Себастьян Локруа (Фолар), начальник таможни Арло Пост месяца ноябрь из флеша месяца ноябрь «Сеть сансары (день 2-й Ашадха 1542 г. эры Шакабда (24 июня 1621 г.))» Полностью ознакомиться с эпизодом можно с профиля «Читатель», вход через в меню ЧИТАТЕЛЯМ |
|
Она была прекрасна. Даже лишенная атрибутов Разрушительницы Миров и выдворенная сюда, на окраину этого величественного в своей мерзости города, на потребу толпе проституток всех трех* полов. Возможно, она стала даже прекраснее: Разрушительница несла последнее утешение тем, кто верил ей.
Высокая, выше многих мужчин, худощавая и обнаженная куда бесстыднее любой из поклонявшихся ей шлюх, Ями восседала на своем невысоком пьедестале, широко раздвинув длинные ноги. Соски ее грудей были выкрашены кровью, кровь струилась с острых клыков и длинного языка, которым она облизывала припухшие губы. Волосы ручейками лунного света растекались по точеным плечам, взгляд золотистых, без зрачков, глаз был непроницаем, но расположенный в центре лба третий глаз, аметистовый, глядел с состраданием и нежностью. Ожерелье из черепов - все, что оставили ей от ее прежнего величия - обвивало ее сильную шею, оставляя на виду прорезанное в горле углубление, след от ножа Ямы. Ее четыре руки были прихотливо изогнуты - отведи взгляд хоть на мгновение и казалось, что они меняют свое положение. В руках она держала петлю из зеленой веревки - единственное, что напоминало о вероломном брате-возлюбленном.Читать дальшеУ подножия статуи стояла серебряная чаша, как раз в том месте, куда должна была капать кровь из горла Госпожи. Обычно эта чаша наполнялась жертвенной кровью, козьей, овечьей или человеческой. Сегодня чаша была полна. Рядом с ней, символизируя мужское начало ее брата, вздымался каменный лингам, украшенный несколькими алыми шелковыми лентами - каждая означала столь желанное Госпожой воссоединение с ее возлюбленным.
Здесь, внутри царила оглушающая тишина. Слышалось лишь эхо от тихого шороха шагов, отражавшихся от невидимого в вышине свода. Над курительницами вились струйки дыма со сладковатым запахом опия и могра, мелких белых цветочков, похожих на миниатюрные розочки, гирлянды которых надевали на шею мертвым, чтобы убить запах разложения.
Он положил у ног Госпожи букет огненно-красных хризантем и горсть шафрана, завязанную в лоскуток алого шелка, взглядом отметив среди подношений несколько довольно странных вещей. Фаланга пальца. Что-то вроде сморщенного гриба, который при ближайшем рассмотрении оказался человеческим ухом. Подобные жертвы обычно приносили просившие об особом покровительстве. Но кто мог сказать, сам ли проситель отрезал собственные ухо или сустав пальца, чтобы задобрить богиню? Он и сам временами резал себе запястье и оставлял несколько капель крови у ног идола.
Снаружи кто-то громко закричал, и он на миг обернулся, а когда снова взглянул на изваяние, ему показалось, что положение ее рук изменилось, и улыбка стала более сладострастной.
Он улыбнулся ее красивому коварному лицу, вставая.
Ты прекрасна, моя Госпожа.
Выйдя из храма, он понял, что это были за крики: что-то случилось внизу, там где лестница храма спускалась к прокаленной солнцем, яркой и грязной торговой улице. Не будучи ни любопытным, ни сострадательным он собирался пройти мимо, но его остановил полный ярости и боли мужской голос, твердивший на языке другой страны, что ему нужен врач.
Он развернулся, пробираясь сквозь толпу. Вернее, она сама расступилась, стоило ему поднять руку с зеленым браслетом Ямы.
- Что случилось? - негромко спросил он, и кто-то так же негромко ответил:
- Яма пожелал себе чужеземку.
Это могло означать что угодно - от умышленного убийства до несчастного случая. Впрочем, последнее он вычеркнул из списка, увидев два тела на пыльной мостовой, залитые кровью. Крови было много, она темным лаком стыла на белом камне мостовой. Он опустился рядом на колени, осторожно тронул за плечо мужчину:
- Я врач, позвольте...* В Мексирре кроме полов мужского и женского существует еще третий пол - кхадда, община интерсексов, гомосексуалов и трансгендеров, которые одеваются и ведут себя как женщины, называют себя женским именем, но не относят себя ни к одному, ни к другому полу. Согласно обычаю, лицо становится настоящим кхадда, пройдя через ритуал кастрации, обычно от рук другого более старшего члена общины.
