Меч, ёбанный меч, составленный из вынутых из спины позвонков, не давал ему покоя по пути на кухню, отчего движение по направлению к шкафчику в поисках знакомой синей этикетки выглядело само собой разумеющимся. Ципуро по вкусу не отдавало сиропом от кашля, но Саше в этот момент сгодилось бы всё, что горит, поэтому заваляйся в аптечке настойка боярышника, в дело пошла бы и она. Подумать о ситуации всерьез вообще казалось делом непостижимым, потому что в мыслях крутился только меч, меч и еще раз меч. Вытащенный, мать его, из спины! Когда какая-нибудь закутанная в разноцветные платки цыганка, улыбаясь во всю свою золотую пасть, доверительно сообщает, что впереди ждет богатство и процветание – это одно. Но вот с такими гребанными фокусами Саня пока что дела не имел и подстебнуть девочку, подыгрывая тру-магии, не мог по умолчанию. Отвинтив крышку и выбросив её куда-то в сторону раковины, он сделал внушительный глоток и открыл дверь во дворик, вдыхая свежий воздух полной грудью, словно на выдохе из него попрет вся эта херь, которой он наглотался внутри. Греческие птички, распевающие вокруг благополучного греческого райончика в не менее греческой тиши равновесия не приносили, как будто ржали втихушку над таким дистиллятом идиота, как Саня, потому что свои глаза он продрал только спустя три года проживания на чужбине. Со второго или третьего раза прикурив сигарету, он затянулся и сделал еще глоток из бутылки, только потом выдохнув дым, забив уже на свои излюбленные кольца. Ладно бы только Сейлор-Мун достала свою лунную призму, но его ненаглядная сестрица среагировала так, как реагировала практически на любое экстремальное событие за последние годы – тупо никак. Убери, блядь, меч! Убери меч. Передразнить интонации сестры не вышло, впечатлений в нем бушевало достаточно, чтобы металлический голос нихрена не получился.
На третьем глотке гадский вкус местной водки, наконец, распробовался, к тому же от ципуро начал щипать прикушенный во время смачного удара по подбородку язык. Запустив указательным пальцем бычок в сторону улицы, Саша отставил бутылку и попрыгал пару раз с ноги на ногу, заодно похрустев с шеей. Для полного счастья не хватало только боксерской груши под боком. Но за неимением полезных в данную минуту прибамбасов, мысли вернулись к двум оставшимся в квартире волшебным феям, одна из которых не имела костей в языке, потому что они все ушли на меч. Из всей херотени, которую порола девочка, он не запомнил почти ничего, кроме парочки фамилий и её адреса, потому что не слушал. Правильно, на кой черт обращать внимания на больной бред. Харкнув в сторону в попытках избавиться от вкуса водки вперемешку с никотином, Саня резко повернулся обратно, догнав, что уходить не стоило вовсе. Его сестрица, скорее всего, уже взяла так беспечно оставленную девочку в оборот. Такого информатора терять было не просто грех, а лично для этого выдуманная восьмая штука в списке смертных, так что Саша возвращался в квартиру с той же скорость, с какой из неё вылетел.
Женькин голос он услышал с порога, так что красный шарфик с подарочным пинком под свой маленький задик пока обратно к бабушке не отправилась, давая ему время щелкнуть кнопкой на кофе-машине, достать штопор для принесенной бутылки вина и бросить его обратно в ящик. Теплые семейные посиделки могли вы получиться, не реши сестричка именно сегодня отложить свою «личную жизнь» и вернуться с работы домой. Это три года назад на него в аэропорту смотрели глаза трепетной лани, и голос едва ли не с придыханием выговаривал имя. Теперь свет очей его, Женечка, больше походила на училку математики с линейкой, только и ожидающей момента просвистеть в воздухе и шлепнуть по рукам. Не линейка, не-е-е… Волшебная палочка, хули.
