– Нет, Стенли, у меня и так много работы, – мужчина шмыгает носом, на ходу изучая папку с очередным делом. Убийство, кровь, кишки, бла-бла-бла. Как всегда. Паренек, работающий в полиции уже четвертый год и плетущийся следом за греком, все еще не мог успешно адаптироваться. Его пугали дела, его пугали перестрелки, его пугало все, что он видел. Поэтому он держался Ирвинга. Ирвинг ведь молодец. Всегда поможет, всегда расскажет. Истинный супермен, который почему-то находится на стороне зла. Во-первых, там печеньки, во-вторых, там кофе, в-третьих, там Дафна. В общем, мужчина разрывался на два фронта: незнакомые люди желали от него помощи, наслышанные о его баллах айкью. Тот тест был совершенно тупым и ничего не доказывал, но в глазах остальных Хранитель стал еще умнее. Будто быстрое освоение всех техник не намекало на то, что дурачком тот является лишь едва-едва. К нему подходили за моральной поддержкой файеровцы, к нему подходили за материальной поддержкой коллеги на работе. И Стенли, который в силу своей сердобольности и хрен знает чего еще не мог намекнуть одной леди на то, что она теперь подозреваемая.
– Ну пожалуйста, Ирвинг, – канючит мальчишка, сразу же сбрасывая десяток лет и превращаясь в мальца, – с меня кофе и пончики по утрам. Из Старбакса, – так бы сразу и сказал, подлиза. Подняв одну бровь и сделав глоток из бумажного стаканчика, адепт Эриды поморщился. Отвратительно. Как можно это пить?
– Бог с тобой, – какая ирония. Уж кто-кто, а мужчина точно знал: Богов очень много. Перед всеми во век не расплатишься. – А теперь иди бумаги разбирать, – отобрав у коллеги папку, шатен окинул россыпь букв ленивым, крайне незаинтересованным взглядом. Эдип Бласт Гекас был обнаружен не так давно – мертвый. Сначала следов насилия не обнаружили. Лишь через некоторое время таковые выплыли на поверхность. Судмедэксперты совсем охренели? Где та самая качественная работа, которую она обещают каждый раз, когда облажаются? Злости не хватало. «Только попадитесь мне на глаза», – глухо прорычав проклятья себе под нос, грек направился прямиком в комнату допросов – ждать жену умершего. Предположительно, дамочка задушила любовь всей своей жизни. Стоун не вдавался в подробности. Просто знал, что отпечатки пальцев убийцы совпадали с отпечатками пальцев его любимой женушки. Дурдом на выезде. И кофе горячий. Не просто горячий – обжигающий! Дерьмовый. Нет, описать его вкус было невозможно даже при самом большом желании.
– Кирия Гекас, прошу, пройдите в комнату для допросов, – последние несколько минут шатен провел, повернувшись к стене и уткнувшись носом в папку. Не-ин-те-рес-но. Гиблое дело. Он сможет посадить ее за считанные секунды. А потом пойдет домой – смотреть бокс или, скажем, беседовать с прелестной соседкой. Та переехала совсем недавно и была молодой, милой и не очень разговорчивый. Хотя и умной тоже. Услышав за спиной шебуршание, мужчина повернулся ко входу. И каково же было его удивление, когда он увидел… Скарлетт О’Хара?.. Женщина с большой буквы, убившая один из его кабинетов. И что ей тогда в голову ударило? Ирвинг, вернувшись с радостной лыбой на лице и вооружившись пачкой бумаг, наткнулся на хаос. Бардак. И решил вот что: пусть идет с миром, если совсем невтерпеж. Когда-нибудь рассчитаются. И что-то ему подсказывало, что рассчитываться они будут всю жизнь.
Поэтому появление Скарлетт стало для него шоком. Она замужем? Подождите, серьезно? Такие женщины, кажется, вообще не созданы для брака: они созданы для свободы. Стоун недовольно нахмурил лоб, делая еще один глоток кофе. Разберемся позже. Сейчас нужно вести себя как профессионал, а не как дурной мальчишка, запавший на самую красивую девочку в школе. Она совершила преступление. Могла совершить, потому что совершала и раньше. Воровство и убийство – это два разных понятия, не спорим. А что мешает повысить квалификацию-то? Что? И все же… Ирв сомневался. Эрида сомневалась. Интуиция не давала ему делать скоропостижных выводов.
– Здравствуй, Скарлетт, – почти дружелюбно отозвался мужчина, хотя в его голосе чувствовалось напряжение, – тебе ведь сказали, что именно нам от тебя нужно?

Отредактировано Irving Stone (15.11.2013 22:19:29)

