Вверх Вниз

Под небом Олимпа: Апокалипсис

Объявление




ДЛЯ ГОСТЕЙ
Правила Сюжет игры Основные расы Покровители Внешности Нужны в игру Хотим видеть Готовые персонажи Шаблоны анкет
ЧТО? ГДЕ? КОГДА?
Греция, Афины. Февраль 2014 года. Постапокалипсис. Сверхъестественные способности.

ГОРОД VS СОПРОТИВЛЕНИЕ
7 : 21
ДЛЯ ИГРОКОВ
Поиск игроков Вопросы Система наград Квесты на артефакты Заказать графику Выяснение отношений Хвастограм Выдача драхм Магазин

НОВОСТИ ФОРУМА

КОМАНДА АМС

НА ОЛИМПИЙСКИХ ВОЛНАХ
Paolo Nutini - Iron Sky
от Аделаиды



ХОТИМ ВИДЕТЬ

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Под небом Олимпа: Апокалипсис » Отыгранное » Ищу родственную душу. Б/у не предлагать!| wrong way


Ищу родственную душу. Б/у не предлагать!| wrong way

Сообщений 1 страница 20 из 25

1

Название: Ищу родственную душу. Б/у не предлагать!
Участники: Callisto Kranakis & Euclid
Место: улицы Афин
Время: 19 ноября | wrong way
Время суток: вечер, полночь где-то рядом.
Погодные условия: облачно, без осадков, никаких выдающихся астрономических явлений.
О сюжете:  Посещает ли вас изредка ощущение, что жизнь не задалась? Что  где-то все-таки прорвало кран и в чашу вашего терпенья не просто падает по капельке, а льет сплошным потоком? Что наконец-то наступает момент, когда она не только переполняется, а и переворачивается, причем вам же на голову, водружаясь причудливой короной, больно сдавившей уши? Стоит ли воспринимать неприятности близко к сердцу, точно зная что они не последние в жизни, и грозить окружающим инфарктом от переполнения отрицательными эмоциями? Или можно еще поискать в себе сухой уголок сочувствия к ближнему?

+1

2

Бывает в подлунном мире всякое. И жизнь иногда выкидывает такие фишки, что даже проказница-Тихе в бессилии разводит руками, снимая с себя всякую ответственность. И можно было бы сказать, что чем дольше топчешь дороги этого подлунного, тем более философски относишься к коленцам судьбы, заранее предчувствуя их разухабистый танец, но зачем лгать по пустякам? Так вот, если быть откровенным, то начало общего веселья Юклид бессовестно пропустил, наглядно иллюстрируя народную мудрость: дракон большой, а длине его шеи обзавидуется любой жираф. Судьбоносный для многих понедельник в его случае был тих, мил и приветлив, позволив спокойно проснуться у себя дома и весь день посвятить запланированным накануне разъездам. И поскольку из скопища посещенных мест и встреченных людей заранее оговоренной была только одна - со стариком менялой, у которого дракон время от времени обналичивал одну-две золотые монетки, и то только для того что бы уровнять налоговое бремя экономически нестабильного государства с собственным аппетитом,-  то его внезапную амнезию на давнего знакомца Натхайр с легким сожалением в сердце списал на закономерно развившийся в старости Альцгеймер. Более же ничем примечательным этот день не выделился из череды своих собратьев и, вернувшись домой в сумерках, Змей устроился спать, совершенно не подозревая как лихорадит переменами его сородичей.
Чудеса начались во вторник. Прямо с утра. Кто-то фамильярно хлопал его по боку. Ну как боку... если бы Юклид ночевал в человеческой форме, то данный жест был бы за гранью приличий, особенно в мужском исполнении.
- Костас, ты посмотри какая дура! Как она только тут оказалась? - хлопки сменились сначала поглаживанием, а потом и попыткой проскрести чешую чем-то остреньким. Чешуя коварно даже не царапалась, продолжая матово сиять жемчужными переливами гравитационного поля. - Интересно, из чего это?
- Резина, наверное. - недовольный баритон обнаружился где-то в районе коленной чашечки, это опять же если соблюдать пропорции двух ипостасей, - Ты осторожнее, вдруг проткнешь.
- Да хоть бы и проткну. Эту хрень все равно надо будет как-то отсюда убирать. Она же собой весь цех перегородила.
- Если у этого батута есть хозяин, мне не хотелось бы ему платить. Посмотри где потоньше, может там есть клапан.
Окончательно проснувшийся, Юклид тоже заинтересовался есть ли у него в хвосте новое отверстие под экстренное похудение и кто вообще все эти люди так бесцеремонно шастающее там, где им быть совсем не положено. Но поскольку поднимать голову из клубка означало портить роговыми наростами хороший потолок, он решил просто немножко поменять положение тела. Змеиные кольца пришли в движение... Трупы ни есть, ни прятать он не стал. Перекинувшись, отлепил бесформенные кляксы от стенки, пошарил по карманам, найдя среди прочей бытовой ерунды две интересных детали: ключи от собственной квартиры на чужом безвкусном брелоке и договор аренды под торговые площади находящиеся ровно по тому адресу, где проживал "батут", что было совсем неожиданно, ибо Натхаир являлся собственником всего здания и сдавать его внаймы до сей минуты не собирался. Вернее до прошлой пятницы, как значилось в юридически верно составленном и заверенном по всем правилам документе.
Невысокий, темноволосый, темноглазый, моложавый и всегда состоятельный дракон с периодичностью два-три раза в столетие непременно попадал под какой-нибудь очередной погром нацменов. И хотя результативность подобных акций неизменно оставалась сильно сомнительной для второй стороны участников, не принося им прибыли больше, чем чудом сохраненная жизнь, но перезжать Юклиду все равно приходилось. На этот случай был давно устоявшийся порядок действий: собрать все ценные и сентиментально личные вещи в саквояж, одеться удобно и респектабельно, что бы не вызывать лишних подозрений у правоохранительных органов, по возможности плотно перекусить и неспешно отбыть в неизвестном направлении. То есть, до ближайшей камеры хранения, где можно бросить отягчающие свободу пожитки и уже предметнее приступить к разбору "Кто посмел?!" и "Что и кому за это будет?". И быть бы мошеннику, тому "арендодавцу", чья подпись и координаты фигурировали в договоре, хорошенько спрошенным, если бы дорога к камерам закономерно не вела мимо родной букинистической лавочки, на фасаде которой тем солнечным утром почему-то зависла чудовищная надпись: хозяйственный магазин "Тысяча мелочей". Но даже тогда дракон не заподозрил глобальную катастрофу. Удивился, да так что даже шляпу приподнял что бы лучше было видно старую доску с поблекшими красками. Возмутился, до той степени, что даже зашел внутрь и обнаружил и внутри немалые перемены, невозможные для каких-то двух беспризорных дней. Но вот уверился в том, что в мире творится что-то неладное лишь после того, как вернулся к собственной квартире и наблюдавшие за выносом двух черных мешков встревоженные соседи его в упор не признали. Вот тогда-то и случился тот короткий приступ удушливой беспомощности, почти растерянной паники: "Что с семьей?" Вот тогда-то он и наслушался однообразно приветливого женского голоса, который сообщал ему что "Запрашиваемый вами номер в сети не зарегистрирован". А по тем, что были зафиксированы отвечали совершенно незнакомые люди. Люди! И плыл бы теперь Юклид на форсажном ускорении до ближайшего сородича если бы не одно мелкое, вечно неловкое, угловатое недоразумение, не имеющего ни собственного жилья, ни старших родственников способных защитить юную гарпию в непростой жизненный момент. В конце концов, морской дракон это далеко не безобидный угорь и если кто-то вздумает ущемить в правах хотя бы одну из его тетушек, это неприменно станет известно миру, стоит всего лишь чаще прислушиваться к сводкам СМИ. А вот за судьбу Кирк Натхайр неожиданно ощутил себя ответственным.
Он искал ее уже сутки. Все что было известно, это что в понедельник она попыталась устроить скандал в бывшей букинистической лавочке, но была выдворена прочь. Художник, у которого девчонка училась рисованию, уже закономерно не знал ни Кирк, ни самого Натхайра, но после убедительной просьбы паренек все же припомнил что дескать да, была какая-то, но сам он ее не видел, просто передали, что заходила. Оставив человека самостоятельно заботится об ухудшении своего здоровья, Змей ушел в город-миллионник, тщательно прочесывать сначала все семь муниципальных районов, а затем, если мерзавка-Тихе не обернется к нему личиком, то и все окружающие афинские агломерации горы.
Эта встреча должна была произойти. Одинокий прохожий в ночное время в далеко не самом благополучном районе города не может остаться совсем не замеченным. Особенно, если проходя мимо группы граждан, он не утруждает себя извинениями, если кому-то покажется, что он намерено задевает всех плечами. Особенно, если при этом он прилично одет, и на макушке его красуется абсолютно пижонская шляпа. Особенно, если нагло врет в лицо, что у него нечем прикуривать, а сам держит в руке тлеющую сигарету. В руке, на запястье которой поблескивают циферблатом фирменные "котлы". Особенно, если он, белозубо скалясь, ре-ко-мен-ду-ет проявить бла-го-ра-зу-ми-е и идти своей дорогой группе граждан с явным численным перевесом. Особенно, если он смотрит не под ноги и не на угол ближайшего дома, а прямо в глаза каждому по очереди, и взгляд у него при этом такой всепрощающе-добрый, что действительно хочется пройти мимо и даже, возможно, ночевать нынче в своем доме и в своей постели. И если бы было хоть что-то одно из списка, то возможно, то наверняка этой встречи не случилось бы. Но парные кости судьбы никак не захотели повернуться минимум очков.