Появляясь обратно на пороге, и мысленно перебрав туда и обратно весь свой матерный запас слов, Саня оценил расклад. И скрещенные руки и стандартный кисло-суровый видон сестры, и одетую уже девочку. Улыбка в данной ситуации любому показалась бы слегка сумасшедшей, но Саша всё-таки улыбнулся, потому что нащупал ниточку, ведущую в ту часть жизни Женька, куда она его пускать не хотела. Как это я момент пропустил, когда ей сова письмо принесла. Такое родному брату надо было говорить. И говорить сразу же. Хер с ним, что первым и вторым порывом стал бы звонок в психушку по поводу слетевшей с орбиты земли сестрички.
- Все здесь друг друга неправильно поняли. Ничего смертельного не произошло. А обсудить между собой всё и потом можно. Да, Женя? – подойдя к красной шарфику и разговаривая на понятном ей греческом, Саша опустил обе ладони на её плечи, оставаясь где-то с сбоку со спины. Отдавать настолько ценный приз слету так сразу не хотелось, и он чуть прищурил глаза, еще раз улыбнувшись сестре, передавая вполне доступное для понимания сообщение, так как сестренка не являлась заядлой любительницей поскандалить на публике.

Человеческий мозг - это компьютер. Сложный, мощный, не всегда очевидный в своих операциях, но, по сути так же подчиняющийся алгоритмам и следующий путями из простейших логических выкладок. Женя была в этом уверена и, вторгнувшись в чужое сознание со своими входными данными, ждала отклика, сходного с тем, который дает антивирус на ее ноутбуке, засекший угрозу из вне. Обнаружить, блокировать, удалить. Резкие перемены в мимике и раздавшееся в ответ твердое: Ты права, - стали свидетельством первого. Мозг Каллисто воспринял то, что сказала Женя и тут же, моментально выставил свой защитный барьер из оправданий и перекладывания вины на чужие плечи. Условных наклонений и бесконечных "если" в защитной речи было слишком много, чтобы воспринять ее серьезно, и вся выбранная гостьей тактика так и сквозила подростковой незрелостью. Пять-шесть лет назад Тихонова еще могла проникнуться подобной речью, но сейчас, когда прожитые за границей годы развели понятия "здравый смысл", "мораль" и "справедливость" в разные области, вытащенное из красивых книжек правило поступать по совести, как честнее и благороднее, становилось только обузой. Женя могла бы разжевать сейчас это все, разложить по полочкам... Могла бы в качестве контраргумента привести немало своих "если", расписав массу гипотетических ситуаций, которые могли бы произойти, "реши" она "за других" иначе и расскажи всю правду изначально, швырнув в лицо Каллисто неприятные картины того, как ее огненные сотоварищи начинают интересоваться ее родней из Серебра, или как властолюбивого Сашу, дорвавшегося до талисмана, так же, как он дорывался в детстве до желаемых игрушек, разгрызает в переулке какой-нибудь Носитель, но нет...
Это могло показаться странным, но даже строгое негодование, которое выплеснула на Женю Каллисто содержало такое количество глупого альтруизма и невесть откуда взявшейся щенячей преданности, что объяснения и долгие разговоры сделали бы только хуже, потому что породили бы понимание, а за ним и ненужное сближение. Не ново, но чужая благожелательнось легла обузой на плечи, породив ответственность, а двадцать шестое июля с его трупами - яркими доказательствами реалий в отношениях между группировками, сейчас только слегка прикрытых вуалью перемирия, - было совсем недавно. Женя знала, что когда эта якобы защита спадет, ее рука не дрогнет, но что было делать с такими, как рыжеволосая девушка напротив? С такими новенькими, неопытными и так быстро привязывающимися к людям? Она решила быстро, и да, снова решила за других, но считала себя в полном праве так поступать, потому что, в отличие от этих "других", умела взвешивать, сопоставлять, анализировать и не создавала самой себе бесконечных, нерешаемых рекрусий в голове.
