Настроение дракона менялось парадоксальным образом: еще час назад он был в печали, вывешивая ее вовне показательным баловством, полчаса назад его тело трясло от бешенства, а перед хитро прищуренными внутреннем взором проплывали пасторальные картины затонувших городов, теперь же, когда, по собственному разумению, он утомленно еле ноги волок, его с головой накрывало ядреной закваски веселье.
- Похвальное стремление, - легко согласился Змей с озвученным Дереком планом на ближайшее будущее, - Трудно осуществимое, но похвальное.
Надо сказать, плачевное физическое состояние Двуликого, Юклида волновало мало, вернее, не волновало вовсе. Не из моральной черствости, пусть такая и произрастала в нем буйным цветом, из благоприобретенного цинизма: даже на первый искушенный взгляд в ране юноши самым опасным было возможное заражение. Крупные сосуды не повреждены, а ребро, хоть и хрустнуло на зубах к вящему удовольствию хищника, осколками не пошло, с места не сместилось. "Симулянт" - решил Натхайр и поднялся. В кармане мелодично звякнули порванные звенья цепи артефакта, - "Творческая натура", - поправился Змей и отвернулся. Собственное тело смирилось с ограничениями физической оболочки и наново принялось ее обживать: несколько шагов до брошенной одежды дались ему многим легче, чем несколько минут назад, а после приседаний за рубашкой, жилетом, пиджаком - за каждой деталью мстительно отдельно, почувствовал себя немногим хуже третьего дня, когда проснулся после временной эмиграции в кирию Васкес. И все же это не означало, что Змей спешил с одеванием. Отряхнулся насколько возможно тщательно, выбрал из густой шапки волос мелкий сор, причесался, облачился в сорочку, повторив ритуал с меленькими пуговками и запонками, оправился, вернул на место часы, надел жилет, накинул пиджак, решив не повязывать галстук, оценил на "удовлетворительно" степень запыленность обуви и брюк, проверил сигнал телефона и состояние маникюра... Казалось бы, потратил уйму времени на пустое показушничество, будто не было за его спиной окровавленного, полуобморочного, но все еще воинственно пыхтящего подростка, будто не в этом захламленном проулке недавно было устроено форменное безобразие, с рыком-ревом-грохотом-криком, будто они находятся не в столице правового государства, в самом ее центре, где рукой подать до всех правительственных и бизнес учреждений, и полиция, какой-бы нерасторопной ее не славили, все же не может пропустить место, где то ли кого-то убили с особой жестокостью, то ли изнасиловали, то ли террористически взорвали, то ли высадили инопланетян, то ли вовсе случилось что-то нехорошее. Казалось бы, рискует за зря, из тщеславного позерства. Но Юклиду тоже кое-что казалось: чудилось, что если в таком "неприбранном" виде он сядет в машину, зайдет в замкнутое помещение со стандартной высотой потолка, что просто увидит очередного наглого хомосапиенса, то крышечку с бочоночка его ядреного веселья сорвет напрочь, и кого при этом разбрызгает по прилегающим территориям не будет иметь абсолютно никакого значения. Так что каждая застегнутая пуговичка, каждая расправленная складочка, каждая уложенная прядь становились очередным камешком в той стене, что называется "игра в цивилизованность", у которой были свои четко определенные, давно наработанные правила.
Возвышаясь над оппонентом, такси вызывал уже вполне импозантный грек средних лет. Чуть-чуть усталый, возможно, чуть-чуть не трезвый, но весьма к себе располагающий. Посторонних. На лице Дерека было крупно и четко прописано, что нарядись дракон хоть в сутану, хоть в тогу с белоснежными крыльями наперевес, доверия ему со стороны Певца не будет ни на на единую, даже самую мелкую, даже кем-то надъеденную барабунью. .
- Как понимаю, родители вас сегодня не хватятся? - риторически вопросил Натхайр, прикидывая как ловчее будет перемещать "клиента": в сознательном или бессознательном состоянии, и если в беспамятном, то на плече, рискуя выпачкать в крови пиджак, или перекинув через руку на подобие дорожной сумки? - Отлично. По закону жанра, я сейчас должен либо вас растерзать нещадно, либо отволочь в еще менее людное, предположительно сырое и затхлое, место, где и продолжу бессовестно истязать. Возможно, даже и крестиком. Что выбираете?