Отредактировано Euclid (28.10.2013 15:00:03)

+2

3

Бесхвостая и бездомная лисица сначала бесцельно и безостановочно бродила по тихим районам и улочкам, как будто бы вот еще один поворот и за ним она встретит что-то для себя новое, какое-то решение, какую-то возможность. Невидимая для всех и стертая из памяти тех, кто ее когда-либо знал. Был человек и нету. Остановиться и признать свое поражение она никак не могла, поэтому заставляла себя идти и идти, только бы чувствовать что-то физическое и простое, вроде усталости в ногах, напряжение в мышцах, чтобы отвлекаться от мрачных мыслей. От этого было легче и теплее. Так продолжалось довольно долго пока совсем не стемнело. Привлеченная пустотой и безликостью заброшенного здания, на территории которого еще во всю велась стройка, она просочилась в дыру в заборе, аккуратно обходя темные углы в его интерьере, куда совсем не падал свет, а теперь стояла на небольшом возвышении третьего этажа, глядя на простирающиеся перед ее взором домишки и улочки, как полководец, который устало смотрит на так и не покорившиеся ему земли. Холод уже не казался таким пугающим, а ветер, время от времени запутывающийся в волосах еще больше, уже не заставлял ежиться ежесекундно. Обдуваемая ветрами, которые не сдерживали невысокие здания вокруг, девчонка стояла неподвижно и напряженно обнимая себя за плечи, глядя на окна дома напротив, а ветер же гонял ее спутанные волосы куда ему вздумается. И что будет дальше? Сколько она еще так продержится, шляясь по городу в поисках какого-то пропитания и ночлежки? Что будет дальше? Перси никогда не узнает ее? Лучик надежды промелькнул при воспоминаниях о клубе. Стоило бы пройтись до конюшен, напроситься к ним на работу, начать все заново. В любом случае она знала этих людей, даже если они и не помнили ее.
В доме напротив на третьем этаже мансарды загорелся свет, а в окне промелькнул силуэт и исчез, так больше и не вернувшись обратно. Нахмурившись, воительница перевела взгляд на кошку, юркнувшую из-за поворота прямо по узкой улочке внизу и продефилировавшую к тому зданию, на территории которого стояла Каллисто. Еще одна бездомная путешественница. В свете, падающем от одинокого фонаря, она показалась ей дымчато-серой. Отфутболив своим ненавистным ей уже за все эти дни резиновым сапогом какой-то обсыпавшийся со стены кусок кирпича, она прошлась по недостроенной площадке, с которой открывался вид на темный и не очень хорошо освещаемый переулок. Став на самом краю, чтобы адреналин лениво щекотал уставшие пяточки, Каллисто стала рассматривать засыпающий город внизу. Резким контрастом во всей этой картине стала походочка и силуэт, прогуливающийся в сторону компании, которая вполне гармонизировала со стесанными ступеньками какого-то домишки, поросшего бурьяном и просевшими стенами соседних зданий, облезлыми гаражами чуть дальше вниз по улице. Неприятная компания, зря он туда пошел. В какой-то момент Каллисто захотелось крикнуть ему, но она промолчала. Еще не хватало стать свидетелем местных разборок или их участником. Почему разборок? С того места, где была Каллисто, можно было увидеть только силуэты, но разве этого было мало? Слишком резко дернулся высокий слева, который до этого подпирал своими плечами стену. Слишком размашисто они двигались, быковали как расхорохорившиеся петухи. И чтобы это понять совсем не нужно было видеть лица: все в их движениях говорило о том, что... Быть беде - подсказало ей сердце. Там кто-то попал в беду, а она стояла как деревянная кукла, чувствуя как начинает гореть спина.
Позади Каллисто раздалось вкрадчивое и короткое "мяу", и Кранакис так подпрыгнула от неожиданности, что чуть не упала вниз, чертыхаясь и яростно пожирая глазами нарушительницу ее спокойствия, размахивая руками как ненормальная. Перспектива упасть с третьего этажа ее совсем не радовала. Кошка же, та самая дымчатая, прошлась с гордо задранным хвостом мимо нее к краю, полностью игнорируя присутствие человека и внимательно глядя на суету на небольшой улочке внизу. Амазонка вспыхнула, как порох, сжав кулаки и яростно сверкая своими глазками.
- Ты что себе позволяешь?! Плохая кошка,- татуировка на спине загудела, - Начинается! - резко выдохнула Каллисто и тут же прекратила злиться. По крайней мере на кошку. Каллисто еще раз глянула вниз. В каждом движении разудалых молодцов на узенькой улочке чувствовалось что-резкое и кричащее, - Петухи! - фыркнула амазонка, переведя взгляд на кошку, а кошка не мигая посмотрела на девчонку. Каллисто не выдержала, - Знаешь что?! - продолжения не последовало, а кошка продолжила смотреть на нее с каким-то то ли укором, то ли с приглашением в безумную страну, где кошки порой умнее некоторых людей. По крайней мере так показалось Каллисто, изнывающей от осознания того, что там внизу возможно убивают человека, а она стоит как полная идиотка и сверху за всем наблюдает.
- Ай ну тебя! - огрызнулась она, - И без тебя разберусь! - это она уже крикнула, сбегая по лестнице, усеянной мусором так быстро как только могла, чтобы не свалиться.
Несколько метров с препятствием в виде строительного мусора, и вот она пробежалась и выскочила из дыры в заборе прямиком к голосистой компании, где уже слышались кислотные "Ээээ!" и прочие блядские песнопения диких молодых бычков.
- А ну стоять! - гаркнула впопыхах Каллисто, понятия не имея, что будет делать дальше. Глаза ее сыпались искрами, она ненавидела каждого из этой компашки, желая незамедлительно начать мордобой и непременно в нем победить. Гордо и жадно она предчувствовала как вытянутся их лица, когда она, стиснув зубы, достанет из позвоночника пылающий меч. Она уже видела их намокшие штанишки и мелькающие пятки, как отчаявшийся Скайокер, готовый вот-вот перейти на темную сторону и окропить кровью всю эту землю, лишь бы ее любовь, имя которой Справедливость, жила припеваючи и дальше. И пусть эта справедливость была слепа, но она была ее даром и наказанием, который она просто обязана была нести людям, хотела этого всем своим существом. Никто никогда не будет при ней обижать беззащитных и слабых...!  А кто там? Рассмотреть его она не успела: так сильно ее захлестнули ее чувства. И разве это так важно?
- Уррроды, - зарычала взъерошенная рыжая ведьма - Все на одного!
Каллисто дышала как паровоз, поспешно отбывающий со станции. Накопившаяся на все эти дни усталость и злость прорвали в ней какую-то плотину, которую она уже не могла контролировать. Амазонка уверенно сжимала кулаки, не скрывая своих намерений, и шлепала своими сапогами в их сторону, поблескивая в темноте худыми голыми коленками. Да, ей было очень страшно, но это удивительное чувство скорее опьяняло, чем пугало ее. И в этот момент ее несказанного триумфа, когда она должна была перевернуть мир всех этих людей с ног на голову, обезоружить их своими удивительными техниками, лишить воли и разума, разрубить на части, выпотрошить, в этот самое время раздался смех. Поворот и такая душевная оплеуха а ля хук прямо кулаком по гладковыбритой роже, заставляя выплюнуть свой смех вместе с кровью, а потом ответный пасс в воздухе руками, когда летишь к стене быстро и больно приземляешься, не успевая даже осознать, что твой живот разрывается от боли, а ты как идиотка сидишь на земле и хватаешь воздух ртом, просто чтобы не забыть как это вдыхать воздух и выдыхать. Но это все детский лепет по-сравнению с тем, как сильно бьет одна ее знакомая девчонка по имени Дилан. Мгновение и Каллисто уже ползет вверх по стене, чтобы уже на ногах встречать новую партию мерзких ублюдков, с азартом и упоением сумасшедшей воительницы чувствуя как на спине на позвоночнике под одеждой трескается кожа, как земля перед извержением вулкана, чтобы выпустить наружу пылающую лаву обоюдоострого праведного гнева.

Отредактировано Callisto Kranakis (30.10.2013 08:30:43)

+2

4

Многие даже не представляют себе, насколько это скучная вещь дворовые разборки. В них все подчинено ритуалам куда как строже, чем служба в любом храме, вне зависимости от конфессии. Все эти слова, все эти танцы, все эти взгляды - сколько их видел любознательный гад, менялись только языки и лица, понты и численность, а обряд оставался тем же во все времена. Может коротко живущим, пытавшимся взять его в кольцо, мероприятие и было интересным. Вполне возможно даже, этому недокриминальному молодняку было еще как-то азартно травить одинокую жертву, и не исключено вовсе что они не отказались бы от этой затеи, даже зная каких приключений огребают на свои невоспитанные задницы. Но самой жертве, невозмутимо пускающей колечками сигаретный дым, было удручающе скучно. И даже неприятно, потому что сколь не проезжались бы молодцы по поводу его внешности, костюма, прически, умственных и репродуктивных способностей, а так же невыносимо однообразном половом поведении его гипотетически ближайших родственников, дракон, свято блюдя, свой собственный кодекс чести не мог напасть на них первым. Потому что точно знал, кто уйдет с данного пятачка пространства, так удобно ограниченного от недалекой ночной жизни заброшенной стройкой и глухим забором. Среди тесной группы будущих постояльцев местного морга, Юклид с тоскливым безразличием выглядывал того, кто сможет продержаться против его раздражения дольше остальных.
- Ну и рожи у вас, парни, - откровенно сознался он, когда перебрав харчи так и не нашел дессерта, - Как в гопоту-то с таким детскими ряхами берут, а? Или у вас вообще нет отбора? А как же трепет и ужас, внушаемый окрестным бандформированиям? Или там тоже сплошь младенцы уголовного жанра? Совсем распустилась преступность. Никакого уважения к честным гражданам. Идите спать, мальчики.
- Слышь ты, мудак, - ответно разоткровенничался один из "мальчиков" и сделал шаг вперед, угрожающе потрясывая свисающими до колен лямками подштанников. Лямки задорно поблескивали металлом и даже слегка позванивали. Вполне мелодично, - решил Натхайр, почти радостно шагая навстречу и доверчиво подставляясь под первый удар. И он уже готов был полететь прямо в голову, сбивая шляпу, а если повезт и выбивая сигарету из уголка рта наглеца, когда женский вопль прервал так и неразошедшеся веселье.
- А ну стоять!
"Подкрепление" - умилился Змей, еще издали учуявший душок одержимой, и, затушив сигарету, приготовился встречать основную ударную силу противника с распростертыми объятьями.
- Вот бл*, - поприветствовала знакомую массовка.
- Уррроды, - в свою очередь поздоровалась девушка, притормаживая. - Все на одного!
- Кхм, - поперхнулся Натхайр. В его драконьем понимании было как раз "один на всех" и этих "всех" было откровенно маловато для его текущего настроения. Широкая душа жаждала размаха, массовки, какой-то глобальности для выражения своих чувств. Оставалась, конечно, еще призрачная надежда на то, что непонятно зачем явившееся с соседней стройки голенастое нечто в резиновых сапогах предлагало своим соратникам всего лишь джентльменски решить вопрос очередности отправки на кладбище, а не урезать в пополам квоту змеиных радостей, но и она рассеялась, когда в ответ на нервный гогот гопоты нелепая девица без лишних добрых слов принялась рихтовать фасад его добыче. Его добыче! Любовно разгоряченной и усердно доведенной до состояния доброй драки. Возмущению не было предела. И Юклид его безусловно выразил, не постеснялся бы, если б успел подобраться к этой защитнице до того, как она начала летную подготовку, едва не вернувшись спиной вперед туда, откуда только что пришла.
Эх, дворовые разборки! Кто сказал что это скучно? Это прелюдия, может быть и скучная, зато когда статичная картинка наконец-то меняет звук на движение...Девица влепилась в стену или стена встретилась на ее пути, кто теперь разберет. Девица скользила вниз, дракон струился вперед. Она присела на землю отдохнуть, он земле поклонился, пропуская над собой кулак. Она дышала, собираясь с духом, он поворачивался, задевал и запинался, слыша под ботинком нежный хруст сминаемой гортани. Она вздевала себя на ноги, намереваясь вернуться к драке, он привставал на цыпочки, обнимая ладонями затылки ближайших высоких и рьяных, чтоб теснее, неразлучнее, навсегда спаять их лбы в одном ударе. Она уже на изготовке и он уже рядом. А в воздухе так упоительно пахнет кровью, алкоголем, болью, потом, страхом...смертью. Те из ребят кто остался, еще не поняли, не осознали, что упавшим больше не подняться. Упавшие не стонут. А оставшиеся на ногах..им еще весело, им еще зло, и то что жертва смеет не сдаваться в униженной мольбе хлещет адреналином по оголенным нервам. Для них прошло всего мгновение. Звенит лямка подштанников, звенит в ритме быстрого вальса. Этот простой ритм эхом отдается во всем теле, сливается с пульсом, гипнотизирует.
- Зачем ты сюда пришла? - спрашивает у девушки Змей, наивно подставляя противнику незащищенную спину, - Кто тебя приглашал?
В нее все-таки ударили. В спину. Наверное, на пиджаке останется чей-то след, но вряд ли кто-то будет сличать протекторы. Юклида бросило вперед, в стену, зажимая между ними как начинку в бутерброде несчастную помощницу. Глаза на одном уровне и рыжие волосы лезут ему в рот, когда он начинает тихо смеяться. Шляпа скользит с затылка, отказываясь смягчать следующий вероятный удар "чем под руку подвернется", предпочитая подножную грязь лихой голове. Дракон протестует. Дракон отталкивается нервной человеческой ладонью от кирпичной кладки, оборачивается, приседая, ловит у самой земли беглянку за поля, да так и замирает, прижавшись хребтом к голым, холодным даже через ткань, коленкам, скованный приступом смеха.
- Ну и времена, господа! Ну и нравы!