К тому моменту, когда ответ уже созрел и оформился в ее голове, когда первая его часть уже проступила тонкой, саркастичной улыбкой на ее губах, вернулся Саша. Его вступление, на фоне недавней "обличительной" речи их гостьи было бледным и состояло из слишком общих слов, чтобы хоть на секунду поверить в то, что он что-то понимает и держит ситуацию под контролем. Женя могла бы назвать себя сердитой на него, но, пожалуй, ей было скорее его жалко. Со своей глупой улыбкой на губах брат казался слабым, хоть это, разумеется, его не оправдывало. Она подождала еще немного, дав Каллисто возможность освободиться от его рук на плечах, а потом произнесла, как всегда, сухо и сдержанно.
- То есть, когда моего звонка не было две недели... Ты сама решила, что я не позвоню. За меня? - лучшим способом разозлить человека было загнать его в угол. Лучшим способом, чтобы загнать в угол, было поймать на том же, на чем он ловил тебя ранее. Ничего хитрого. Голая софистика, - Решив за меня, ты ворвалась в мою жизнь, без разрешения, и просишь, чтобы я спрашивала разрешения у тебя, - улыбка постепенно исчезла с Жениных губ, а сцепленные в замок руки сжались чуть крепче. - Ты хочешь от меня правды? Хорошо. Мы из разных группировок и скоро начнем убивать друг друга. Для меня мои планы убить человека являются достаточной причиной, чтобы не поддерживать с ним контакт. Первая правда. Мой брат, на самом деле, хитрый манипулятор, не особо стесняюшийся в средствах, когда видит цель. Тебе повезло, предыдущего хранителя, у которого он пытался узнать обо мне, он шантажировал и бил. Да, Саша, ты этого не помнишь, но это вовсе не значит, что этого не было. В твоей памяти это не единственная несостыковка, я так полагаю, - говоря, она даже не обернулась на брата, - Да, это следствие моего решения и в этом есть моя вина, но я три года держала этого человека как можно дальше от власти, которую дает наш мир. Это вторая правда. На этом с тебя, я полагаю, пока хватит. До встречи на Играх.
Она расцепила сложенные на груди руки, ровно вздохнула. По квартире уже плыл запах кофе и Женя вспомнила, что только вернулась с работы, еще не ужинала и действительно не отказалась бы от чашечки. Неизвестно, на что рассчитывал брат, включая кофе-машину, но лично ей это пришлось бы сейчас очень кстати. С усталостью она еще раз подумала про хитрого манипулятора и про то, что самая сложная часть сегодняшнего вечера все равно ждет ее впереди.

Отредактировано Eugenia Tikhonova (13.03.2014 15:39:50)

Дипломат из сестренки выходил как из гопника, у которого закончились сигареты, так что красный шарфик вылетела через входную дверь пробкой из бутылки, где-то посреди двора, скорее всего, переходя на околосветовую. Рыбка с крючка сорвалась, разбрызгивая по пути отмеренные лично ей полведра говна, вылитые щедрой Женей от всей своей широкой души. И хер с ней, найду другую такую же девочку с языком на шарнирах. Самого Саню обдало не только ветром, поднявшимся вслед улепетывающей родственнице, но стальным звучанием собственного имени, больше похожим на объявление станции в метро. Карьера ведущей на радио сестренке не светила, но свою нишу в этом бизнесе она вполне могла бы занять, надиктовывая стандартную фразу типа «the mobile phone is switched off or outside the coverage area». Оборачиваться на такие позывные Саша не спешил, согнув пару раз пальцы в кулак. Только уверенность в том, что сестра абсолютно никак не среагирует, заряди он ей с разворота по лицу, разбив нос или губу в кровь, остановила от обещанного самому себе воспитательного удара. А на следующий день с выражением кирпича на лице она бы рассказывала сослуживцам, как порой неожиданно перед самым лицом вырастают двери. Однако к снизошедшей наконец-то до своего непутевого братца Женечке все-таки развернулся. Аллилуйя, мать твою! Только когда её приперли к стенке окончательно и поставили перед фактом, в ней проснулось желание поговорить по душам. Таким одолжением Саня мог подтереться и выбросить, потому что оно не стоило выеденного яйца. Может быть, в первую минуту он еще и рассчитывал, что она попросит прощения за свои секретики; за то, что вычеркнула брата из весомой части собственной жизни, но хуй там. Обитатели серпентария в его единственное посещение смотрели из-за стекол своих аквариумов с большим чувством. И это бесило его больше, чем всё остальное вместе взятое – какая-то хренова заводная кукла на месте его сестры. Если раньше сравнения изредка приходили на ум, а в последнее время всё чаще начали мозолить глаза, то теперь навалились сразу и всем скопом, заставляя чувствовать себя если уж не конченным ебланом, то слепым однозначно.