Он смотрел на нее не так, как прежде.
Не как на привлекательную женщину. Не как на воровку. Совершенно иначе. Ему очень хотелось понять: почему, черт возьми, мироздание постоянно над ним издевается? Стенли мог забрать дело себе и провести допрос без чьей-либо помощи. Но не-е-е-ет… папку вручили прямиком в руки Ирвингу. Потому что он профессионал – сможет ложь учуять за версту. И он учуял ее практически сразу же, несмотря на то, что не успел перекинуться со Скарлетт даже парочкой слов. Нужно смотреть людям в глаза, искать ответ там, полагаться на свою интуицию. Стоун поступал так всегда, хотя данный метод из-за своей специфичности заставлял его терпеть судороги мышц. Некоторых было жалко. Особенно тех, кто был невиновен и кто не получил помощи только из-за того, что все улики были против него. В профессии полицейского ошибки делаются лишь однажды (припишем сюда также снайперов и саперов, что уж там), а потом из-за них страдают невинные. Есть приговор. Тебе его озвучивают – так принято. И озвучивает не кто-нибудь, а обычный человек – без сверхъестественных способностей, который имеют право на ошибку. Поэтому Скарлетт повезло. Да, можете считать так. Не повезло здесь только Стоуну.
– Пошли вон отсюда, – со злобой рявкает Хранитель, указывая пальцем на дверь. Они ничем не заслужили подобного отношения. Сам понимает. Осознает. А толку-то? Он зол. Ему не нравится вся эта ситуация. Ему не нравится, что напротив сидит та самая женщина, которую он однажды чуть не посадил в тюрьму. Ему не н-р-а-в-и-т-с-я. Так не должно быть. Должна сидеть другая, чтобы последствия его решения никогда не заставили мучиться от головной боли. – Я тебя сюда не вызывал. Это сделал другой полицейский, – трусливый мальчишка. Пусть подавится своими пончиками. Устало прикрыв глаза, мужчина помассировал веки и постарался сосредоточиться. В воздухе висела звонкая, режущая слух, пронзительная тишина – от такой обычно желаешь повеситься. Кстати, отличная идея. Одна беда: ни мыла, ни веревки… даже стул в единственном экземпляре.
– Скарлетт, послушай, – мягко начинает адепт Эриды, плавно приблизившись к столку и положив на него локти. Слабая лампа освещала помещение погано. Оно и к лучшему, – я не буду беседовать с тобой как полицейский. Я буду беседовать с тобой как обычный человек. Я постараюсь, – в глазах Носительницы Ирв не смог прочитать ничего конкретного, хотя где-то на подсознательном уровне уже решил, что дело здесь нечисто. Интуиция, как всегда, издевалась с завидным садизмом. «Она виновата. Она заслуживает наказания», – шептала сначала. «Нет, понаблюдай еще немного. Не делай поспешных выводов», – шептала после. Сцепив руки в замок и приложив губы к оному, шатен сжал челюсть и поднял глаза на женщину. – Скарлетт, твоего мужа задушили, – омерзительно резко, даже не подготовив. Какие у Стоуна были еще варианты?.. Не существует красивого способа принести плохие новости. – Мои коллеги сняли отпечатки пальцев, и выяснилось кое-что… странное, – интересно, она хотя бы любила его? А если задушила, то за что? Столько вопросов! Стоун старался не отвлекаться, потому что знал: ничего хорошего из этого не выйдет. Он начнет думать, анализировать, жалеть Скарлетт, а потом обязательно кинется ей помогать. Надыбает алиби из самой смачной жопы, раздаст денег всем, кто в этом алиби будет замешан. Под страхом смерти запретит разглашать тайну. Вытащит эту женщину из тьмы на свет. Нет, не так. Он вытащит ее в полумрак. Если О’Хара любила мужа, то жизнь без подозрений все равно не станет для нее подарком небес. Ирвингу это не нравилось. Он старался не работать с людьми, чьи судьбы хоть как-то переплетаются с его собственной. Слишком сложно. Ты должен быть полицейским, а не другом. Ведь никто не просит тебя помогать. Никто! Но Ирвинг всегда вытаскивал симпатизирующих ему людей из полной жопы. А как вытащить Скар?.. Будет сложно. Будет сложно, если он не увидит в ее глазах то, что ему нужно увидеть.
– Отпечатки на шее совпали с твоими, – на выдохе произносит Хранитель, не сводя жесткого взгляда зеленых глаз с Носительницы. Очень сложно, но у него получается. – Они считают, что ты убила своего мужа, – в комнате повисла тишина.
И если однажды Ирвинг просил солгать тебя, Скарлетт, то сейчас он просит сказать правду.
И где-то в глубине души просит, чтобы эта правда оказалась достойной.
А иначе никак. Ты сама понимаешь.

Отредактировано Irving Stone (18.11.2013 12:56:41)

Ирвинг не мог… поверить.
Нет, правда, он очень надеялся, что увидит в глазах Скарлетт полную невиновность. Или панику, или шок, или еще что-нибудь… а он увидел все сразу. От сердца отлегло. Мужчина выпрямился, скрещивая руки на груди и скользя взглядом по радужной оболочке глаз цвета молочного шоколада, зрачки которых расширились до такого состояния, что нельзя было в точности сказать, какого именно они размера. Он наблюдал. Он удивлялся. Он не мог поверить, что видит Скарлетт такой… непохожей на себя. Где гордо поднятый подбородок? Где кокетливая улыбка? Где тот локон волос, который постоянно выбивался из прически и закрывал бархатные щеки в наигранном смущении?.. Все исчезло. Не то что бы Хранитель жалел ее. Боже мой, какие глупости. Таким, как она, нужно, что угодно, но только не жалость. Поддержка, разговор по душам, покупка нового платья – черт знает, что именно. Что-то. Ирвинг терялся в догадках, строил нелепые логические цепочки, пытался придумать дальнейший план действий, хотя прекрасно понимал: вряд ли кирия Гекас оценит душевный порыв еще одного Божественного отродья. Эти Носители… они не признавали небесных Правителей. Эти сильные женщины… они не позволяли видеть свою слабость кому бы то ни было. Или?.. Грек наморщил лоб и взглянул на Скар исподлобья, заметив очень странное поведение. Икота? В честь чего? Неужели?..
Боже мой, Скарлетт. Видимо, ты очень любила этого парня.
Алкоголем, конечно, не пахло на всю округу. Просто файеровец, как всегда, сопоставив все факты, сделал очередной нелегкий вывод. Спасибо, Эрида, за первоклассную интуицию! Как, вашу мать, можно допрашивать человека (более того – девушку!), когда он явно находится в состоянии несостояния? Когда он смотрит… он смотрит настолько проникновенно и искренне, что ты просто не можешь играть роль крутого копа с кучей пулевых ранений. Все, милая, он уже понял. Шмыгнув носом, шатен провел рукой по пшеничным волосам. Уловил запах кофе. Никакой радости в этой жизни. Допрашиваемые оказываются хорошими знакомыми, кофе на вкус как разбавленная водой глина, ручная пантера так вообще в последнее время слишком много выебывается. Мир жесток и несправедлив, хотя в этом нет ничего удивительного.
– Ничем, Скарлетт, – на выдохе произносит Хранитель, – абсолютно ничем, – он слабо верил в свои слова, ибо знал: его собеседница не отличалась покладистым нравом. И работенку когда-то себе выбрала довольно сомнительную, однако после нескольких часов, проведенных в участке, решила сменить род деятельности. Хотелось верить в то, что Ирв поспособствовал данному решению. Так вот, вряд ли Гекас заслужила обвинение в убийстве любимого мужа только из-за своего характера и крупного воровства. Все мы грешим – практически живем грехами, что вовсе не мешает каждый день вставать нам на работу и спешить навстречу такой увлекательной и скоротечной жизни. Кому-то везло больше, а кому-то – меньше, только и всего. Справедливости вообще не существовало. Так все работало.
– Ты сегодня пила? – разговор о муже плавно сошел на нет, потому что адепт Эриды все решил за Скар. Он обязательно ей поможет. Может, не морально – дело не в типе помощи. Или же стоит копнуть глубже? – Ох, Скарлет… – устало выдохнул мужчина, огибая стол и становясь совсем рядом с подозреваемой. Наверное, она ждала нравоучений. Мол, нельзя пить. Это ужасно, просто кошмарно! Сначала Стоун хотел придраться, а потом понял, что стресс, настигший его, взорвал мозги напрочь и лишил возможности мыслить… рационально. Какая удача, верно? – Не хочешь выпить еще? – и пусть весь мир подождет.
Собралась убиваться одна? Ой, дура. Ну не строй из себя всемогущую. Ну не надо! Больше не надо. Людям свойственно давать слабину – даже самым сильным. Главное, чтобы рядом находился человек, который не даст сломаться тебе окончательно.