+2

5

И вот перед нею лицо, совершенно незнакомое, то самое, спасаемое ею. Лицо в шляпе, живое лицо, смотрящее прямо в ее глаза без страха, с каким-то азартом или же безумием. Лицо не пытающееся сбежать, не пытающееся спрятаться и так неуместно контрастируя своим костюмом и наверняка глаженой рубашкой со всем окружением. Лицо, сверкая в темноте своими темными как окружающая их ночь глазами, а, может, и еще темнее, вместо того, чтобы повернуться к подступающим жлобам, начало с таких вопросов, даже не оборачиваясь, что Каллисто выпалила первое, что пришло в голову, а потому и вполне искреннее:
- Спасать тебя, - разве не очевидно?
А дальше она даже не особо успела вскрикнуть. Их отбросило к стене так славно, что они едва не стукнулись зубами. Каллисто не понимала, что происходит, сбитая столку и вжимаемая в холодную стену, только чувствуя как затрепыхалось в груди сердце, а его удары, казалось, отталкиваясь от стены за спиной били в грудь незнакомца. В ее глазах мелькнула растерянность. Слишком по-домашнему они тут распластались да и разговоры были как-то не вовремя, но ею спасаемый кириос, приятно пахнущий и самоуверенный, как будто бы этого ничего не замечал. Кто ее приглашал?! Она только смотрела ему в глаза через спутавшиеся волосы, как будто бы хотела по ним прочитать все ответы, тяжело и старательно дыша, все еще балансируя на грани своей воинственной ярости и удивления. Какого черта он делает? Что происходит? Как на него реагировать? А как же те ребята, что за его спиной? Они что ли подождут пока они тут вдвоем наговорятся? Зуд на спине не проходил, только жаля ее сильнее и сильнее сотнями тоненьких остреньких игл. Порыв броситься на гопьё с мечом и покромсать их как капусту притупился из-за непонимания ситуации, а последний вопрос незнакомца пугающе продолжал звучать в голове набатом вместе с грохочущим где-то там же недалече сердцем и большим знаком вопроса. Неожиданное появление "несчастной жертвы" перед собой и вопрос кто ее сюда пригласил - это не совсем то, на что она рассчитывала, но незнакомцу ее ответ видимо показался смешным. Услышав его смех, она не была уверена - стоит ли уже его бояться или же отложить это дело на попозже, когда закончится драка, что было бы более благоразумно, но определенно и точно можно было сказать, что на нее незнакомец произвел неизгладимое впечатление. И в этот самый миг он юркнул за шляпой низ, не прекращая нагло ржать, как будто бы она ему тут анекдоты рассказывала и вообще маячившие за ним лбы только плод ее больного воображения. Каллисто посматривала то на него вниз, то на силуэты перед собой, и только сейчас она мельком заметила, что несколько тел уже валяется на земле. Но кто и когда? Снова взгляд вниз, там где хохотал то ли умалишенный, то ли пьяный, хотя она была уверена, что от него не пахло огненной водой. От него пахло сигаретами и чем-то еще очень приятным, но мало ли сейчас способов затуманить себе голову? Каллисто хотела на него разозлиться, но у нее не получалось. Их уже обступали, примериваясь и решительно готовясь продолжить начатое.
- Не подходи! - бросила в сторону одного из стоящих напротив, чтобы дать им понять, что у них все в порядке и пусть даже не надеются, что их тут порвало. Так, минутная пауза на "хихи". На самом деле ей нужно было немножко времени прежде чем суровые парни бросятся на них. Руки ее, до этого беспомощно висевшие плетью внизу, снова сжались в кулаки. Она выгнулась и быстро с остервенением прошлась спиной по стене - немножко вверх и вниз, цепляясь своей кофточкой за шероховатости и не ровности, потому что спина горела и жгла, так и не разродившись пока мечом правосудия, но очень этого желая. А глаза ее не отрывались от перекошенных ненавистью морд, стараясь не пропустить их приближения. Может, у господина истерика? Может ему так плохо? Сердце, все еще жаждущее причинять добро, искало оправдания и объяснения. Нет, оно слепо верило! И верило в то, что если сейчас объяснений нет, то они найдутся потом. Нужно только увести его подальше отсюда, спасти. Спасти и точка. Каллисто присела к нему, заныривая руками в теплые подмышки, но со спины. Волосы ее упали ему на плечи и она быстро зашептала ему на ухо:
- Пойдем!- руки ее встретились у него на подрагивающей от смеха груди, и она, сцепив их замком, как ребенка продолжила "ставить" его на ноги, игнорируя его излишне веселое настроение пафосные речи. Серьезная мамочка.
- Нам нужно идти. Давай! Ну же!
В этот самый момент к ним все и бросились. Один, что был ближе всех, бежал как бык на красную тряпку, не сводя глаз с восхищавшегося нравами господина, готовясь сбить ногой эту весьма обаятельную, но такую раздражающую улыбку с его лица. Другой явно собирался проучить зарвавшуюся девицу. Кто-то там позади всех уже поднял с земли прут, характерно дзынькнувший металлом по забору и тоже побежал к ним, размахивая своей находкой. У кого-то в руке еще раз блеснуло лезвие ножа.

Отредактировано Callisto Kranakis (31.10.2013 14:20:41)

+2

6

Уличная драка действо безыскусное, но интересное. Всем известно, что если нападающих больше двух и они не являются хорошо сработанной группой, то, в основном, они скорее станут помехой друг для друга, чем представят серьезную угрозу. Но мало кто знает, что скорость броска змеи во время атаки сравнима со скоростью пули выпущенной из винтовки. Змей, свернувший кольца, пусть и несколько в другой форме, у ног девушки, разумеется был об этом осведомлен, как и догадывался, к каким последствиям приведет воздействие разницы масс между ним и пулей на хрупкий человеческий организм. К летальным, как возвестит сочный хруст встретившего асфальт затылка самого рьяного торопыги, когда Юклид согласно увещеванием рыжей защитницы займет вертикальное положение в пространстве. Выбросив тело вверх и вперед, оставив пиджак в цепких дамских ручках, шляпу все же на земле, и попутно задевая плечиком того первого и рьяного. И все было бы хорошо, но в уличной драке всегда есть место неожиданности. К примеру, попавший под ботинок "снаряда" мелкий гравий может сделать тормозной путь немного длиннее, унося бойца инерцией начального движения с предполагаемого оперативного простора прямиком в объятья следующей жертве. И что остается в этом случае? Только шипеть, не пугающим хором встревоженного гадючьего клубка, а просто шипеть от боли, как человек, ребра которого ласково пригладило лезвие ножа. И большая удача, что только ребра. Не будь Змей змеем, тварью гибкой и увертливой, нож непременно пропорол бы селезенку, а то и печень. А так он всего лишь ошкурил бок, позволив перехватить рукой замешкавшееся возвратное движение кисти его держащей, смяв запястье как бумажное, и от души плюнуть в раззявленый для крика рот."Спасать меня, подумать только!" - удивился Натхайр.- Одержимая, по доброй воле спасающая дракона! С ума сойти..."
Он мельком обозрел поле битвы, а вернее пятачок побоища. "По доброй глупости", - поправился Юклид. Боевой задор воинственной молодежи выветривался так же быстро как хмель из их голов. И если еще минуту назад они не подозревали, что это их товарищи легли и отдыхают, то посиневший последний визави дракона, мучительно пытающийся втолкнуть в замороженные азотом легкие хоть глоток воздуха, видимо, навел ребят на какие-то определенные выводы: жизнь конечна, героев среди них нет и изначальный выбор направления движения был в корне неверным. Вот только о том, что что-либо менять было уже поздно, они еще не догадались. Дело было не в кровожадности хищника, не в расплате за причиненное ранение и выказанный гонор и даже не в принципиальном нежелании Юклида оставлять живых свидетелей. Причина была в рыжей девочке у стены. Хранительнице, которая так неудачно заявилась в укромный переулок. "Надо быть ответственным за тех кто тебя спасает", - ничего иного совесть ему не нашептывала. Его совесть вообще была дама сурового нрава, равнодушно принимающая смерть, не подвластная угрызениям и не склонная стенать по пустякам. К действующему человеческому законодательству она, кстати, тоже относилась весьма скептически, не видя для себя особых причин соблюдать его дух и букву. Так что вид разбросанных по дорожке тел его нисколько не нервировал, не вынуждал заламывать рук и вообще обращать внимания более положенного. Умерли и умерли, все когда-нибудь это делают. Хорошо хоть молчат. Внимания достойны живые. Все оба два плюс одна, но к ней нужен принципиально другой подход. Как-никак магический Гринпис воплоти.
- Девушка, будьте добры, не топчитесь по шляпе, - заметил Змей, аккуратно продвигаясь вперед к следующим целям. Ночной ноябрьский ветерок холодил стремительно пропитывающуюся влагой рубашку. - Она мне еще понадобится.