[audio]http://pleer.com/tracks/4461331q1RW[/audio]
Кровь на мальце запекалась с удивительной скоростью, характеризуя то ли повышенную живучесть Героя, то ли предрасположенность к тромбозу. Впрочем, если он собирался с той же расторопностью забывать преподанные уроки, то патологоанатом, несомненно, поставит ему другой диагноз в графе причин. Если будет еще чему ставить.
- Не припоминаю, чтобы мы с вами переходили на ты, - смешливо фыркнул образцово вежливый грек и вышел из проулка. Телефонная трубка ответила ему: «Щас буду» и по опыту дракон мог утверждать, что это «щас» обычно не заставляет себя ждать. Главное, дойти до указанного места. В целости дойти, а не сосчитать носом все выбоины асфальта, к чему не менее образцово-показательное "дитя" стремилось все десять метров прямой дорожки. С дрожью в районе поджелудочной представив, как этот прототип мужчины будет сползать с поребрика на проезжую часть – а необходимость пересечь дорогу у них была – движение на каком-то из знаков в этом районе обозначалось как «одностороннее», Юклид на очередном витке Дерека не удержался и таки прихватил его за ворот пиджака. Вряд ли сильно помог в деле обретения равновесия, и уж точно не способствовал его к себе расположению, но, ощущая как в горсти временами натягивается ткань, Змей чувствовал себя спокойнее. А это было важно. Основное потрясение вечера было еще впереди.
С конвейера это средство передвижения когда-то сходило как Джип Врангель, но узнать в нем теперь этого младшего брата Уиллиса было решительно невозможно даже по общим очертаниям. Родными оставались разве что подвеска, левый руль да пятиступенчатая коробка передач, все остальное было доведено неизвестными умельцами «до ума» и представляло собой нечто зеленое, пятнисто-флуоресцентное, светящееся, впукло-выпукло угловатое, местами изрядно художественно помятое, напрочь лишенное не только кузовной крыши, но и дверей - на стандартное афинское такси не походящее ни каким краем. Да и за рулем сидел человек меньше всего напоминающий доброго самаритянина, готового среди ночи сорваться по первому звонку: на половину выбритый от длинных черных волос череп украшали толстые, вживленные прямо под кожу металлические шипы, намеренно удлиненный лоб рассекали две выпуклые полосы имплантированных силиконовых рогов, от уголков нынче пронзительно бордовых глаз расползались на скулы и шею черно-синие извивы татуировки, имитирующие выпирающие варикозные вены, а выкрашенные в бледно-серый цвет губы попирали острые наращенные клыки. При этом, сидевший на переднем пассажирском сидении мордатый мастиф неаполитано в гребенчатом шлеме римского центуриона выглядел не только дружелюбнее своего хозяина, но еще и возвышался над ним на целую собачью голову.
Очень поздние и очень редкие прохожие обходили эту скучающую минутным ожиданием компанию десятой дорогой. Дракон же бодро направился именно к этому припаркованному на углу, грохочущему металлом и басами чудовищу. Сам пошел и "друга" своего повел все так же непочтительно придерживая за шкирку - а ты попробуй, вырвись!
- Куда? - глубоким зычным басом спросил "таксист" не без некоторых трудностей загрузившихся на заднее сидение пассажиров.
- Как обычно, - дружелюбно рыкнул дракон, пытаясь одновременно и Дерека пристроить так, чтобы контролировать его телодвижения на ценной ране и морду песью, щеткой увенчанной, от заманчиво пахнущего кровью подростка без ущерба отпихнуть. Мастиф лез и знакомиться, и здороваться, и на подсунутый под нос Змеиный кулак реагировал мало.