Ирвинг ненавидел жалость всем своим нутром, потому что считал ее самым жестоким проявлением сочувствия. Во взгляде людей всегда читалась лишь одна фраза: «Господи, бедненький! И как он с этим справится?» – которая издевалась над сознанием самым отвратительным способом. Ты видишь жалость, видишь немой вопрос в глазах собеседников и думаешь: а правда, как я с этим справлюсь?.. Если остальные не находят в тебе силу, то каким образом ты сам сможешь ее найти?.. Судя по всему, Скарлетт приняла его внезапный приступ доброты за жалость, потому что уже через несколько секунд дала волю чувствам, превращая комнату допросов в одно из непригодных помещений в случае зомби апокалипсиса. Стоун не осуждал ее, не пытался остановить и, более того, не собирался отчитывать за испорченный интерьер. Осколки стекла, осыпавшиеся на пол, громко зазвенели. Работники полицейского участка удивленно повернули головы в сторону незнакомки. В их голове наверняка сейчас толпилась куча вопросов, но эта куча не шла ни в какое сравнение с миллионами «как?», «почему?» и «где?», вспыхивающих каждую секунду в разных частях мозга Хранителя. Он ничего не делал. Просто стоял, скрестив руки на груди. Ему было незнакомо чувство утраты. Ему были незнакомы очень многие чувства, с которыми каждый день сталкивались жители планеты Земля. Ни тебе смерти родителей, ни тебе бедности, ни тебе каких-либо отпугивающих дефектов на теле. Идеальная жизнь, практически одна из самых лучших и удачных судеб, данных Богом своему творению. Все так идеально. Настолько идеально, что Ирвингу очень часто становилось скучно. Может, мироздание его еще накажет, а?.. Через какое-то время?.. Вон, посмотрите на Скарлетт: всего несколько дней назад она даже не подозревала, насколько близко находилась к переломному моменту в ее жизни. Точно ли переломному?.. Почему-то адепт Эриды был уверен в том, что смерть мужа кое-чему научила эту вспыльчивую, гордую и статную женщину. Лекарство было горьким, но пациенту оно помогло. Со временем поймет. Если захочет понять.
– Не надо, – довольно холодно произнес мужчина, безразличным взглядом окидывая осколки стекла. Удивленные физиономии, выглядывающие из-за рамы, сунули голову в образовавшуюся дырку и, собственно, получили по заслугам: Ирвинг рыкнул на них. Раздражение. Вот что он чувствовал. Беспричинное и необъяснимое. Потому… потому что ему не нравилось поведение Гекас? А что в нем такого? Ей больно, ей плохо, все можно понять. Только вот Стоун не желал быть еще одним человеком, лелеющий ее скорбь. Надо избавляться, а не страдать. Да, такой вот он циничный козел. Зато этот козел сможет вытащить из любой депрессии. Из любой, слышите? – Скарлетт, послушай сюда, – мягко начинается шатен, проводя ладонью по мягким волосам. Не извиняйся, милая. Уж кто-кто, а Ирв всегда поймет. Такая у него работа, – я не жалею тебя, – на выдохе, практически сливаясь голосом с общим шумом полицейского участка. Эта женщина… ее не хотелось жалеть. Ее хотелось подбодрить. Порадовать. Или, чем черт не шутит, просто прижать груди для успокоения. Чтобы поняла: она со всем справится. Внушить уверенность в собственных силах и пожалеть – это не совсем одно и то же. Два разных, несовместимых понятия. Их различия видны лишь едва-едва, но они видны. – Не потому, что я мерзкий мудак. Просто… ты можешь с этим справиться. Тебе это по силам, – в сущности, они были друг другу никем. Обычные знакомые, коих пруд пруди. Ну и что? Каким образом данный факт может помешать греку проникнуться к Скарлетт симпатией и постараться помочь ей справиться с произошедшим? Если не Стоун, то кто?.. Людей много. Все они разные – все они слепы к чужой боли. Пожалуй, даже Хранитель частенько закрывал глаза на проблемы большинства знакомых, а тут… своими глазами увидел, что происходит, когда никого рядом нет. Никто не слушает. И он был уверен, что рядом со Скарлетт всегда находилось кучу народа, неспособного утешить или поговорить по-серьезному. Вправить мозги. Бесполезные куски мяса, пилотируемые мозгом. Да и мозг, признаться, у многих афинян являлся лишь бесплатным дополнением к заднице.
– Я тебя спрашиваю еще раз: надо выпить? Тебе нужно высказаться? – допрос отошел на второй план. Все равно ему не бывать. Никогда. – Скарлетт, – он обнял Носительницу одной рукой за плечо. Вздохнул. Устало прикрыл глаза, прислушиваясь к ее дыхания, – я знаю, ты хочешь быть сильной даже тогда, когда сильным быть невозможно. Но мне ты можешь ничего не доказывать, – зачем ему вообще доказывать что-либо? Он сам все знает. Он видел. – Пойдем выпьем?