Отредактировано Euclid (06.11.2013 08:48:45)

+3

7

Каллисто обомлела, никак не ожидая увидеть то, что увидела буквально мгновением после дружного рывка уличной гопаты в их с незнакомцем сторону. Он двигался так быстро и гибко, что захватывало дух. Кто он такой?! Очередной древнегреческий сюрприз? Бог? Хранитель? Чур меня чур! И кто тут кого должен спасать? Каллисто запуталась. Уловить то уловила общую суть, а вот связать воедино все ниточки и не смогла, хлопая широко распахнутыми глазами и глядя как ловко он расправляется с обидчиками. В любом случае каждому его движению и слову сопутствовала эдакая гусарская бравада, сбивавшая с толку еще больше. Он как будто бы не дрался, а танцы танцевал. И его лезгинка была зажигательна, но как-то даже слишком хороша для одного человека. Броситься к нему на помощь? Но она не умеет танцевать на такой скорости. Только плавная и чувственная бачата или на крайний случай более темпераментная сальса. В этом ритме она рискует поранить себя же саму, а заодно и незнакомцу случайно так голову отрубить. Между прочим. Сжимая ткань его пиджака в руках, она едва успела сделать несколько судорожных вздохов и выдохов прежде чем обнаружила насколько мало осталось противников, а этот шальной с сияющими глазами все еще уверенно держался на ногах. От того, что он делал с этими мордоворотами, к ним шевельнулась жалость. И только пятно на его светлой рубашке в контрасте с его самоуверенным видом вырвали ее из сомнений окончательно. Не смотря на то, что в душе у нее во всю уже выплясывали все эти мысли о том как бесценна человеческая жизнь и что пора бы уже и остановиться, Каллисто нахмурила лоб, понимая, что ей совсем не нравится ее тупое баранье бездействие. Ее выход. Пятно на рубашке незнакомца, поблескивавшее в свете далеких уличных огоньков, явственно говорило о том, что он из плоти и крови, а потому, не смотря на всю свою самоуверенность и нечеловеческую ловкость, таки нуждался в ее помощи. И вот именно осознание этого факта хорошенько встряхнуло рыжую девчонку. В этот момент с воинственным криком, скорее напоминающим рев медведя гризли, один не самый смелый, но отчаянный шкаф двинулся в сторону незнакомца, а другой в сторону Каллисто, видимо решив таким образом насолить неуловимому сопернику.
Единственным реальным и слабым местом ловкого и вертлявого жмыха, чья невероятная удача и боевые навыки сбивали с толку, была несомненно дрожащая то ли от холода, то ли от адреналина рыжая, стоящая в сторонке. Он двинулся в сторону девчонки, тут то точно не сомневаясь, что переломает пополам как тростинку. Бить женщин было делом не хитрым и более простым. И главное - безопасным, а эта мысль уже посетила его бедовую голову, краем глаза отмечая и мотая на ус как легко разделывается соперник с его "братанами".
Каллисто выбросила руки вперед, проигнорировав замечание о шляпе, с ужасом осознавая в последний момент только тот факт, что все побежденные именно мертвы, умерщвлены безжалостно и профессионально, но думать об этом сейчас не было возможности. Брошенная одежда полетела прямо в перекошенное лицо напротив, на какой-то миг лишив его видимости. В тот самый момент, когда парень отбрасывал от лица пиджак и уже продолжил рвать в ее сторону, чтобы хотя бы на ней выплеснуть все свое негодование, она выдернула из своей спины вспыхнувший огнем клинок и одним махом со всей силы снесла его голову как кочан капусты с его основания. Щедро брызнул клюквенный сок, в том числе и на ее распахнутый рот, а тело без головы, фонтанируя кровью, безвольным мешком рухнуло под ноги рядом с ее рюкзаком, из распоротых внутренностей которого торчала часть злосчастной статуэтки. Каллисто походила на безумную, замерев и не смея пошевелиться, пока тот второй, последний из оставшихся визжал как свинья, разворачиваясь на подлете к незнакомцу и изо всех сил, полностью потеряв над собой контроль, выкрикивая какие-то невразумительные слова, отчаянно пытался сбежать в сторону гаражей. Крики и ругань слышимые ими до этого были ничто по сравнению с тем первобытным ужасом, который сквозил в отчаянных нотах этого голоса.
Меч был по прежнему в руках Каллисто, но они дрожали так сильно, что она была вынуждена опустить его вниз. Рыжая отшатнулась от обезглавленного трупа, даже не рискуя повернуться и посмотреть куда откатилась голова. А сама, ослепленная светом меча и жестоким убийством, сделала несколько неуверенных шагов к стене, опираясь на нее ладонями и отвернувшись ото всех и от всего. Грудь и живот ее сдавливали мучительные спазмы, ее тошнило, но пустой желудок только мучительно дергал мышцы, заставляя ее хватать воздух ртом и ждать, когда это пройдет. Воздуха было мало, мало, потому что он весь был пропитан смертью. Смерть была повсюду, наэлектризовала все вокруг себя, тонкими иглами врезаясь в кожу и сводя с ума. Выступившие слезы жгли глаза, руки едва могли удержать омерзительный клинок, все еще продолжавший вылизывать ее ноги и дурацкие резиновые сапоги огнем. Его пламя не обжигало, но и не согревало, он как будто бы благодарил ее за ужин, эдакий домашний зверек, которого только что и впервые так сытно накормили. Так холодно ей еще не было никогда. Каллисто громко вдыхала воздух ртом, как астматик с отекшим горлом, но это был не отек, а угрызение совести с трудом сдерживаемая истерика, неприятие убийства как такового и шок от увиденного и сделанного. Справедливость по-древнегречески была очень жестока и никак не укладывалась в рамки ее восприятия. Этот человек был сволочью, он хотел причинить ей вред, возможно убить ее, но разве он заслуживал такой смерти? Обнаженная спина с чернеющей на ней вдоль всего позвоночника татуировкой меча не желала поворачиваться. Обрывки кофточки и шлеек рюкзака сползали с плеч, мир уходил из под ног, рушился, менялся и она не знала за что ухватиться руками. Стена - единственное, что удерживало ее на ногах.
- Кто ты? - тихие слова сами сорвались с губ, а так хотелось их выкрикнуть. Голова шла кругом, поэтому хотя бы часть того, что так душило ее изнутри нужно было выплеснуть наружу. Кто ты, черт тебя подери?!

Отредактировано Callisto Kranakis (07.11.2013 16:28:51)

+2

8

Где-то в мире есть песня, начинающаяся со слов: "Вы слыхали как поют дрозды?",  но вряд ли кто-то сподобится переписать эти строки под: "Вы слыхали как ревет испуганный дракон?" Во-первых, не в рифму, во-вторых, испуганный дракон это не так романтично как маленькие птички отряда воробьиных, вероятно не так мелодично, хотя  когда поют драконы тоже бывают красивы, но это гораздо,  гораздо более громко. Иногда даже так громко, на таких частотах, что непосредственно в самом эпицентре происшествия человеческое ухо, кажется, даже не улавливает звук. Но спросите, если вас вдруг одолеет такая прихоть, любую кошку, мышь или собаку, осведомитесь у любого электронного прибора отчего он вдруг, внезапно "сошел со своего оцифрованного и закодированного ума", и они, если повезет и вы поймете, вам ответят - мы слышали как ревет дракон. По району селевым потоком в ультразвуковом диапазоне мчалось безумие датчиков и приемников, в подвалах попрятались оглушенные крысы, летучие мыши сбились с курса и поубивались напрочь, лишенные ориентиров, с истошным криком взмыли в ночное небо стаи птиц, когда в маленьком аппендиксе улицы одной девушке вдруг захотелось продемонстрировать свое боевое мастерство.
Впрочем, если быть объективным и честным, может там и было какое отточенное тренировками умение, да вот только Юклид вряд ли способен в том свидетельствовать, ибо ничего кроме огненной вспышки перед самым носом рассмотреть не успел. Даже как улепетывал, сверкая пятками, его последний противник оцепеневший Змей не видел и не слышал, всецело поглощенный попытками хоть как-то удержать себя в себе  уговорить себя же не поддаваться панике и вообще предаться самообману в части правдоподобных зрительных галлюцинаций. Но слепящая вспышка повторилась, на этот раз ближе, ярче и, если можно так выразиться, теплее. Дракон вскрикнул на ультразвуке и более не колеблясь в выборе дальнейшего действия попросту лишился чувств, живописно разметавшись по асфальту и становясь совершенно неотличимым от собственных жертв. И ни пропавшая гарпия, ни фонтанирующие кровью обрубки, ни испачканный в пыли пиджак, ни помятая шляпа и какие-то там далекие вопли сирен его более не беспокоили. Даже раненый бок не напоминал о себе, продолжая приближать заветный момент абсолютной отрешенности Натхаира от этого полного подлых спасательниц бытия.

Отредактировано Euclid (08.11.2013 13:38:17)

+3

9

- Ушел? - выкрикнула Каллисто в темноту ночи, которую перебивал своим ярким пламенем меч, слепя глаза, залитые горючими слезами, - Ну и вали! Супермен тоже мне! - почему ее так разозлил сам факт его исчезновения? Сердце пропустило удар, когда взгляд нехотя и случайно скользнул по неестественным позам тел, распластанным по земле перед нею, выцепив все одно, то самое искомое и уже наскоро обвиненное в трусливом побеге. Каллисто даже ахнуть не смогла, просто выпучила еще больше свои итак округлившиеся глазки и рот открыла, чтобы продолжить там что-то гневное изрекать, но так и застыла. Меч полыхнул и исчез. Никакого оружия, никакого движения. Черная и густая темнота. Каллисто ринулась вперед к единственному светлому пятну его рубашки, но не рассчитала своих сил, скользя сапогом и теряя равновесие. Всхлипнув, Каллисто полетела вперед, выставив перед собой руки и прямехонько приземлилась в его ноги, безвольно лежащие на земле. Опа, чирик! Вместо чирика нос ее познакомился с его ногами.
Каллисто схватилась за его туфли, а затем и лодыжки, ползя к нему на четвереньках, не прекращая реветь и пытаясь привыкнуть к погрузившейся в темноту улице, сфокусировав взгляд на застывшем и мертвецки-бледном лице. Руки ощупывали его, видимо выискивая хоть какие-то признаки жизни.
- Прости, - пищала великая воительница, - Прости меня, - волосы путались, она путалась, но в итоге оказалась рядом с ним, бухнувшись на землю где-то в районе его подмышки. Как безутешная от горя вдова, не прекращая рыдать, она окинула взглядом расползающееся по ткани темное пятно. Каллисто трясущимися руками приподняла рубашку, чтобы осмотреть его рану. Света катастрофически не хватало, а близость и множество неподвижных тел вокруг придавали ускорения. Бросать его тут было нельзя, уж кое-что толкового в ее голове имелось. Унести его возможности тоже не было. Крови было много и выяснить задето ли что-то важное или нет просто не получилось бы. Нужно было остановить кровь. Резким движением Каллисто сорвала с себя итак едва не сваливающуюся с нее кофту, проигнорировав ненадежность оставшейся тряпицы-маечки, с горем пополам державшейся у ней на груди, туго скрутила и прижала к ране поверх рубашки. Сильно прижала, только чтобы остановить кровотечение, множа на его такой смертельно-чистой белизне отпечатки своих окровавленных пальчиков, то и дело поглаживающих его. Холодно, но это уже не чувствуется. Плохо, но это уже не имеет никакого значения. Даже слезы лились из глаз не как Ниагарский водопад, а гораздо спокойнее, просто непроизвольно, глядя на него, на человека, которого только что... Упустилааа! Упустила его, поддавшись слабости.
- Миленький! Пожалуйста! Пожалуйста! Не умирай, - хныкала она над ним, гладя одной рукой по волосам, щекам и упрямому лбу, а другой зажимала рану, чтобы только не потерять ни одной драгоценной капли, - Поговори со мной!
И пусть в темноте все кажется намного мрачнее и бесперспективнее, но она пыталась спасти ему жизнь, как она думала. И в этот раз спасти обязательно, даже рискнув и оставшись с ним пока не приедет полиция. Пусть! Главное ведь было не отпускать руки. Зажимать рану и не отпускать руки! Почему они до сих пор не едут? Неужели никто не слышал криков?!
- Помогите! - голос ее был очень сиплым и слабым, прерывающимся на всхлипывания. Она умоляюще уставилась на него, а затем положила голову ему на грудь, только бы расслышать как все еще стучит у него там сердце. Ничего не разобрав, она приблизилась к его рту, чтобы уловить хотя бы какой-то намек на его дыхание, невольно уронив вниз парочку крокодиловых слез.