- Перекура не хватило, пойду воздухом подышу часок. Скоро вернусь, - он уже не кричал, а медленно с нажимом произносил каждое слово. Повышение на неё голоса выходило по смыслу такой же херней, как кидание гороха в стену и метание бисера перед свиньями – да ей пох было на все его обвинения. И Саня больше не распылялся, вибрируя от желания выйти в первый попавшийся переулок, чтобы назвать первого повпавшегося хмыря пидором, чисто в целях отвести душу, не тратя времени на долгие прелюдии и провокации попрозрачнее. – Я ведь не забуду больше о нашей с тобой милой беседе.
Если красный шарфик на самом деле несла в массы вполне адекватные вещи, то медальон на шее давал плюс сто к защите от магии, так что ответа на заявление Саня ждать не собирался, пока его натянутую злую улыбку не стерли условия, если Женечке хватит тупости их сейчас выдвигать. В данный момент ни видеть, ни слышать, ни хоть как-то воспринимать её он не хотел, в конце концов Сашино терпение было далеко не ангельским. И на прослушивание пластинок его уже не хватало. Доверие к ней валялось такими же ошметками по памяти, как и все набранные за пару месяцев нестыковки, а такое заставляло не хило сомневаться в том, что она сразу же выложит ему правду.
Не хлопая дверью, а закрыв её нормально, как вполне цивилизованный человек, собравщийся на вечерний моцион, Саня вытащил из пачки сигарету и прикурил, пустив первое колечко за последние пару часов. Костяшки пальцев зудели, а перед глазами вереницей шел список особо приятных для его интересов заведений. Но дойти по направлению к парковке он успел только до лавки, первым увидев кота, а затем уже услышав девочку, которая и тут времени даром не теряла. Таким макаром Саша не удивился бы, склей она этой фразой любого встреченного пять минут назад чувака.
- Смотри, за такси он не заплатит, - плюхнувшись рядом на скамейку, он глубоко затянулся и зыркнул на кота, намереваясь отправить его во второй за день полет при первом же порыве выпустить когти. Небеса эту шерстяную суку не манили, так что вел он себя прилично, и Саня повернулся уже к девочке, протянув ей свою сигарету, ухватив двумя пальцами за фильтр. На кой хрен она осталась тусоваться поблизости – этот вопрос заинтересовал его больше, чем возможность со смаком разбить кому-нибудь морду. Точно не ради котика, запавшего в сердце через порезы на ногах. Тем более теперь можно было организовать свой собственный теплый и уютный кружок униженных и оскорбленных, в котором вспугнутая девочка успокоится и разболтается снова.

