенной к моим ногам, оказывается так сладко. Чему же ты учишь меня, маленький развратник?

Наслаждение болью смешивалось с наслаждением возбуждением и властью. Я глубоко вдыхал нагревшийся воздух в машине, пахнущий страстью и кровью. Вбирал сладкие обрывки страданий Гарлема, щедро сдобренные его стонами и лепетом. Менад выгнулся от прикосновений моих пальцев и одарил меня сухим долгим и глубоким поцелуем, от которого у меня снова проснулся аппетит.
- Любовь? К демону? Ничего глупее не слышал в этой жизни, моя маленькая шлюха. Я трахну тебя и уйду, забыв о твоей безупречной милой мордашке, как забываю каждого, кто погиб в моих руках. – Я резким движением выдернул хвост из сладкой задницы менада и с силой насадил блондина на свой член, удерживая одной рукой, а другой продолжая ласкать его, отвлекая от боли. И когда крик Гарлема затих, я продолжил, двигаясь под бледным телом. – Мне не знакомы чувства, о которых ты говоришь. Мои братья – это Смерть и Сон. И если я вытащил тебя из штаба, это не значит, что я нуждаюсь в тебе. Мне никто не нужен. Мне не нужна твоя любовь. – Я все сильнее и глубже вбивался в менада, продолжая говорить монотонно в такт своим движениям, чеканя каждое слово. – Мне не нужны признания. Мне не нужны чувства. Мне не нужны слова. Мне не нужна твоя жизнь… Никогдаааа… - Содрогнувшись в оргазме, я кончил в изорванное нутро Гарлема, ощущая липкую влагу на своих пальцах. Менад не отстал ни на секунду, но что бы он не упал, мне пришлось прижать его бледное тело к своей груди, ощущая бешеный пульс двух сердец.
- Ничего личного, менад. Ты предложил, я согласился. Все, как ты и хотел. А теперь одевайся и проваливай. Меня ждет война и сотни тысяч смертей, а тебя все изощренные извращения этого мира и реки вина. Ты развлек меня, я тебя. Мы квиты. – Я ощущал тепло его разгоряченного тела и не мог представить, чтобы слова Гарлема были правдой хотя бы наполовину. Не мог представить себе что-то, продолжающее эти три таких желанных для людей слова. Не мог представить себя, лишенного своего тихого, ледяного и такого незыблемого одиночества, пусть даже менад был таким же долгожителем, как и я, и наше неодиночество могло бы стать вечным. Но поколение за поколением я провожал в темноту Тартара тысячи душ, без слез, жалости и печалей, упиваясь своей природой, упиваясь своей игрой в человека. И моя маска была такой же фальшивкой, как и мое успешное следование этикету эпох. И я не собирался верить каким-либо словам почти такого же существа, как я сам, к тому же словам, которых не понимаю. Только здесь и только сейчас я могу обнимать и терзать добровольно отданное мне тело. И я насладился этим. Скоро все закончится, менад оденется и уйдет, и я снова буду один. И так было, так есть, так будет всегда. Это мой незыблемый жизненный путь.