Каждому человеку при рождении дается индивидуальный набор качеств. Уникальная внешность, единственный и неповторимый характер, исключительная судьба, прожить которую за тебя никто никогда не сможет, потому что, по сути, существуют миллионы комбинаций душ, внешнего облика и социального статуса. Истории могут быть похожими, но вряд ли станут абсолютно идентичными. В этом прелесть земной жизни: какими бы люди не казались одинаковыми – все они были отвратительно разными. Настолько разными, что изучить каждого по отдельности не получилось бы ни при каких обстоятельствах. Что там! Иногда даже самый близкий человек остается для тебя закрытой книгой. Сейчас, именно в данную секунду, для Ирва закрытой книгой являлась Скарлетт. Мужчина, конечно, понимал, чем обусловлена ее недавняя эмоциональная вспышка, только вот не чувствовал себя способным ощутить нечто похожее. Способным разделить ее боль, ее страдания – называйте, как хотите. Сидел, блять, как кретин, всматривался в дно стакана, наполненного кальвадосом, и просто слушал. Чувствовал себя этаким Равиком: осталось только какую-нибудь Жоан пихнуть ему под руку – и все. Образ есть. Одно обидно: они не герои романа, и у них за окном не возвышается триумфальная арка. Парижа нет. Есть только гребанные Афины, которые не удостоились чести воспеваться поэтами. Они не называли столицу Греции городом любви, романтики и искренних чувств… в этом-то вся прелесть. Никто не мыслил стереотипами по отношению к Афинам. И они могли быть такими, какими только вы сможете себе их представить. Ирвинг каждый раз представлял по-разному. Город контрастов. Город магии. Город людей со сверхъестественными судьбами, но вполне человеческими переживаниями.
– Я тебе верю, Скарлетт, – слегка отрешенно отозвался шатен, делая большой глоток кальвадоса, – и я со всем разберусь, – он обязательно со всем разберется. Вовсе не потому, что она женщина, и даже не потому, что она искренне ему симпатизирует. Ирвинг такой Ирвинг. Добряк чистой воды, который, несмотря на всю свою доброту, очень часто сажал за решетку приятных людей. Улыбчивые, милые, приятные на внешность… а сколько грязи за душой. Скрывать пытались неоднократно и, черт возьми, всегда были пойманы за руку. Эрида давила на психику, постоянно жрала мозг своей прокачанной интуицией. А Ирвинг что? Следовал закону, забив на все личные привязанности и симпатии. Справедливость – вот та вещь, ради которой стоит жить на этом дебильном свете. И жил Стоун, не поверите, стараясь быть справедливым. Иногда хотелось послать все к хуям. Из-за честных голубых глаз милой на вид девушки, которая, возможно, убила своего мужа, перерезав тому горло. Справедливости вообще не существовало, если верить опыту большинства жителей планеты Земля. Поэтому Стоун хотел играть ее роль. Быть ею. Если не он, то кто? И прежде всего адепт Эриды хотел разобраться с проблемами Скарлетт, потому что… потому что в их возникновении виноват кто-то другой. Симпатия тоже имелась, конечно, только от своей тупой привычки действовать, опираясь на обостренную жажду справедливости, мужчина отделаться не мог. Будь Скар виновна – она бы получила по заслугам. Печальный факт. Слава Богу, Хранителю не пришлось стискивать зубы и нехотя передавать дело в суд. Либо Зевс расщедрился на скромный подарочек, либо… помимо него существует другой, более милосердный Бог.
Монолог, с таким упоением нашептанный мужчине практически на ухо (пришлось наклониться для того, чтобы разобрать отдельные слова), заставил грека поморщиться и снова влить в себя кальвадос. Ей печально, херово и больно – это да…  как помочь? Да никак. И вообще, хватит помощи, Ирвингу и так предстояло обеспечить ее алиби. Шмыгнув носом и дождавшись относительной тишины, Хранитель задал себе вопрос: да нахуя он это вообще делает? Окей, во всем виноват стресс. Он тоже перенервничал: сажать за решетку Гекас никак не хотелось. И что? Зачем? Эта женщина, блять, переживает смерть мужа, сглаживая горечь утраты алкоголем. И, разумеется, Стоун не придумал ничего гениальнее тандемного спаивания. Споить себя, споить ее… браво, Ирвинг! Поступок, достойный настоящего мужика! Нет-нет, он всегда был убежден, что с проблемами нужно справляться иными методами. Не со стрессом, нет! С проблемами. А они были. Если честно, адепт Эриды повел женщину в бар лишь потому, что понятия не имел, каким образом способен ей помочь. Хорошо, ошибся. Еще есть время все исправить.
– Хватит, – жестко вымолвил шатен, поднимая голову и окидывая женщину ни разу не сочувствующим взглядом. У него имелась просто отвратительная (хотя и забавная тоже) черта: он, знаете, был весь из себя такой спокойный, сдержанный… действовал так, как ему подсказывал разум. Но изредка он взрывался. Чувствовал ужасный гнев. Неконтролируемую, разъедающую ярость в груди, из-за которой хотелось бить, крушить и ломать. В нем жили две ипостаси. Гения и истинного файеровца. Он просто ждал, ждал, ждал, посылал к черту эмоции, а потом взрывался нахрен. Потом ему было стыдно. Не всегда, но бывало. И вот сейчас… неизвестно, что именно стало последней каплей. Скорее всего, неправильно выбранный способ помощи Скарлетт. – Слышишь меня? – в принципе, его поведение можно было оправдать желаниями Эриды. Она ведь питалась ярость. Чужой яростью. Кто сказал, что эта ярость не могла периодически оседать в теле Стоуна?.. Да ну, вряд ли. Просто Ирвинг… он не то что бы являлась истинным интровертом. Скорее, с помощью силы воли и гибкого ума умел справляться с эмоциями. Вот нихера. Он истинный экстраверт, которому хватило мозгов себя дисциплинировать. Тренировки. Постоянные тренировки, только и всего. – Я сказал: хватит, – он рывком отобрал стакан у женщины, особо не церемонясь и перекидывая его через плечо. Послышался звон битой посуды. Плевать, что он привел ее сюда и фактически сам вручил ей бухло. Плевать. Все ошибаются. Ирвинг тоже. – Это была крайне херовая идея – притащить тебя сюда, – ухмыльнувшись одним уголком губ, заявил шатен и слегка покачал головой. Голос его был жестким. – Слышала, что я сказал? Хватит, блять. Прекрати жалеть себя. Выкини весь алкоголь, встань и переживи трагедию, потому что никто, кроме тебя, лучше не сделает, – он отодвинул стакан с кальвадосом, исподлобья глядя на Носительницу. – Больно? Да, больно. Я знаю. Но другие люди переживают. Идут дальше, не травят себя. Так какого хера ты расклеилась? – жестокий, мерзкий урод, который не понимает, несколько бедной Скарлетт может быть плохо. Нет, он все прекрасно понимал. Только злился на нее за то, что она так самозабвенно травит себя. И, ей-Богу, будь он чуть более равнодушен – высказался бы куда более жестоко. Потарабанив пальцами по гладкой поверхности, мужчина попытался вспомнить, какие способы помощи еще котируются. Ах, точно.
– Если не согласна с моей мнением, – с вызовом начал грек, упираясь взглядом в темно-карие глаза Гекас, – можешь ударить у меня.