- Обычно бывает разным, - философски заметил водитель, чей пол и возраст при ближайшем рассмотрении угадать так же не представлялось возможным. Более того, имевший с этим персонажем пятилетнее тесное знакомство Юклид до сих пор затруднялся классифицировать его расовую принадлежность. Вроде бы, ни к хранителям, ни к носителям, ни к прочим олимпийским героям он не относился, существом мифическим тоже не был, но и человеком его назвать язык не поворачивался, - По адресу?
- По адресу, - согласился частично обслюнявленный, но успешно пристегнувший страховочным ремнем Двуликого, Натхайр. Предосторожность совсем не излишняя, ибо каким бы не был малым рост инопланетянина, до педали газа он дотягивался всегда. А вот до педали тормоза уже реже.
- Обоих?
- Обоих.
- Перепил?
- Обнаглел.
А дальше разговор не состоялся. Дальше бывший Врангель показал, что мотор его так же не остался прежним и разогнать всех до сотни ему и одиннадцати секунд много...
... квартал их встретил тишиной и светом редких фонарей. Жилые дома здесь соседствовали с пустующими или сданными в аренду производственными помещениями. Никаких заборов, никаких палисадников - широкие улицы, замощенные на ночь частным авто, никаких рекламных плакатов или неоновых вывесок, только таблички с номерами домов. Гулко. Пусто. Уединенно.
Их высадили возле двухэтажного длинного здания красного кирпича, одного из таких бесприютных цехов. Поднявшись на четыре ступени широкого крыльца, Юклид толкнул одну створку высоких дверей и та без скрипа отворилась во внутрь. В густую звенящую ожиданием темноту.
- Входите, - пригласил он и темнота жадно поглотила его голос.

Отредактировано Euclid (24.03.2015 19:13:54)

- Именно, - со странным выражением лица согласился Змей и как брошку на себе внес мальчишку внутрь. Он-то знал, что за дверью нет никакого и намека на привычный коридор, лишь узкая площадка высокой ступеньки - одной из трех, как и все в этом "цеху" облицованная скользким камнем. Если бы Дерек отважно сунулся в темноту в одиночку, в самом лучшем случае его пришлось бы не только зашивать, а у дракона как раз намедни закончились запасы гипса. Отчего-то, по случайному совпадению, совместно с запасами тазов. А так, было всего лишь несколько мгновений ощущения разверзнутой под ногами пропасти в Тартар и свободного парения над ней, но потом Змей нащупал выключатель и под очень далеким потолком вспыхнул хиленький, крайне в себе неуверенный гостевой свет.
Как говорится: просторная квартира это не та, в которой много метров по кадастровому паспорту, а та, в которой бассейн с бегемотом не очень бросается в глаза. У Юклида бегемота в хозяйстве не было, а если бы и был, то его давно бы съели без всякого уважения к защитникам редких видов животных, зато в дальнем от входа углу у него на балансе числилась кровать в три гиппопотама размером и она действительно не бросалась в глаза. Как, впрочем и иная мебель. Глядя на бесконечную мраморную целину пустого пространства вообще с трудом верилось, что здесь есть еще и кухня, ванная, гардеробная, а так же любовно обжитый рабочий кабинет. Человек в его доме чувствовал себя мелким и жалким, дракону же места едва хватало, и стенам этим довелось выслушать ни одну жалобу на затекший от неудобства хвост и задевающие за все роговые наросты.
В интимном полумраке было гулко и тревожно чутко.
Решивший для себя, что долг радушного хозяина им выполнен с лихвой, Натхайр ужом вывернулся из цепких юношеских объятий и собственного пиджака, оставив его трофеем подраненному завоевателю и с напутственным:
- Повесь его куда-нибудь, - удалился вглубь, на ходу в очередной за вечер раз затевая деловитый стриптиз, - Найдешь стол, сервируйся на нем по своему усмотрению, не стесняйся. Только чайник не разбей..
".. А так же чашки, пепельницу, вазочку с икебаной и лечь постарайся так на том большом металлическом разделочном монстре с желобками и канавками, а так же вязью причудливых знаков, чтобы отверстие слива пяткой не заткнуть... А я пока в душ. Вернусь, возможно, скоро."

Юклид нежился в душе, начисто позабыв о времени.