Отредактировано Callisto Kranakis (08.11.2013 12:08:26)

+2

10

Жизнь продолжалась несмотря ни на что. Она, зараза такая, всегда продолжается, что бы ни случилось.
Первым из вереницы ощущений в форточку сознания протиснулся звук. Высокий, местами истеричный, где-то даже визгливый он проникал в уши, ввинчивался в мозг и Юклид не сразу понял, что слышит не вой тревожной сирены, а всего лишь женский плач. Горький и безутешный. Голос рыдал, вернее стенал, убиваясь словно по горячо любимому и безвременно усопшему родичу. Голос был так близко, что невольно закрадывалась нелепая мысль будто это его, Змея, оплакивают на смертном одре. Одр был жестковат и прохладен, кололся в ладони жесткой каменной крошкой. К тому же, ощутимо ныл ушибленный отсутствием подушечки затылок, да и, откровенно говоря, погребальный покров тоже мог быть поплотнее, что бы не поддувал в бока холодный осенний ветер. Так ведь пока поймешь жив ты или уже на перерождение пробрался без очереди и простыть недолго, - ворчливо подумал "безвременно и трагично усопший" и сразу же зарекся грешить на суровость своей доли, едва не оставшись без печени, в которую так неласково впечаталось что-то угловатое. Предположительно локтевой сустав, - опередил он, сквозь ресницы рассматривая рыжую макушку распластавшейся по его груди плакальщицы. Макушка была взъерошенная, пару дней немытая и очень чем-то печальная. Под ней, сквозь массу спутанной гривы виднелась в ярком звездном свете практически обнаженная спина с червленым рисунком татуировки и безобразным рубцом вдоль всего хребта. Натхайра так и подмывало провести по нему подушечками пальцев, проверяя реальность увиденного. Он даже начал осторожно, чтобы не спугнуть объект любопытства, приподнимать руку, но тут девушка, не нащупав в его бренных мощах чего-то искомого, повернула к нему заплаканную мордашку со скорбно заломленными бровками и дрожащим подбородком и исследование пришлось отложить. Во-первых, чтобы не шокировать без сомнения юную деву: не успел очнуться, а сразу лапать. И кому потом доказывать что мифы о драконьей любвеобильности не имеют под собой реальной подоплеки? Тем более когда остатки ее маечки держатся исключительно на честном слове, вернее объеме бюста? Во-вторых, он ее узнал и соответственно тут же принялся восстанавливать в памяти цепочку событий, преведших его в столь постыдное положение страдальца и "миленького". Ну и в третьих, что смело можно ставить во главе списка, повернувшись, девчонка одновременно с такой щедростью душевной вдавила что-то ему в бок, что о своем ранении даже вспоминать не пришлось. Само всплыло, начиная с утра вторника и пары ценителей батутов и заканчивая огненным росчерком перед носом. Огонь.... Так совпало, что мимолетное видение короткой судорогой промчалось по телу, шкрябнув по разбитому асфальту пятками хороших кожаных ботинок именно в тот момент когда впечатлительная спасительница оросила соленой влагой лицо своей жертвы. Вот и не верь после этого сказкам... Правда, вместо каноничного лобзания, героиня едва не получила лбом в переносицу, когда спасаемый внезапно ожил и резко сел, роняя девушку себе на колени, да еще и выслушать даме нежной пришлось несколько сложноподчиненных и весьма абстрактных конструкций на разные неконкретные божественные адреса, личности и неопознанные стихийные явления, сказанных свистящим шепотом сквозь зубы, но с очень большой экспрессией. Затем, выдохшись и выдохнув, Змей окинул взглядом место побоища, особенно задержав взгляд на откатившейся к стенке человеческой голове, да и то только потому что она легла как раз рядом с его брошенной шляпой, машинально пригладил волосы себе, еще зачем-то рассеянно погладил ладонью девушку по животику, поделился с миром самым сокровенным:
- Что-то кушать хочется. Очень.
И поднялся. И шустро, для недавнего покойника, принялся обшаривать тела. Нет, не на предмет съестного, а подбирая самое чистое и подходящее по размеру. Ну и заодно, мимоходом, подчищая карманы от бесполезной теперь наличности. В нынешние смутные времена не до брезгливости, к тому же это законный трофей победителя. Посчитав комплекцию одного из "спаянных в лобовой" пригодной, дракон практично облегчил бедра покойничка на одну сравнительно чистую и без следов крови клетчатую рубашку, кою и накинул воительнице на плечики. Разумеется только после того, как отыскал на обочине свой пиджак. Рыцарство рыцарством, а бумажник во внутреннем кармане бумажником.
Пиджак был в пыли, шляпа слегка помята, бок обильно подтекал, а голоса с характерно служебными интонациями раздавались уже совсем неподалеку. Буквально за углом. Все наводило на мысль о скором тактическом отступлении и, возможно, передислокации на новую позицию.
- Кори, вы не знаете где здесь ближайшая аптека? У вас на коленке ссадина.

Отредактировано Euclid (11.11.2013 23:57:34)

+2

11

Сказать что Каллисто офонарела, это ничего не сказать. Но вместо грозного и, как ей казалось, такого необходимого: "Не двигайся! Не шевелись до приезда скорой! Я спасу тебя! Мы тебя спасем!" она только ахнула, глядя как уже незнакомец оказывается где-то сверху, вполне пока живой, похоже немного дезориентированный и рассерженный. То, что она лежит у него на коленках тоже дошло до нее не сразу. Она только смотрела на него, чувствуя, что все еще по-прежнему боится. Чего боится? Не понятно, наверное в нем было что-то очень непредсказуемое. Может, это его ловкость и скорость во время драки. Такого она раньше точно не видела. А, может, тот факт, что он... Что? Убил? Но ведь и ты убила? От этой мысли Каллисто, уставившись на незнакомца, внутренне содрогнулась, как будто бы приходя в себя. И правда, подобные воспоминания и близость всех этих тел, все это хорошо отрезвляло. Она едва набрала воздуха в легкие, чтобы на выдохе наконец-то доказать, что вновь обрела дар речи, как мужчина заговорил сам. И что он сказал? Что-то вполне человеческое и простое, без воя и плача. Может, он просто в шоке и не чувствует своей раны? Каллисто невольно всхлипнула и сжала свою кофту в руке посильнее и с удивлением почувствовала как незнакомец погладил ее по животу. Теплая и гладкая ладонь. В животе на желание кушать некто отозвался довольно бодро и громко урчанием. Этот "некто" явно тоже этого хотел, только его совсем не слушали. Ощущение собственной недоодетости накатило внезапно и очень сильно. Жалкая тряпочка на груди, находящаяся в довольно свободной полете, автоматически заставила ее вместо решения более насущных вопросов, как то спасение жизни человеку, свободной рукой ухватить свои прелести и весьма настырно попытаться их спрятать даже от случайного взгляда. Кровь прилила к щекам. Сама по себе ситуация была нелепая. Каллисто дернулась, чтобы подняться, но незнакомец ее опередил.
Лицо еще не высохло от слез, а она совершенно не зная как на него реагировать, как рыба открывала и закрывала рот, не смея отвести взгляда от его силуэта, скакавшего между распростертыми телами. Как хорошо, что было темно, но от этого становилось и труднее понять его, потому что невозможно было разобрать выражение лица и глаз. Она протягивала к нему свою кофточку, все еще зажатую в руке, зареванная и растерянная, другой не отрываясь от остатков майки, но он как будто бы не замечал ее жеста. И вообще, вел себя так, как будто бы не ему только что в бок засадили лезвие, а ей все это просто почудилось. Амазонка устыдила себя за растерянность и снова попыталась открыть рот, чтобы поставить молодого человека на место и наконец таки спасти его, черт побери. Но и в этот раз он оказался быстрее, набросив на ее плечи какую-то рубашку. Каллисто так растерялась, но от одежды отказываться не стала. Скоро у нее начнут громко и выразительно стучать зубы. То ли нервное, то ли действительно так ужасно холодно. Или же страшно? Кто он такой? И дело было не в том, что хотелось знать какое-то имя или название, определение, межвидовое или подвидовое словечко из древнегреческого словаря. Дело было совсем не в этом. Каллисто начала испытывать что-то сродни жгучего любопытства, хотя всем своим зареванным существом отказывалась это осознавать. Ужас от содеянного ею и увиденного тут, а еще все эти фимидовские приступы неконтролируемой справедливости, жуткий голод и эта уже порядком поднадоевшая бездомность, ощущение того, что из-за нее мог погибнуть еще один человек, все это било по ней посильнее чем что-либо. Только поэтому она все еще, пытаясь успокоить всхлипы, как остаточное явление после ее только недавно оборвавшихся рыданий и безутешного горя, стояла и ничего не делала, не слышала приближающихся голосов, не замечала ничего. Она не сразу поняла чего он хочет. Кажется, мозги тоже замерзали, но когда поняла, решительно приблизилась, придерживая рубашку рукой. И спорить с ним не стала, к своему собственному удивлению. Только сунула куда ему под пиджак узелок своей кофты, предварительно убедившись, что от ее прикосновения он не сбежит, а ее действия не вызовут у него приступ негодования. Перехватила аккуратно ту самую его теплую ладонь и, тихонько прижав кофту к ране, накрыла своей рукой его руку.
- Хорошо, - во время всего это действа она едва только не забывала дышать, - Только нужно это прижимать крепче, чтобы не потерять много крови, - что я делаю? Каллисто была в шоке от всего и от самой себя в том числе. На что она идет? Он ранен и ему надо в скорую, в больницу, где ему помогут. Пошла бы она сама в больницу? Стоило только вспомнить сколько неприятностей у нее было, когда она порезала запястье для жертвоприношения и потом ее поставили на учет как суисидника, заставив посещать обязательные курсы психотерапии. И все равно было страшно, что с ним что-нибудь случится. И не важно, что она его совсем не знала. Что бы с ним сейчас не случилось, это произойдет по ее вине - в этом, даже не объясняя себе ничего, она была просто уверена. Как же ему помочь? Куда его отвести? В кармане ни гроша, на квартире табу.
- Как можно крепче, - сказала она и аккуратно вдавила его руку над свернутой кофточкой в его бок, - Потерпи, - себе сказала потерпеть? Что я делаю?! На свои коленку или о чем он там говорил она даже не взглянула.
Быстро отвернулась от него, получив свободу своим рукам, и быстро сунула руки в рукава рубашки, застегивая ее на груди и утопая в чужой одежке, из под которой даже шорты были не видны. Как же хорошо не быть голой. Взгляд скользнул по телам на земле и ее дыхание снова сбилось: так свежи и ужасны были воспоминания. И вот тогда-то Каллисто осознала, что они уже не одни. Прыгнув к нему и подхватывая как медсестричка раненного бойца, устроившись у него подмышкой и забросив руку себе на плечи, одной рукой скользнула ему под пиджак, приобнимая и поддерживая, а другой помогая придерживать кофту на его ране.
- Давай я тебе помогу! Пожалуйста, - сказала она более смиренно, но предупреждая любые его возражения, убежденная, что является первооткрывательницей этих самых голосов за углом и понятия не имея, что он их уже слышал, - Бежим в аптеку... занимать очередь!
Похоже этому незнакомцу удалось таки свести ее с ума окончательно. Грубые и резкие голоса не оставляли сомнений, что уходить надо как можно быстрее. Но едва проделав пару шагов и сворачивая за первый попавшийся поворот, Каллисто перепутала правую ногу и левую, едва не полетев носом в землю второй раз за ночь. Нет, это не было правилом, но ноги не очень то слушались, а мысли разбегались. А еще этот раненый интеллигентный убийца в шляпе. Теперь ты тоже убийца. Жаль, что нельзя убежать и оставить все плохие воспоминания позади, что они увязываются за тобой. Впрочем, увязались за ними не только воспоминания, но и полицейские. Резкий и оглушающий визг полицейского свистка. "Стой- стрелять буду!". А глаза не видят в темноте куда несут ноги. Ничего, черт побери, не видно! Гаражи, повороты, незнакомые узенькие улочки. И просто жуткий хлопок, так ясно и четко говорящий, что стрелять начали. По ним или предупреждающе - не хотелось останавливаться и выяснять. Каллисто пискнула, как будто ей только что в задницу всадили пуд соли. От страха пискнула и снова полетела на землю, видимо не удовлетворенная асимметрией ссадин на своих коленках, и для гармонии желая поставить еще одну на другой ноге.