Отредактировано Irving Stone (16.12.2013 02:55:40)

Помните, мы говорили о том, что Ирвингу очень повезло с судьбой?
Умник со смазливой мордашкой. Приближенный Кестлера. Хранитель довольно сильной Богини. Любимец преподавателей, женщин и коллег. Он знал о боли, он видел ее, но никогда не ощущал на собственной шкуре, потому что оказался везучим сукиным сыном. Или нет? Эрида добродушно поделилась со своим подопечным не только жаждой раздора – она также предусмотрела своеобразное наказание. Головная боль, которую почти невозможно стерпеть. Каковы ощущения? Миллионы бомб взрываются, превращая мозги в одно сплошное месиво: нельзя думать, нельзя анализировать… все то, чем обычно занимался Ирвинг, делать НЕЛЬЗЯ. Было ужасно больно. Иной раз шатен даже желал пустить себе пулю в висок ради избавления от сомнительного подарка Богини раздора. Все испробовал. Лекарства пил – не помогали. Пытался заснуть – ничего не получалось. Напивался – безвылазно находился в состоянии несостояния, потому что головная боль являлась побочным эффектом жажды раздора. А эта самая жажда появлялась каждый гребанный день. Первый год не хватало ни нервов, ни терпения. Он пил. Много пил, причем постоянно смешивал. Так было легче. Лишь спустя какое-то время мужчина взял себя в руки и начал бороться. И, знаете, чем больше времени он переживал приступы головной боли без каких-либо обезболивающих средств, тем меньше она его беспокоила. То ли Эрида оценила стойкость подопечного по достоинству, то ли он смог привыкнуть к агонии – черт его знает. Но Ирвинг смог. Эта была его боль. Не смерть близких, конечно, не потеря имущества и не слепота… у каждого своя ноша. Глупо сравнивать. Кстати, о смерти… однажды мужчине пришлось столкнуться с ней на поворотах судьбы. Дафны не стало. И Хранитель не мог понять: как так? Что за черт? По свету ходит столько ублюдков, маньяков, насильников, а умирают самые добросердечные и прекрасные люди на земле. Как ни странно, Стоун не мог сказать «мне больнее из-за смерти моей Даф», потому что на своей шкуре ощутил, насколько это разные… боли. И сравнивать их – кощунство. Но людям нужно знать, что больнее. Чтобы сторониться якобы самых ранящих сердце происшествий. Массу измеряют в килограммах. Объем жидкости измеряют в литрах. В чем тогда измеряют боль?
Ни в чем. Ее ни в чем не зимеряют. У боли нет единицы измерения. Люди не понимают. Все время соревнуются, кому хуже. И вот когда они поймут… человечество станет самым идеальным творением Господа. «Что я знаю?» – когда ногти Скарлетт впились в кожу под джинсами, подопечный Эриды лишь сжал зубы, сверля женщину строгим взглядом. Он был готов практически к любой реакции, кроме… джинсовую ткань украсило несколько багровых пятен, а светлые брови Ирвинг хмуро сдвинулись к переносице. Злило. Раздражало. Милая, ты думаешь, никому в этой жизни не было больно? Больно было всем. Стоун ведь хочет тебе помочь. А ты пытаешься искусственно воссоздать ту эмоцию, что каждый день пульсирует у тебя в жилке у виска? РАЗОЗЛИЛО. Шатен подался вперед, отдирая цепкую ручонку от подбородка и сжимая запястье так сильно, как только мог. Останутся ли синяки? Обязательно останутся. Право слово, Хранитель сам не мог понять, почему эта женщина вызывает в нем такую бешеную ярость. Он ведь должен ее жалеть, прижимать, гладить по шелковым волосам и шептать «все будет хорошо, только держись». А вот нихуя подобного. Он злился, потому что ему было противно от одной мысли, что такая гордая, шикарная, независимая женщина решит угробить свою судьбу и предаться вечному унынию, послав далеко и на хер попытки взять себя в руки. Миллионы людей по всему миру умирают. И это больно. Так больно, что иной раз не можешь вздохнуть. И как-то приходится вправлять себе мозги. Кого-то спасают психиатры, кого-то – любимая работа, остальных же – смирение (оно приходит далеко не сразу). Эту женщину не спасет ни то, ни другое, ни третье. Ее спасет только злость.
– Совсем охренела, дурра? – прорычал грек, резко разворачивая Гекас к себе спиной и упираясь подбородком ей в плечо. Вот теперь-то он точно знал, что нужно делать. – Я знаю о боли немногое, но уверен, что есть люди, которые с ней справляются, блять, – рявкнул он, напоследок сжимая тонкое запястье и тут же его разжимая. Тыльной стороной ладони Ирв вытер кровь с подбородка. Снова рывком развернул Носительницу к себе. В глазах горел огонь. – Я справлялся. А сейчас я пытался тебе помочь, что тебе, видимо, не пришлось по нутру. Нравится слушать только лесть, милая? – он сжал зубы, смахивая рукой с барной стойки стакан на пол. Прямо между собой и Скарлетт. Встал на ноги, хрустя подошвами ботинок стеклом и угрожающе нависая над женщиной. Эрида оживилась, подпитывая вполне естественную злость жаждой раздора. Вот так. Он злился, потому что Скар не хотела брать себя в руки. Он злился, потому что она выставила его ничего не знающим мальчишкой, хотя он говорил ПРАВИЛЬНЫЕ вещи. Пусть и не основанные на собственном опыте. Он злился, потому что… потому что, если честно, он был беспомощен. Единственное, что он мог – это разозлить ее. – Давай, женщина, расскажи этим людям, как ты борешься, – он практически рычал. Посетители недоуменно уставились на пару, не решаясь даже двинуться. А Ирвинг говорил громко. Чтобы все слышали. И злились вместе с ним. Бред, да?