Красный с тотального недосыпа глазок камеры зло буравил Дереку затылок.
В доме Змея не закрывалось ни одной двери. Строго говоря, во всем, что касалось разграничения пространства, Змей придерживался конструктивного минимализма: даже из санузла, отделенного хрупкой стеклянной преградой и повешенным на крючок халатом, дракон прекрасно слышал все, что происходило в его жилище. Слышал, но не контролировал. Ему это было попросту не интересно.
Никто никогда не задумывался, зачем нужна дракону сокровищница? Действительно ли из алчности?
В его доме квартировалась уйма ценных и весьма ценных вещиц, за которые коллекционеры отдали бы – и отдавали! -  не только парные почки, но и органы всех своих дражайших родственников. Среди этих вещиц гарантированно не водилось современных реплик, только подлинные вестники эпох. Этакая кладовая сентиментального романтика или, что точнее, консервативного долгожителя.
В доме Змея не закрывалось ни одной двери, даже в его длительное отсутствие. Бери – не хочу.
Отчего-то не брали. Отчего-то коренной афинский криминалитет, под угрозой расстрела в упор, не замечал этого откровенного приглашения.
Возможно, оттого же, отчего в каждой второй легенде, где фигурировал дракон, значилась подробная карта к его сокровищнице, едва ли не снабженная иллюстрированным выставочным каталогом. А сама сквалыжная рептилия к приходу доблестных экспроприаторов добросовестно накопленных капиталов либо удалялась «за покушать», либо внезапно впадала в длительную беспробудную спячку.
Внимательные экспроприаторы все же замечали, что даже у спящего или беспечно удаляющегося дракона великолепная спортивная фигура и обаятельнейшая улыбка. Именно в эти моменты внимательные экспроприаторы задумывались о скучном, честном труде за одну зарплату, с хтоническими химерами никоим боком не связанном.
В доме Змея никогда не закрывалось ни одной двери, даже в голодные послевоенные или нынешние кризисные годы. Змей не сторожился запорами ни от профессиональных домушников, ни от случайных налетчиков, с истинно христианским смирением предлагая: поддайся соблазну - возьми безделушку.
И я буду идти по следу всю твою никчемную жизнь!
Юклид смывал с себя мыльную пену и усталость.
Дерек бил в его кабинете синюю фарфоровую курительницу династии Юань.
И только глазок камеры, паникуя датчиком движения, знал, сколько в Змеином кабинете перебывало вот таких косоруких растяп.
Наконец Юклид завернул кран, накинул прямо на сырое тело тонкий шелковый халатик до пят, в ручную расписанный по дымчато-серому полотну черными ростками бамбука и белыми иероглифами – халатик шился персонально лисицей-кицуне  и присылался кузеном в качестве оригинального письма, - прислушался, - Хаос великий! Разве сложно среди пустующего пространства найти один разделочный кухонный стол?! – принюхался, содрогнулся и громко позвал голосом вожделеющей нимфы, временно подрабатывающей директором интерната для трудных подростков:
- Иди ко мне!

Тепидарий тонул в клубах горячего пара. Пар теснился в плену холодных мраморных стен, оплывал на них росой, слезами капал с потолка, лужицами собирался на полу. Пар желал раздвинуть границы возможного, но не покидал четко очерченного бледной зеленью неоновой подсветки периметра стеклянных перегородок. В отместку, он крал их очертания.
Юклид сидел на краю широкой классической ванны. Худой и мокрый, задрапированный куском туманного шелка, мужчина с нескрываемым удовольствием курил из длинного мундштука половинку сигареты, соревнуясь с паром за право выкурить ее сухой. Под босыми узкими ступнями набегала одна из прохладных лужиц, морщинками у глаз щерилась улыбка, с которой он ждал своего блуждающего в пустоте гостя.
Паршивец являться на зов не спешил. Он замирал среди собрания книг. Он прерывисто дышал сухим воздухом спальни. Он бродил за стеклянным лабиринтом, будто потеряв в нем свою путеводную нить. И все же он не уходил сквозь высокие открытые двери, белой лабораторной мышью приближаясь к уготованной ему змее.