Отредактировано Callisto Kranakis (16.11.2013 16:25:58)

+2

12

Как и всякая женщина, Тихе тщательно следила за фигурой. Вот только, энергоемко перебирая ногами, недоумевал степенный дракон, почему вдруг проказливой богине вздумалось бдить за состоянием именно его скромных телес и, главное, отчего она решила, что легкоатлетические этюды с препятствием лучше всего выполнять ночью, в подворотнях и под надзором персонального тренера? Которая, кстати сказать, хоть и рвалась вперед с упорством паровоза, но шуму от нее было не многим меньше: девчонка причитала, визжала, грохотала своей совершенно небеговой обувью, едва вмещалась в повороты, петляла как заяц под обстрелом, а как она при этом дышала! Особенно в те животрепещущие моменты, когда пыталась то ли спрятаться под дорожным покрытием, то ли продолжить тренировку по-пластунски. Не то что бы Юклид возражал, как рептилии ему такой способ передвижения был знаком и вполне удобен, но первую попытку он откровенно проворонил - неожиданно оказавшись подпертым милосердным плечиком как тяжелораненый, он попросту пригрелся - все таки ноябрь не располагает для прогулок хладнокровного создания в одном пиджачке - Надо было брать плащ! - и эгоистично не дал урониться своему живому обогревателю. А вот на вторую попытку у него были свои планы. Улочка, на которую вывела их пробежка, была прямая как брошенный с холма канат и простреливаемая на все свои двести ярдов. Метрах в пятнадцати впереди виднелось единственное темное пересечение, но им туда было не надо. Им вообще больше никуда было не надо, потому что стоило "спортсменке" закономерно запнуться об неровности асфальта и попробовать кубарем скатиться с пригорка, Натхайр не утруждаясь официальным предупреждением изменил вектор ее полета с "вниз и еще ниже" на "вверх, через забор и ветки гранатового дерева, на плоскую крышу какой-то дворовой пристройки". Да, одной рукой, правой. Да, придержав за ремешок шортиков и надеясь что хлипкие пуговки выдержали рывок. Да, будучи раненым, практически на последнем издыхании по мнению квалифицированного специалиста с кофточкой в качестве перевязочного материала. Это человек у нас венец природы, а Юклид был есть и будет драконом, у него свое мнение на то что может, а чего не может быть в этом подлунном мире, Гольфстрим ему зигзагом. Дальнейшее было делом техники: втянуться на крышу самому, счастливо миновав битое стекло, вцементированное в конек забора, слегка придавить своей тушкой "спасительницу", задрапировать все светлые места их одеяний одним несчастным пиджаком, закрыть ладонью девушке рот - Ну нельзя же так сопеть! Не легкие, а кузнечные меха! - и тихо спокойно ждать преследующую пару бегунов. Человечки в форменных курточках не заставили себя ждать и резво промчались мимо. Метров на пятнадцать. Потом разделились и на некоторое время скрылись из виду. Мужчина зевнул и прикрыл глаза. Ветер пошуршал листвой древа Геры, угрожающе покачал на верхушке уцелевший плод. Где-то внизу басовито ворчал цепной кобель, но возмущаться в полный голос не решался. Пес тоже не претендовал на вершину эволюции и с инстинктами у него было все нормально.
- ..спортзал после смены. Ты успел их разглядеть?
- Делать мне было больше нечего. На этой чертовой улице ни одного фонаря, не долго и шею свернуть. Одна девчонка, точно. Другой то ли мужик, то ли тоже девка, их сейчас не разберешь.
- Мужик. В шляпе. Скособоченный какой-то. То ли пьяный, то ли больной.
- А бегает как трезвый и здоровый. Вот кто тебя просил палить? Сейчас бы стояли на месте, жмуриков описывали и никаких рапортов с погонями. Этих двоих кроме нас же никто не видел.
- Удивляюсь я тебе, Ставрос. У тебя преступник над свежим трупом, а ты возмущаешься что его хотят арестовать. Может ты кого-то узнал, а теперь хочешь дело замять?
- Конечно узнал! Я всех нелегалов знаю по пяткам да по задницам! Да в этом районе каждый третий без регистрации, а каждый второй бегает от полиции просто по привычке. Или ты думаешь девчонка маникюрной пилочкой парню голову отпилила? Нам направо?
- Направо. Какую голову? Кому?
- Трупу, Йохас, трупу. Я об нее чуть не запнулся. Да и многовато их было для двоих, но это экспертам решать. Они там всякие..

Голоса отдалялись вместе с их обладателями, что бы вскоре стихнуть даже для чувствительного уха. Есть хотелось все сильнее, и была еще скромная надежда, что у Тихе хватит совести не применять к двум беглецам метод лечебного голодания.

Отредактировано Euclid (19.11.2013 23:31:59)