Отредактировано Irving Stone (16.12.2013 03:50:32)

Здравствуйте. Меня зовут Ирвинг Стоун и я люблю отписывать за других персонажей их действия. Бить можно)

Некоторые люди считают, что лучше перебдеть, чем недобдеть. Или же, выражаясь простым языком, лучше перестараться, чем не приложить никаких усилий вовсе. Ирвинг с радостью разделял тривиальное мнение большинства, потому что его темперамент не позволял мужчине останавливаться на минимуме. Если кричать на кого-то, то так, чтобы жертва вжалась в стену от страха. Если грустить, то так, чтобы рядом стояли пустые бутылки, играла заунывная музыка и атмосфера, царящая в комнате, являлась крайне траурной. Если работать, то допоздна: уйти домой самым последним, разобравшись с бумагами и добив все дела. В общем, изредка Стоун борщил, причем борщил конкретно. Несколько минут назад он борщанул от всей души. Ошибся в расчетах и напугал Скарлетт. Браво, гений. Получается, не такой уж ты и умный, Ирвинг? Посмотри, в психологии людей ты явно не разбираешься. Не твоя это стезя. Ты хорошо раскрываешь дела, неплохо стреляешь и можешь быстро найти дискриминант в уме, но, когда дело доходит до чувств и элементарной психологии, твои навыки оказываются совершенно никчемными. Сейчас они тоже оказались таковыми. Приложившись спиной о барную стойку, шатен мысленно выматерился. Твою мать, Гекас, зачем? Нет, в принципе, Хранитель понимал: сам заслужил. И растерзанный подбородок, и посыл к дьяволу – он заслужил абсолютно все. Все равно обидно. Подняв светло-зеленые глаза и проводив взглядом Носительницу, адепт Эриды также осмотрел помещение, читая на лицах посетителей слишком явное осуждение. Они видели Ирва вспыльчивым мужиком, который обидел бедную слабую женщину. Не просто обидел! Он попытался подключить окружающих к разворачивающемуся конфликту, будто мнение оных могло открыть Скарлетт глаза на то, как она плохо поступает. С собой. Не с Ирвингом, не со своим покойным мужем – она поступает плохо именно с собой. «Ты самый сострадательный человек в этом мире, кириос Стоун».
В любом другом случае он бы не стал заморачиваться, однако сейчас его грудь стиснуло мерзкое чувство вины, которое возникло так же резко, как и злость. Кстати, о вышеназванной! Ярость растворилась в воздухе. От нее не осталось и следа. Так всегда и бывает: сначала ты поддаешься эмоциям, а потом эти эмоции оставляют тебя одного – расхлебывать то дерьмо, в которое ты вляпался, забыв о рациональном мышлении. Вот почему Ирвингу нравился мир логики и анализирования: там не имелось места ошибкам. Любую мелочь можно было объяснить логически. Факты, аргументы, доказательства. Сегодня не было ни того, ни другого, ни третьего. Он поспешил. Он поступил неправильно. И, разумеется, он был готов всё исправить, хватая сумку Скарлетт и направляясь прямиком за ней. И вот, через несколько секунд, шатен догнал женщину и мягко схватил за локоть, стараясь не хватать ртом воздух и не показывать, что он спешил или, скажем, дико боялся упустить чертовку. Блять, Скарлетт, прости. Ирвинг не умеет общаться по душам, он не умеет утешать, он вообще не самый хороший вариант для подобного рода вещей. Но ему не плевать. Это сложно назвать влюбленностью (согласитесь, влюбляться с первого взгляда горазды только герои романтичных комедий), это сложно назвать хоть чем-то, что можно объяснить логически, однако… Стоун действительно беспокоится о тебе. И хочет помочь.
– Скарлетт, подожди, – тараторит он, преграждая путь и вглядываясь в глаза цвета молочного шоколада, – стой! – остановить девушку получается не сразу. Еще бы! Кто знает, почему он решил ее догнать? Ирвинг, в принципе, не видел других причин, кроме как «извиниться», только вот оные всегда видели женщины. – Прости. Слышишь? Я не хотел тебя напугать, я не хотел тебя жалеть, я не хотел делать тебе больно, – но ты сделал, Ирвинг! Кажется, не один раз. Знаешь почему? Потому что в делах, где не фигурирует твоя долбанная рациональность, ты долбанный чайник! – Успокойся, – Хранитель мягким движением притянул Гекас к себе, не совсем понимая, что именно он делает. Обнимает ее? Браво, вот это действительно очень адекватный поступок. Наверняка Носительница за такое своеволие накостыляет мужчине близлежащим булыжником. А и насрать. Пусть будет так, потому что по-другому у адепта Эриды просто не получается. Если англичанка каким-то образом умудрилась заехать ему по роже или по другой не менее нужной части тела – он того не заметил. Ирв настойчиво, хотя и без принуждения, прижал красавицу к теплой груди, забыв о злосчастной сумке. Свободной рукой он прошелся по позвоночнику, поглаживая спину с противоестественной для себя лаской. Было стыдно. Он, конечно, не хотел признаваться в этом Скарлетт и собственноручно умертвлять образ крутого мужика с офигенной судьбой, но признаться себе должен был. Признался. Легче не стало. Ай, ладно. Главное, чтобы ее сердце сейчас немного успокоилось. Пусть бьется размеренно и тихо. Пусть этот день завершится не очередным расстройством и уж точно не испугом. Вот, Скарлетт, я рядом. Я понимаю, что тебе это не нужно, но я сделал все, что мог.
– Я отвезу тебя домой, – спокойно, но уверенно произносит мужчина, прикрывая зеленые глаза. Это не просьба. И не приказ. Нечто среднее. – Где ты живешь? – чуть громче. Его первое высказывание чуть не заглушил рев мотора проезжающей мимо машины, поэтому он решил прибавить громкости разговору. – И, Скарлетт, – он неловко убирает свободную руку с волос и перемещает на подбородок, поднимая голову шатенки и вкрадчиво всматриваясь в ее темные глаза, – ты справляешься неплохо. Ты молодец, – и, выдержав недолгую паузу, он, наверное, снова делает неправильный ход, – но ты можешь лучше.