Змея ждала, вертикально зеленея предвкушением, змея слушала как плещет под его ногой вода, как скрипит на мраморе песок с его ботинок, и не слышала что он там лопочет по безвременно почившему фарфору.
- Пустяки, - взмахивает мундштуком Змея и, запрокидывая голову, прибавляет сизыми кольцами пару густоты, - Эта безделица досталась мне на сдачу к партии гашиша. Лет четыреста назад. Давно пора было разбить.
Огонек сигары трещит, вспыхивает ярко, не поддаваясь тенетам влаги, ни когда Змея затягивается, ни когда, качнувшись корпусом вперед, поддается Дереку навстречу, круглыми широко открытыми глазами рассматривая его как в первый раз, будто гипнотизируя мышку подойти еще поближе.
- Ну как? - спрашивает заговорщицким шепотом, - Это место достаточно сырое и жуткое? На ваш вкус?
Пар плачет с потолка, тревожным стаккато выбивая дробь по лужам пола. А змея все тянется, выпростав из широкого рукава длинные, сейчас такие непостижимо теплые, пальцы. Не дотягивается, замирает, и плотный белый дымный язык нервно трепещет у самых ноздрей. А потом узкая ступня разбивает еще одно мелкое водяное зеркало, сыро хлопают шелковые полы - змея подкрадывается сама. Целиком.
Теплые пальцы, изучая, невесомо касаются бледного лба под повлажневшей челкой, бегут подушечками вдоль носа, пересекают губы, ложатся на ключицы, очерчивают грудные мышцы - правую сторону, подальше от кровоточащей раны, - скользят по боку... Огонек сигареты вспыхивает у самых голубых глаз и мундштук исчезает у Дерека за спиной. Вместе с теплыми пальцами. Вместе со змеей. Змея скользит в пару, не раздвигая его - меняясь с ним местами.
Теплая ладонь ложится юноше промеж лопаток. Гладит вдоль замечательно обнаженного позвоночника. От лопаток до ремня и обратно, чуть подталкивая вперед. Шаг. Пальцы зарываются в черненый жесткий загривок, на миг жестоко стискивают волосы и вновь отпускают, бегут пястью ладони опять вниз, по шее, по плечам, по спине. Замирают. Трещит огонек сигареты под самым ухом, за самым ухом музыкальной мышки, почти обжигая. Ладонь давит на лопатки. Под ногами хрустит песок афинских улиц. Шаг. Ладонь соскальзывает на поясницу, гладит, греет, зарывается пальцами под брючный ремень, под брючную ткань...
Дым совсем не пахнет табаком.
Шаг.
В густом пару тяжело дышать. Влажно.
Рука обнимает. Пальцы движутся по обручу ремня. Изнутри. Едва царапают ногтями, набежав на скользкую алую дорожку, но не останавливаются до самой пряжки ремня. Выныривают. И застывают на ней.
За эту пряжку змея, нет, Змей, и поднимает Дерека вверх. Поднимает, разворачивает, опрокидывает. Не церемонясь, но и не разбивая от гладкие бока до середины полной теплой водой ванны.
И розовеет кровью волна.
И гудят от напора водопроводные трубы, выплевывая краном новую широкую струю.
И пар становится гуще и горячее.
И в этом пару бледной луной с черными кратерами глаз лицо Юклида столь же безмятежно, как в рассвет первой их с Дереком встречи. Столь же участливо:
- Вы будете вкусным, Элагабал, если вас сварить?

Отредактировано Euclid (28.03.2015 23:04:06)

Действие начинало прискучивать.
Шелк халата принял внешнюю воду так же бестрепетно, как принимал ее капли на остывающем теле, как принимал ее струйки с мокрых волос - мастерица-оборотень ткала шелк с одними ей присущими ухватками, скрепляла его шерстинками из своего хвоста, что нежнее лунного света, расписывала его под диктовку одному конкретному адресату и  халатик этот сносу не знал, а дракон его надевший сраму не ведал. Ну, плещется юнец водою, пусть себе барахтается. Лишь бы помылся. Вместе с ботинками.