+2

13

Вот эти резиновые громоздкие бандуры отказывались шевелиться как следует, хлопая, топая и за все цепляясь. И то что в них, внутри - оно тоже все категорически отказывалось подчиняться. Промерзшие до костей голые ноги ощущались как две деревянные палки, каркалыги, но никак не приспособление для бега. Липкие, перепачканные в крови пальцы, удерживающие кофту на его боку, тоже принадлежали не ей, а кому-то другому. И только страх стегал беспощадной плетью, заставляя всю эту разваливающуюся конструкцию двигаться, бежать вперед, спотыкаться и снова бежать.
Странная вынужденная близость с этим пугающим, непонятным и наверняка очень опасным незнакомцем, за жизнь и здоровье которого теперь так мучительно болело сердце, требуя по-своему оберегать его и не позволять умирать ни в коем-случае. Как будто бы в нем и только в нем была заключена ее надежда на спасение. Надежда человека, который, не смотря на все фемидовы прихоти отказывался убивать и приносить в жертву своей жажде справедливости живых существ. Этот незнакомец в шляпе был расплатой, надеждой и каким-то отчаянным спасительным маячком, что она останется собой, что ее не поглотит эта не влезающая ни в одни человеческие рамки миссия оберегать капризы какой-то истеричной бабы, живущей где-то на небесах и решившей, что она может себе позволить за всех все решать и приказывать кому оставить жизнь, а кому нет. Он был ее личным выбором, как ей казалось. И его нельзя было терять. Этот чужой, незнакомый и вполне приятный запах, особенно запах некогда свежей одежды, запах чистого тела, незнакомая энергия, единое направление и нежелание попадаться полиции, а еще тот факт, что она обнимала его, хотя и по делу, по необходимости, желая ему помочь, это все равно было немного странно, непривычно, на бегу ладонью скользя под пиджаком по его спине, по его выглаженной рубашке. Вот так же она обнимала свою надежду, свою душу, которая уже стояла на краю и готова была погрязнуть во всей этой кровавой и такой жестокой "справедливости", разя мечом направо и налево по воле кого-то там, кому и дела то нет до простых смертных. И какое-то гнетущее отчаяние, скребущее душу своими тонкими и острыми коготками, страх потерять этого человека или не человека, страх перед ним и его сущностью. Двуликий? Скорей всего, ведь она таких уже встречала. Ему незачем причинять тебе вред. Но эти доводы были так шатки и призрачны, что даже она, так любящая обманывать себя и обманываться, чувствовала рядом с ним на уровне инстинкта нечто удушающее, огромное, начинающееся со змениного и шипяшего "ссссстрах" и заканчивающее простой пугающей неизвестностью, перед которой многие сильные мира сего хомосапиенсы тревожно замирают, затаив дыхание. И она затаила бы, если бы легкие так не разрывались от бега, а сердце от выброса адреналина.
И она нырнула как рыбка, наверное не забыв, что в свое время ноги произошли от задних конечностей амфибий, а до того от рыбьих плавников. Только не было перед нею пучины морской и ласкового океана, готового принять ее в свои соленые объятья. Асфальт! Неминуемо приближающийся к ее вытянутой вперед ладони, одной, потому что вторая еще была нелепо вздернула вверх в сторону джентльмена в шляпе с зажатой в ней кофтой, он внезапно полетел в другую сторону. Пояс стянула резкая боль, узкой полоской ткани сдавив живот, но это было где-то на фоне. Переулок, по которому они бежали, он как-то крутанулся, завертелся, полетел, так и не позволив ей коснуться земли, а потом она, размахивая руками, опустилась на холодную неровную черепицу, но уже высоко над землей и с очень большими глазами, как два чайных блюдца. Повернуться она не успела, потому что сверху навалился незнакомец, а когда, наконец-таки из ее груди поспешил припозднившийся "Ах!" его рука опередила и крепко зажала ей рот, вынуждая смиренно заткнуться, приняв как данность полеты под луной, и опустить голову, вжимаясь щекой в черепицу. Каллисто замерла, но адреналин так сочился из нее, что сердце гулко билось в грудной клетке, отдавая в уши, а дыхание никак не желало выравниваться и успокаиваться. Шаги внизу и напряженное молчание, в котором она слышала только свое дыхание в его ладонь и шелест листвы. Даже прожив два месяца в Древней Греции в полной изоляции и одиночестве, выживая кое-как и питаясь чем придется, сражаясь с древними слизняками и носителями, тренируясь в джигитовке и фехтовании в своем клубе, она все равно не была готова к тому факту, что в нее могут еще и стрелять.
Правая коленка, сильнее всего зажатая между верхним слоем бутерброда и крышей лежала не совсем удобно, в раскоряку, но пошевелить ею было очень страшно, обернуться назад тоже не было возможности да и желания, если честно. Клубок кофточки, прижатой к груди, и вес его тела - это какое-то небольшое, но единственное тепло. Каллисто, насколько позволяли те пару миллиметров, нагло вжалась в незнакомца спиной, продолжая вслушиваться в голоса, и зажмурилась. Неужели их не замечали? Боже, их не замечали! Дыхание успокаивалось, но сердце продолжало напряженно ухать. О чем они говорят? Труп! Голова! Каллисто задрожала так сильно, что стиснула зубы, чтобы не пошевелиться. И в этот момент к ее носу подкрался самый что ни на есть мистер Чих. Не здороваясь и не представляясь, он уже было собирался явить себя непроизвольно во всей громогласной красе. Каллисто рывком подтянула руку к своему лицу, с силой проскальзывая под его руку и зажала свой раздраженный нос, судорожно вдыхая и напрягаясь, как человек, который собирается знатно и во всеуслышание сказать свое громкое "Апчхи". На глаза даже выступили слезы, так раздражал чих ее носоглотку, выплясывая там джигу и совсем не волнуясь, что потом будет. Каллисто же очень волновалась. Держала так крепко, напряженно, не слыша голосов и уже совсем не контролируя здесь ли они или это просто минутная пауза, чтобы через какое-то время, чуть ли не воя, сделать свое маленькое и черное дельце. Тихое едва различимое для человеческого уха "Чи" вырвалось из нее против ее воли, но тут же стало значительно легче. Каллисто прислушалась. Никто не кричал, не ходил и не бегал. И тут за одним "Чи" неожиданно последовало и другое посильнее, заставив ее клюнуть лбом черепицу.
-Ушли? - зашептала она с надеждой, потирая лоб и силясь аккуратно повернуться лицом. О, дайте мне еще немножечко вот так! - дрожали и плакали от счастья ее коленки, поворачиваясь к дяденьке и греясь о него, но тут возмутилась спина, предоставленная всем ветрам, - Как ты? "Вы" то есть, - как то неудобно было ему тыкать сейчас.
- Тебе есть... Вам есть куда идти? - спросила она, выглядывая поверх его плеча и осматриваясь. Если он двуликий, значит уже знает, что произошло. Куда он пойдет? А чем ты можешь ему помочь? - Вам.. тебе... вам нужно в больницу, - продолжала настаивать на своем его спасительница, но уже более мягко и неуверенно, почти вкрадчиво, как будто бы вот за эти ее слова могут ой как наказать. Рука ее скользнула ему под пиджак, возвращая на место свою дурацкую кофточку. В этом был смысл, - Или куда-нибудь, где можно промыть рану и перевязать. И нет, я не врач, но крови очень много, - поспешила она оправдаться, помня как легко он игрался в слова, что-то там говоря о ее коленке и совершенно игнорируя свое ранение. Что-то подсказывало, что с тех пор ничего не изменилось и ее лепетание его будет только раздражать.
С неохотой от него отрываясь, поднимаясь на четвереньки и оставляя ему свою кофточку, - Туда! - гордым орлом кивнула носом в сторону дома, на территории которого они были. Оказалось, что постройка, на крыше которой они прятались, вела прямиком к противоположной стороне забора через веранду дома, на другую улицу, где их скорей всего не будут искать. И дерево там тоже имелось, приветливо расставив свои чернеющие лохматые лапы в их сторону, мол я тут, давай ко мне, я подхвачу. Стянув с ног сапоги, а носки с запоздавшим трепетом истинной леди, не снимавшей их уже несколько дней, быстро упрятала внутрь, и взяв их в одну руку, Каллисто кивнула спутнику, аккуратно ступая по черепице в сторону веранды и другую руку протягивая ему. Мол, держись, если что. Ну, если есть необходимость.
Там с противоположной стороны она уже чуяла долгожданную свободу. Там начинались темные улицы, вились, крутились, петляли в разные стороны, вспыхивая редкими огнями. Сердце уже выстукивало гимн свободе, которая была так близко. Если бы не одна неувязочка. Вот забор, вот дерево, а вон туда нам надо. Как он тогда это сделал? Вниз уже полетели сапоги. Боже, как же хорошо ходить без них! Нужно было поторапливаться и Каллисто, то там, то тут цепляясь руками за еще слишком тонкие ветки дерева, поползла вперед в сторону забора. Что делать на нем и как его преодолеть, не сломав ноги и голову, она еще не придумала.
"Аааф!" - басовитое, злое и еще очень сонное раздалось откуда-то снизу, звякнув цепью и сверкнув мокрым носом и открытой пастью. Где-то в глубине дома раздался какой-то звук.

Отредактировано Callisto Kranakis (21.11.2013 19:39:50)

+2

14

Мысли в голове у Змея крутились, все больше неприличные. Особенно глядя на корму бодро ползущей впереди девушки, которую так и хотелось.. ускорить. Потому что она ползла там, где он шел. Еще потому, что она вздумала перебираться акробатическим путем на другую улицу, когда вполне возможно было пройти и по этой, благо представители местного правопорядка давно скрылись. Потому что упорно именовала скомканную синтетическую кофточку перевязочным материалом для царапины и он теперь не знал как бы ему избавиться от этой тряпки, как заодно и от собственной рубашки, кровь на которой начала подсыхать. Потому что пиджак не мешало бы почистить, а в идеале вообще заменить на что-то потеплее. В общем, причин для негодования у Натхаира была масса, но все их приходилось держать при себе, ибо таково уж дурацкое свойство его характера - опекать юное и неразумное. И коль под рукой нет гарпии, то все беспокойство, скопившееся за двое суток, нашло себе новый объект для заботы. Рыжий, плаксивый и не в меру отчаянный, балансирующий на скате и примеривающийся как бы половчее перебраться с дома на растущий у забора каштан. И пока не удостоверится что девчонка способна прожить хотя бы полчаса без неприятностей, что она сыта и у нее есть место для ночлега, он ее одну не оставит. Хотя какая может идти речь об одиночестве если она чья-то там Хранительница! Вечно все усложняю. Стрелки часов показывали 23.17 когда чуткий слух намекнул о неладном. Но у слышать это одно, а вот успеть по разъезжающейся черепице, это совсем другое.
23.19. Две пары ног торчали из колыбельки как гладиолусы из вазы. Ночным ветерком колыхало шнурки. Ныл вторично травмированный затылок, но это не мешало наслаждаться прекрасным видом на звездное небо. Кусок кровли то закручивался посолонь, то раскручивался, время от времени роняя с себя глиняные черепки. "Р-романика, обними меня кальмар! Кстати.." Юклид осторожно ослабил хватку, искренне надеясь что острые углы впившегося в его тела девчоночьего организма запрограммированы природой, а не являются благоприобретенным результатом падения через крышу на чердак. Ему-то что, ушибся, отряхнулся, дальше пошел, а люди существа хрупкие, на экстремальные деформации не рассчитанные. Прислушался. Сердечко лежащего на нем человечка билось размеренно, по дереву ступеней цокали когти.
23.21. Длинный розовый язык шершаво прошелся по носу. Стоявшие торчком лопухи ушей развернулись локаторами назад, а потом и вовсе сделали попытку слиться с загривком. Глаза в глаза и даже тявкать не надо, если просто друг другу улыбнуться, приподняв губы над белыми сахарными зубами. Взаимопонимание на высшем уровне. Доберман попятился, освобождая дорогу к приоткрытой двери.
- Ну, раз приглашаешь, - хмыкнул Змей и плавно заструился по усыпанному черепками полу. Если подходить к вопросу творчески, то обвалившаяся под ногами крыша тоже может считаться своеобразным приглашением. На ужин и ночлег. А если еще учесть растущий во дворе грант и компанию "марионетки", то приглашение и вовсе получается санкционированным на самом высшем, буквально божественном уровне. По растревоженному десантированием боку снова заструилась кровь.
23.23. На втором этаже играла музыка для одного человека. Реквием Вагнера перемежался с сухим треском мчащихся по клавиатуре пальцев, клацаньем мышки. Из-под одной из трех дверей выбивалась полоска света. Юклид аккуратно повернул ручку, приоткрыл, полюбовался на темную вихрастую макушку подростка, оценил размер приплюснувших черепную коробку наушников и фантасмагоричность разворачивающейся на экране бойни, тихо закрыл дверь. В трубах дома шумела вода. В подвале ворошились в гнезде мыши, опорную балку подтачивал жук. В конуре отсиживался цепной кобель, второй, домашний, забился под лестницу. Больше неучтенной живности в постройке не наблюдалось. Живи да радуйся экономии денег на отеле.
23.25 В гостиной на столе нашлась плетенка с подсохшим печеньем. На кухне, на холодильнике, цветным магнитом пришпиленная записка с перечнем обязательных к съедению блюд. Там же, в верхнем шкафчике, обнаружилась аптечка. Вата - в ванной за зеркалом.