Отредактировано Irving Stone (05.01.2014 21:13:47)

Разберись, Ирвинг. Придумай что-нибудь, Ирвинг. Реши проблему, Ирвинг. Вы бы знали, как мужчина задолбался от этих трех словосочетаний. Да, ему нравилось помогать, да, он никогда не посылал в жопу нуждающихся, да, его жизненный опыт помогал прорубить выход в безвыходной ситуации. Окно в Европу, блять… а толку-то? Со временем люди наглели и начинали требовать от Хранителя каких-то невероятных вещей. «Послушайте, друзья, не нужно наглеть», – именно так отвечал мужчина тем, кто выходил за границы дозволенного и терял свою совесть, и его нельзя было упрекнуть в бессердечности. Сейчас, в окутанных мраком Афинах, для Ирвинга не существовало никакой другой реальности, кроме той, где он на секунду превращается в парня, способного избавить от сильной душевной боли. Посмотри, милая, тебе по плечу любая проблема. Ты же, мать твою, Кэтти Скарлетт Гекас! Я ничего не знаю о твой внутренней силе, но почему-то уверен, что она есть. И мне не хочется думать, будто я ее выдумал из-за сильной симпатии. Ты можешь украсть любую вещь. Ты можешь заставить восхищаться собой. Ты можешь превратить взрослого умного мужчину, черт тебя подери, в человека, который будет стоять на гребанном асфальте, гладить твои волосы и вслушиваться в биение твоего сердца. Считать твой пульс, удивляясь тому, насколько сегодняшний день отличается от предыдущих. Блять, что же происходит?! Ирвинг, сжав губы, попытался найти своему поведению логическое объяснение, пока вдруг не осознал, что логика ему не поможет. Да, он повелся на красивую мордашку, да, он повелся на уверенность в себе. Ему не было стыдно. К Гекас Хранитель питал исключительно светлые и добрые чувства – с самого знакомства. Она воровала и она вела себя очень нехорошо, ей не имелось никакого оправдания, однако именно сий факт и вызывал такой жгучий интерес. Сейчас все внезапно перевернулось с ног на голову, потому что непрошибаемая Скарлетт превратилась в очень трогательную и чувствительную девушку, сердце которой оголилось ровно настолько, чтобы суметь пораниться от любого не слишком лестного слова. Льстил ли адепту Эриды тот факт, что он единственный человек, увидевший ее слабость?.. Ага, охренеть как льстило. И эта ее слабость… она, знаете, придавала чисто женскому шарму какой-то другой – более человечный и настоящий, из-за которого ты, сильный брутальный мужик с кучей связей, чувствуешь себя слабой херней, желающей хоть на секунду заиметь способность говорить так, чтобы слабое создание прекратило мучить себя. В школе не учат утешать девочек и говорить комплименты, поэтому парни с радостью дергают их за косички и называют дурочками. Такое поведение прокатывает первые одиннадцать лет, после чего большинство представителей сильного пола обрастает щетиной, кредитами и взрослыми делами. И живут без навыков общения с женщинами, наивно полагая, будто они обязаны только борщи готовить и детей рожать. Когда дело доходит до чужой боли (особенно до боли человека, к которому ты испытываешь светлые чувства), становится ясно: женский мир – он вообще другой. Вот она плачет, а ты не знаешь, что говорить. Вот она задумалась, а ты понятия не имеешь, где соскрести остатки эмоциональности и начать разговор без не подходящих к ситуации фраз. Вот у нее бьется сердце, словно сейчас вырвется из грудной клетки и упадет на асфальт, а ты… а ты просто мужчина. Не лучше, не хуже. Просто твое сердце всегда тебе подчиняется. Ты, блять, добытчик, халк, каменная стена и опора. Именно из-за своей толстокожести Стоун умудрялся совмещать в себе и первое, и второе, и третье.
А сейчас каменную стену разрушили. Всего лишь какая-то женщина. Что же ты сделаешь, Скарлетт? Я не хочу чувствовать себя таким беспомощным.
– Все будет хорошо, – глухо выпалил Ирвинг, прижимая сильными руками Носительницу к груди. Его пальцы сместились с шелковых волос, скользя по рельефу позвоночника. Все обязательно будет хорошо. Так сказал Ирвинг. Какой смысл ему врать? – Пойдем, – он аккуратно отдалился, всматриваясь в карие глаза, – сейчас разворошим аптечку, – на этих словах светлая голова Хранителя кивнула в сторону машины. Через несколько секунд парочка оказалась внутри салона. Ирв включил подогрев сидений, отрыл маленький чемоданчик с красным крестом и торжественно вручил шатенке. – Ты здорово уделала мой подбородок, – усмехнулся грек, рассматривая увечья в зеркало. Ну и дела. Будем надеяться, что Скар хоть немного стало легче от этого жеста. – Скажи, – внезапно выдал Стоун, стараясь хоть как-то разрядить обстановку и избавиться от тоски, осевшей на легких, – ты умеешь стрелять?