- Воняешь же, - укоризненно замечает Змей, притушивая зашипевшую от сырости сигарету об собственную рану в ладони. Замечает и роняет, будто случайно рукавом халатным сталкивая, в воду целую плошку с чем-то тягучим, желто-зеленым, резко травой и куркумой пахнущим и без сомнений очень мылким. Пена с пустого места вмиг заполняет всю белую лохань и выпирает за ее борта, лезет Дереку в лицо, забивается в рот и уши, в ноздри, режет глаза.
Как просто бродить по натоптанным дорожкам рукотворно высаженного леса, правда? Ты видишь гриб и знаешь, что это гриб, ты можешь сказать ядовит он или нет, и если нет, то каков его вкус. Как просто судить о прочитанных книгах, и считать достойными только тех, кто посещает одну с тобой библиотеку. Как просто утолять жажду, если ты в супермаркете и каждая капля жидкости имеет всего лишь цену - известную цену. Но что ты будешь делать, отыскав незнакомый справочникам гриб в дикой пустыне? Или ты скажешь, что такого просто не может быть? Он не вызовет у тебя доверия?
Драконий мухомор оправил дымным шелком юбочку и прогулялся по своей грибнице в поисках следующей сухой сигареты. Все в нем, змее-поганке, от взгляда до жеста, от слова до поступка кричало, что тварь он ядовитая, опасная, хоть и вида прежде не встреченного, но брать в руки и потреблять тем паче опрометчиво. Кричать-то кричало, да вот в воде пенилась смесь антисептическая, которой он сам себя при ранениях потчевал. Пенилась, как для себя щедро отмеренная, укус глубокий горячей водой скорейшим образом обрабатывая.
Двуликий сделал глупость и за нее поплатился, ровно настолько, насколько сглупил. Для дракона-мухомора счет обнулился, а мальчишка все еще копался в жнциклопедиях-справочниках, на что-то надеясь. Пусть, конечно, копается, лишь бы змее-поганке прискучить уж совсем не успел, лишь бы этот гриб, доселе не встреченный, новый счет не открыл.
Например, за советы сплошь дурацкие.

Отредактировано Euclid (30.03.2015 20:21:11)

"Отвратительный возраст", - подумал Юклид, рассматривая необезображенное макияжем человеческое лицо, - "Мудрость детства уже ушла, а житейский опыт еще не накопился. Сплошная гормональная спесь и обезьянничество."
- Нет, кладбища нет, - ответил Змей, пощипывая кончик носа. Вымоченный в травах двуликий запахом дразнил аппетит, - Столько брака у меня не бывает. Тех, на ком шов не радует, я свежую. Шкуры вымачиваю в соли, распускаю на ленты и крючком вяжу из них салфетки и коврики. Жилы еще тяну. Из них, при правильной просушке, получаются недурные корабельные снасти.
Натхайр не то чтобы дразнил мальчишку, намеренно рисуя мрачными красками картины его вероятной будущности, просто не легко было ехидной химере молча сносить даруемые подростком взгляды. Согласно этим взглядам, всякий раз конской шкребницей царапающим Юклиду хребет, дракон где-то среди своих прожитых лет все же умудрился впасть в маразм и начертать подробнейшую автобиографию с анатомическими иллюстрациями, а Дерек тщательнейшим образом с ней ознакомился еще задолго до первой их встречи в ботаническом саду. "Борзость", активно юношей расточаемая по поводу и без, усугубляла впечатление его немотивированного всезнайства, будто уж кто-кто, а Элагабал-то располагал самой достоверной информацией о Змеином возрасте, весе, натуральном облике, полном списке его родни и их вредных привычках. Это не столько злило, сколько забавляло, что, впрочем, по последствиям для теплокровного мотылька выходило абсолютно равнозначным:
- Кстати, юноша, а вы никогда не задумывались как много скрытого очарования в слове "живоглот"?