Так бывает. Битву Женя выиграла, проиграла войну. Вышло это у нее сделать даже удачно. Тихо так, без криков, почти без сцен. Ничего не разбилось, по крайней мере, снаружи, и Саша ушел без мата и ругани, а только пошипев на сестру примерно так же, как до этого шипел раздосадованный кот возле лестницы. Дверь на выход за ним закрылась, опять же, тихо, без ощущения того, что от удара ее своротит с петель. Не горели огнем мечи и не летали молнии. Другими словами - соседи могли быть довольны. Широкой драмы не случилось - случился удушающий быт, стянувший Жене горло так же, как раньше стягивали ссоры с мужем. До полной бездвижимости и беспомощности. Она знала, что плакать не надо, что сама виновата, пусть и не понимает пока, что именно сделала не так, потому не плакала, а стояла несколько минут, смотря невидящим взглядом в дверное полотно и ждала, пока ее сжавшиеся до двух детских кулачков легкие дадут вдохнуть ей нормально, без боли.
Все эти минуты в Жениной, обыкновенно очень занятой голове, было практически пусто, только как маленький шарик на самом дне большого пустого сосуда из стороны в сторону каталась одинокая и беспомощная мысль: Как же так? - стукаясь изредка со звоном о стенки так, чтобы невозможно было забыть о ее существовании. Потом к ней добавилось: Я проиграла. Потом: Я обидела его... И потом, один фрагмент за другим, начала выстраиваться цепочка последовательного анализа информации, дающего в итоге неутешительные результаты - давя на Каллисто Женя не учла того, что давит и на брата, который только что пережил тяжелейший шок. Она переборщила, перестаралась. Умея разбираться в ситуации, не сумела разобраться в людях, как это часто бывало и раньше, а теперь платила за это неумение одним часом расставания с Сашкой. Если, конечно, ему можно верить... Верить хотелось, вернее, приходилось, потому что больше ничего сделать Женя не могла. В ее огромном запасе знаний, включавшем тома и тома библиотек, слов о том, как удержали разные женщины разных уходящих от них мужчин, было слишком много, чтобы суметь выбрать что-то одно, а схватить брата и остановить его физически не хватило бы силы, веса, габаритов. Что толку было при этом рваться следом за ним за дверь? Она приняла свой бессильный ступор, как правильный, вздохнула, наконец-то нормально и, отвернувшись от двери, пошла обратно, вглубь квартиры.
Запах кофе стал слабее, в отличие от ощущения присутствия здесь постороннего. Мозолили глаза оставшиеся на столике в зале пирожки и вино, на кухне пугала открытая бутылка ципуро и крышка от нее на дне мойки. Женя знала, что из аптечки исчезли несколько пластырей и, при всей незначительности этих перемен в доме, чувствовала, что они коробят ее. Быстро забежав в спальню и сменив офисный костюм на удобную майку и джинсы, она принялась вычищать свой дом от чужого присутствия, заодно убивая поминутно отведенный Сашкой час. Она вылила остывший кофе, вымыла чашку, закрыла водку, убрала бутылку обратно, с особым остервенением пропылесосила в зале, скинув и пироги и вино в большой мусорный пакет и вытащив его наружу за ту дверь, за которую выскочил брат. Даже зеркало в ванной, в которое смотрелась Каллисто было вычищено и натерто до блеска, но вторгшийся в жизнь чужой, переколотивший все то, что Женя так долго оберегала, все равно незримо был здесь. Тогда она распахнула все окна, накинула сверху на плечи куртку и вышла во внутренний дворик. Здесь было тихо. Не было Каллисто Кранакис, а пепельница с оставленными там окурками Сашиных сигарет, напоминала, как они летом завтракали здесь вместе. Из всей квартиры здесь, несмотря на холодеющий ближе к вечеру воздух и подбирающуюся темноту, дышалось проще всего. Женя посмотрела на часы на руке, которые собиралсь мучать ее еще с полчаса, вернулась в квартиру, чтобы взять оттуда нож и бинты, на случай, если брат обещания не сдержит и не придет, потом устроилась на одном из стульев, вытянув ноги, закрыла глаза и принялась смотреть тот самый фильм о том, как они вместе с братом вместе ходили в школу, который неоднократно прокручивала перед собой в ту неделю, когда он умирал в больнице.