Отредактировано Irving Stone (19.01.2014 00:42:42)

Тотальное и бесповоротное поражение.
Это действительно было глупо, странно и очень неправильно. Ирвинг чувствовал себя не каменной стеной, о которой мечтают все девушки, а нервозным подростком с передозом кофеина или с передозом любой другой не особо опасной гадости. Вот уже на протяжении двух или трех часов (неужели прошло столько времени?) он был будто не в своей тарелке. Его преследовало навязчивое ощущение, этакое дежавю; Ирв мог чем угодно поклясться, что испытывал его и раньше. Умилительная беспомощность перед созданием, которое намного слабее тебя, и которое с таким упорством желает казаться сильным. Ступор и непередаваемое беспокойство, основывающееся черт знает на чем. Кем Скарлетт ему приходится? Да никем. Женщиной, которая однажды получила от него острые ощущения и уничтожила любимый кабинет, оставив после себя только легкий аромат дорогих духов. Подозреваемой, которую однажды он отпустил с единственным предупреждением. Человеком, которого не хотелось оставлять в беде даже тогда, когда он грозился уничтожить тебя физически. Чисто фактически она являлась всем вышеперечисленным, но почему-то казалась для Стоуна кем-то более близким, чем просто прохожий, на чью судьбу добрый полицейский с зелеными глазами хотел чихать. В любом случае, история их противостояния закончилась до лучших времен, потому что и он, и она оказались в машине, открыли аптечку и завели разговор о том, какие мысли сейчас копошатся в светлой голове Хранителя Эриды. Мужчина аккуратно прошелся тампоном по подбородку, вытирая кровь и стискивая челюсть от каждого прикосновения. Перекись водорода — та еще гадость. Не зря ее не любят ни дети, ни подростки, ни взрослые дяди и тети. Шипит она так, будто собирается сжечь кожу до мяса, и этот мерзкий звук всегда заставлял Ирва чувствовать дискомфорт.
— Ну что ты, милая, — тепло отозвался мужчина, положив руки на руль и глухо выдохнув, — я же полицейский. Соперниц и соперников я предпочитаю убивать так, чтобы никто не нашел улик, — он решил не раскрывать всех карт, хотя практически наверняка знал, что Гекас не проникнется его идеей. Шум автострады долбил по вискам, по радио играла песня, записанная еще вначале шестидесятых, вокруг царил приятный полумрак, успокаивающий душу, разум и тело. Знаете, чем хороша ночь? Она замедляет время. Дает возможность избавиться от спешки и просто насладиться моментом, прочувствовать его с разных ракурсов и на секунду прекратить бессмысленный бег жизни. Ночью стираются разные границы: границы времени, границы морали, границы красоты... просто — границы. Сейчас Ирвинг не собирался брать от темноты все, что она могла ему предложить. Он просто повез Скарлетт... в тир. Уже тогда, когда они приехали и узрели перед собой довольно дряхлое здание, Стоун предупредил: необязательно ты получишь удовольствие от того, каким образом я снимаю стресс. Это ведь не женское дело, да и ты не из того теста слеплена, чтобы ловить кайф от подобного. Попробуй прикрыть карие глаза, представить перед собой ненавистную цель и застрелить ее. Это психологически разгружает.
— На вот, держи, — он протянул ей пистолет и повернулся к мишени. Таким образом спускает пар половина из сотрудников полиции. Вот почему они сразу не застреливают некоторых преступников. Самодисциплина, контроль, тир. Иначе не выживешь. — Попробуй попасть в центр. Или представь то, что ты больше всего ненавидишь, — глухо произнес грек, шмыгая носом. Было в этом что-то эротичное — наблюдать за тем, как изящная, красивая и хрупкая (только с виду) девушка вживается в роль кого-то очень опасного. Впрочем, Скар знала, как быть опасной. Она ведь была Носительницей. — Убей это. А потом... я отвезу тебя домой. Потому что тебе все-таки придется вернуться туда.