Повесив во влажный воздух этот оптимистичный философский вопрос, Юклид ободряюще хлопнул тяжелой дланью Дерека по плечу и направился из ванной прочь в столь интересующую паренька экзекуторскую. По странному стечению обстоятельств оказавшейся именно кухней.
Мокрый шелк лип к телу, но движений не стеснял, напротив, в исконно греческих традициях подчеркивая красоту здорового, хоть и худощавого тела, когда Змей неспешно убирал лишние предметы с широкого стального стола, расписанного кабалистическими знаками и предусмотрительно оснащенного желобками для стока жидкостей. Попутно, дракон извлек из стоявшего тут же холодильника объемный чан, вполне способный вместить парнишку если не целиком, то по частям уж наверняка, и без натуги водрузил его, полный, на панель плиты. За наваристым супчиком на плиту последовала еще одна кастрюлька, размерами многим меньше, в которую Юклид деловито смешал три вида масел: оливковое, горчичное и несколько капель гвоздичного - видимо, реплика о вредности жаренного все же оскорбила гурмана в лучших чувствах, и он решил устроить нахалу полный фритюр.
- Устраивайтесь на столе, - сказал шеф-повар главному блюду и бросив на него мало читаемый взгляд решительно потянулся к полке, где в многочисленных прозрачных баночках громоздились разнообразные специи и травы, - Штаны рекомендую снять самостоятельно.
Добавив в кастрюлю щепотку того, сего, третьего, Змей оставил масла греться и вернулся к деловитой сервировке. Извлек из ящиков пару белоснежных полотенец, бутылку красного вина и только один пузатый бокал, который тут же вином наполнил и им же угостился, положил на край острый нож и широкую плоскую коробку - тот самый набор для вышивания, возможно даже начиненный разноцветным мулине. Апогеем убранства стала бронзовая воронка на длинной цепи - сантиметров на тридцать не достающей до столешницы, - до этого неприметно подвешенная на крюк в стене и напоминающая своим видом средневековый светильник, а теперь зависшая над стилистической солярной гравировкой с прорезями стока. Под сам сток чистоплотный хищник заботливо поставил глубокую стальную миску, по всем признакам комплектную столу.

Отредактировано Euclid (31.03.2015 20:22:28)

В притворном негодовании раздув ноздри, Юклид проворчал сварливо:
- Вам же велено было раздеться и лечь. Что может быть непонятного в этих действиях? - он передернул плечами, сбрасывая с халатика сопящую человеческую мордашку. Масло в кастрюльке заиграло пузырьками и Змей выключил нагрев. - Или вы до сих пор опрометчиво полагаете, что вашу одежку сложно разорвать, а самого вас стреножить и приковать к столу? Не надоело проверять?
Оставив суп томиться, дракон отошел от плиты и занялся последними приготовлениями: перво-наперво снял с еще одной полки портсигар и извлек из него тонкую папиросную бумагу, насыпал на нее из той же армады баночек что-то одно, другое, третье, ловко и привычно скрутил самокрутку, приладил ее в мундштук, что все это время держал в уголке рта, прикурил от горячей плиты и, глубоко затянувшись, выдохнул дым человеку в лицо. Душистое облачко густой взвесью против всех законов физики не устремилось к высокому тенистому потолку, а уставшим мохнатым зверем окутало плечи Дерека и скользнув ему за спину потекло к холодной металлической поверхности столешницы. Легко узнаваемые нотки кокаина, мяты, тимьяна, тмина черного, конопли, корицы и отчего-то лаврового листа покалывали рецепторы. Вероятно, это был не весь состав, а только лишь малая его часть, но даже когда дракон повторил в какой-то степени оскорбительный, но очень полезный для юноши жест, распознать в уплотнившемся облаке все ингредиенты смог бы только очень умудренный травник. Натхайр же состав хоть и не скрывал, но и лекцию читать не собирался, аккуратно стряхивая с мундштука жирный пепел в причудливую посудину, что даже не пыталась изображать из себя что-то иное как не глазурованную по внешней стороне золотой росписью капала - чашу из верхнего свода человеческого черепа.
- Знали бы вы юноша, как нелегко приходится хтоническим монстрам в наши дни, - Пригубив вино, сообщил Юклид, смачивая указательный палец в кастрюльке масла и им же растирая пепел по кости, - Сам себе паства, сам себе жрец, сам себе чудище. Хорошо хоть жертва теперь такая непуганная, что хоть на глазах у толпы человека разделывай, все равно посчитают за съемочный процесс. Раздолье.
Вдруг, без предупреждения, выбросив руку вперед, Змей ткнул испачканным в саже пальцем Дереку в лоб чуть выше центра, прямо под кромку роста волос - как шилом каленым пронзил, оставив заместо ожога густую черную точку. Истязатель по себе знал, что бывает от такого вроде бы неопасного удара - боль лезвием пронзает от виска до виска, грозя разломить голову на пополам, но за ней след в след приходит онемение, тюбетейкой одеваясь на макушку и кажется, что все что находится выше надбровных дуг более не существует.
- Ну? Долго ли еще мне ждать?

Отредактировано Euclid (07.04.2015 18:27:22)

Белозубая улыбка в тридцать два тесака была ему ответом. Убедившись, что пупырчатый в прохладе кухни цыпленок наконец-то внял гласу разума, а рана его, хоть вновь и зарозовела мокрыми краями, но изливаться ржавчиной еще не начала, Юклид встряхнул одно из двух полотенец, оказавшееся пушистым и махровым, и, свернув из него тугой валик, захлестнул им шею мальчишке. Второе же, более тонкое, сначала намочил в горячей воде, а потом, отжатое, придержал над исходящей сытным паром кастрюлей, ничуть не опасаясь обвариться - другая, занятая бокалом, рука снова была характерно холодна и безжалостна.
Дерек тянул время как шкуру с сопротивляющейся лягушки: то капризничал, то стеснялся, то теперь вот уселся на стол как петух на жердочку и заквохтал. Не обладающий безграничным терпением среди своих добродетелей, Юклид на мгновение представил, чтобы сталось с этим упрямцем в надежных руках любой из его тетушек и развеселился так, будто марихуана в сигаретке раз в два тысячелетия возымела на него воздействие. Ласково подмигнув юнцу с многообещающим:
- Вот щекотно точно не будет, - дракон опрокинул двуликого на гладкую поверхность в словно простыню расстеленный дым и плюхнул нагретое полотенце ему на глаза, чтоб не таращился и не отвлекал. И только после этого зловеще загрохотал воронкой и цепью, переливая в тщательно протертый изнутри бронзовый сосуд теплое масло. Если дракон и захотел приготовить себе на ужин экзотическое блюдо, то, по всей видимости, его выбор пал на тушеный в собственной черепной коробке мозг: в воронке был малозаметный краник, отрегулировав который, Змей пустил пряное масло идти тонкой струйкой человеку на лоб, как раз в намеченную точку. Растекаясь по коже, тягучая жидкость невольно напоминала, что совсем недавно собиралась закипать. - Глаза не открывай. Сожжешь.
А посмотреть любопытному ребенку было бы на что. В плоской шкатулке, так небрежно пристроенной на край стола, в трех уровнях и паре потайных отделений притаилось целое богатство: заботливо переложенные мягкой тканью разновеликие иглы. Были среди них и медицинские, но в основном, толстые и тонкие, неизменно длинные, совсем не портняжьи инструменты навевали смутные воспоминания об уютных инквизиторских подвалах. Возможно, жаровня и клещи тоже расположились где-то рядом?
Обдав матово поблескивающий инвентарь еще одной порцией густого дыма, Натхайр выбрал одну среднюю, покрутил ее в пальцах, примериваясь, и бестрепетно глубоко вогнал человеку в крупный нервный узел. Сочный хруст прокалываемой кожи не смог приглушить и булькающий суп. Что же до боли... Может и была она какая-то, когда-то подобное на себе испытывающим драконом не замеченная, но паралич ее быстро успокоил. Полный паралич нижних конечностей.
Юклид глотнул еще вина и примерился к следующей игле...
Акупунктуру он изучал без малого те самые четыреста лет, а курительница была одной из его любимых.