+2

15

Нет, не смотря на всю отчаянную храбрость, ютившуюся в этом замершем и усыпанном веснушками теле, Каллисто не смогла перебороть в себе желание приземлиться на коленки и ползти на четвереньках. Может это сердце, сильнее ухавшее в груди, приобрело такую тяжесть, откликаясь на силу притяжения. А, может, и голова потяжелела от количества в ней незаполненных пробелов и вопросов. Но стыдиться этого Каллисто не собиралась. На четырех оно всяко надежнее. Всяко? Ах!
Ноги поехали назад, а руки все еще пытались цепляться, безрезультатно пытались. А легкие постарались как можно звучнее с восклицание вдохнуть воздух в легкие, но стать воздушным шаром, парящим по воздуху, ей все равно не удалось. Она полетела вместе со всем, что летело вниз также резко и быстро. Все полетело: земля, мир, ее человеческая и глупая жизнь, незнакомец в костюме, она испуганная и совсем не воинственная, просто полетела и все. Ни кино перед гибелью посмотреть о прожитых годах, ничего не дали. Просто резко все остановилось, отозвавшись глухим ударом, но не таким ожидаемо жестким, как он мог быть. Просто ударом, оборвавшим и разделившим все на до и после него. Голова гудела как колокол, но скорее от пережитого испуга, чем от действительно какого-то опасного столкновения с землей. И еще она была уверена, что не одна. Какая-то мягкость лежащего под ней тела, живость его и в то же время нерушимость. Каллисто хотела захныкать, но сдержала этот детский порыв, только едва пошевелив пальцами, как будто бы стараясь убедиться, что руки все еще при ней. И вообще, что это она. Шевелиться было чертовски трудно и неудобно. Она лежала в такой неестественной раскоряке и так знатно облепив джентльмена под собой, что не с самого начала поняла где верх, а где низ, и кто из них двоих этот самый "верх" и "низ" мог перепутать. Потом свет окончательно погас, как будто бы его на какое-то время выключили и снова зажгли, но немного позже. А вдруг она все таки не пережила падения? Странные мысли, но Каллисто попыталась пошевелиться. Оказалось, что это тоже не просто. Просто потому что странно. Каллисто принялась ощупывать себя, приподнимаясь и выискивая глазами признаки своего спутника, только из-за шока все еще не успев испугаться за него, чтобы тут же залечить и заспасать до смерти. Повезло ему в этот раз.
- Ох, - издала она первые звуки и обрадовалась своему голосу. Присела, все еще облапывая себя и не находя глазами искомое. Но вот и приехали. Все были в сборе да еще не просто так, а внутри теплого и вполне уютного домишки. Чужая гостиная, такая похожая на многие другие обычные гостиные.
Какое-то время дрожали коленки и руки, которыми она вытаскивала, заправленную в штаны рубашку. Его рубашку. Границы были уже пройдены и важным было залатать его рану, попытаться. На столе стояла аптечка и все, что было найдено, а это уже не мало. С затылка терпеливо вытерла кровь и перевязала ему голову, затаив дыхание. Ужас! Настаивая на лежачем положении мистера Невероятного, прямо на небольшом и мягком диванчике, она совсем не как курица-наседка, но спокойно и молча, как настоящая медицинская сестра где-то в своей палатке, сосредоточенно латала своего спасителя и солдата, раненого на поле битвы.
Рассматривая подсохшую корку крови на его коже, щедро покрытую уже свежей, Каллисто время от времени возвращалась взглядом к его глазам, только бы убедиться, что он не против ее манипуляций с его одеждой и раной. Предварительно с блаженным удовольствием вымыв руки с душистым мылом, радуясь тому, что вода теплая, а для ее холодных рук обжигающе горячая, теперь она освобождала его бок от одежды. Потом приложила руку к его лбу, провела по щеке, что-то для себя только понятное диагностируя и также сосредоточенно продолжила возиться с аптечкой. Затем было хлюпанье воды и красные разводы крови, окрашивающей воду в миске. Так она смывала его кровь, ласково и осторожно, страшась причинить ему боль, но вынужденно идя на некоторый риск, чтобы только сделать свое дело правильно. Края раны не были рваными, ровные, проделанные ножом, они выглядели болезненно-свежими. Кровь не хлестала, пока по крайней мере, но все было настолько на грани. На переносице рыжеволосой пролегла хмурая складочка, выдающая ее озабоченность, но она благоразумно промолчала, даже ни разу не смея обернуться в сторону кухни. Где они и чей это дом, что происходит - все это было как в тумане. Был просто он, она и все, больше ничего не существовало.
Стянув края раны, а потом опоясывая его пояс белыми чистыми бинтами и туго утягивая, насколько это возможно, Каллисто со слабо скрываемым любопытством рассматривала его, стараясь делать это украдкой и ненавязчиво. И только когда последний узел был завязан, когда она видела, что мужчина перед нею совсем не собирается умирать, то есть вообще, по крайней мере пока, она позволила себе, отсаживаясь от пациента, облегченно вздохнуть. Правда отдыха и тогда не получилось. Пошатываясь как наркоманка, Каллисто уже через минуту просочилась на кухню, совершенно без единого зазрения совести выуживая все то съестное, что можно было найти, время от времени поглядывая в дверной проем куда-то в сторону гостиной, где оставила его на диване. Микроволновка пикнула, разогревая лазанью, а Каллисто, чтобы не подавиться слюной, запихала себе в рот кусок хлеба, вымученно вгрызаясь в его бочок. Через несколько минут в гостиной на столе, даже не спросив хочет ли он кушать, уже стояли всевозможные блюда, разогретые или приготовленные наскоро. Прошлепав по комнате босыми ногами, поставив тарелку с красной фасолью, выуженной из консервной банки, Каллисто, присела на край дивана и принялась за фасоль, отломав себе знатный кусок лазаньи и запихивая в свой ненасытный рот. Она готова была проглотить собственный язык от такого несказанного удовольствия, поэтому даже на какое-то время забыла, что находится в комнате не одна. Руки то и дело таскали какую-то еду себе в тарелку и из нее, а рот так и не высвободился для разговора. Ну ни на секундочку. Фасоль, лазанья, хлеб, печенье, сыр, помидоры и клубника - все шло в ход. Вкус тут уже имел второстепенное значение, но мисс Всепожиратель рисковала умереть от переедания. Отбросив такие ненужные предметы как вилки или ложки, Каллисто с таким удовольствием облизывала пальцы, причмокивала и постанывала, жадно отправляя очередной лакомый или не очень кусочек в свой рот, что в пору было поверить, что она не ела несколько дней, а то и больше. Через какое-то время движения ее стали более ленивые и сонные. Еда уже не лезла, а окончательного чувства насыщения не было. Вернее было, но отчего-то хотелось еще и еще, но Каллисто, слизнув с руки побежавший соус, наконец-таки вспомнила о присутствии мистера Неизвестность. Пыхтя, она злым волчищем посмотрела на незнакомца, как будто бы он был виноват в том, что она так объелась. Замычав от удовольствия и одновременной тяжести в животе дитя джунглей благосклонно откинула назад голову и закрыла глаза.
- А если вернутся хозяева? - зачем-то спросила она, облизывая губы, понимая, что собеседник из нее хреновый, мягко говоря, поспешила ретироваться, - Я Каллисто Кранакис, ой, - она схватилась рукой за живот и поморщилась, - А вот кто вы - я даже не спрашиваю, - она почесала чумазый нос, - Не хочу, чтобы вы меня потом съели или.. Что вы там делаете с людьми... - выдохнула и зевнула во все тридцать три, уткнувшись в плечо и закрываясь рыжими спутанными волосами, - А можно я помоюсь? - зачем-то спросила она его, - Возвращаться все равно некуда, шансов добраться до душа в ближайшие пару лет никаких. Может, вам что-то еще нужно? Как вы себя чувствуете? Я бы еще порылась у них в шкафах. Думаю, после всего, - обвела взглядом стол и тяжело вздохнула, как будто бы ее мучила совесть, - Никто не будет против лишиться кое-какой одежды. Это же не воровство?
Боже, какая ты идиотка! Лучше тебе помолчать! Посмотрела на него, пытаясь понять почему он не бросил ее, но не смея его об этом спросить, чувствуя себя очень неловко в его присутствии, силясь, но не имея возможности выдавить из себя ничего умного, правильно и подходящего моменту. А что собственно за момент? Ничего особенного! Ну сидишь в гостиной с незнакомым человеком, думая, что спасла ему жизнь, а потом понимая, что это он спас. И вообще он скорей всего не человек. Пора бы уже привыкнуть. И ничего, что незнакомый, что ты даже имени его не знаешь. Ну и что, если настолько смущаешься его, что не решаешься спросить напрямую все то, что так интересно. Может, боишься? Хуже - это жалкие попытки пошутить и мгновенно испарившееся куда-то здравомыслие. Глупые шуточки, жесты, дерганные взгляды, выдающие твое волнение с головой. Жгучее любопытство в купе со страхом, усталость и нежелание вспоминать все подробности этого вечера. Она рассматривала его лицо, глаза, только сейчас осознавая как наверное ужасно выглядит и поправляя на себе большую не по размерам клетчатую рубашку с чужого плеча, от которой просто немедленно захотелось избавиться. Кажется, он видел ее без рубашки. Как это глупо и неудобно. Вот губы ее раскрылись, а рот только собрался сказать что-то важное и спросить, но под его взглядом все это внезапно притормозило. Нет, нет. Что-то заставило ее передумать. А еще он видел тебя размахивающую мечом. Наверняка видел. Мог видеть. А еще он... Губы сжались в тонкую полоску, осоловевшие от еды и усталости глаза не прекращали спрашивать, но Каллисто молчала. Совершенно идиотическое, дауническое и тупическое состояние не проходило, а под взглядом темных глаз только усиливалось. Хоть плачь, хоть смейся. Что за ерунда с тобой, Калисточка?

Отредактировано Callisto Kranakis (01.12.2013 19:24:01)

+2

16

Все проходит* и это тоже пройдет**, - раз за разом повторял про себя дракон и, сцепивши зубы, стоически сносил чрезвычайную фамильярность со своей драгоценной персоной, - Все проходит.. Проходит перевязка того, чего, будь он в истиной ипостаси, даже бы не заметил, настолько несущественной казалась царапина. Пройдет, как постепенно сошли на нет причитания самозваной медсестры над аккуратным, совсем неглубоким порезом, который каких-то триста лет назад не заслужил бы внимания больше чем пара выплеснутых на него глотков крепленого вина, да может примочки из коровьей мочевины, коль случится воспаление. Проходит, как старательная тугая повязка вокруг совершено здоровой головы и навязчивое желание девицы заглянуть в его отливающие фосфорной зеленью глаза. Пройдет, испарится как мимолетное любопытство - она собирается заботится о нем целиком, в комплексе так сказать, или внимания удостаиваются только лишь видимые повреждения? А то он не отказался бы от омовения ног. Давно столько не ходил, пятки гудят. Omnia transeunt* - давится раздражением дракон и пьет снежное крошево, то, во что превратилась в его страждущих руках обычная вода в высоком стакане, - Et id qouque etiam transeat**, - и жестом отказывается от позднего ужина. Он голоден, но не до потери собственного достоинства, что бы есть вот так, руками, без тарелки, приборов и салфетки. Он терпимо вежлив, но не настолько, что бы вступать в светскую беседу. Он безразличен и высокомерен, но ему все же не достанет маргинальности носить пиджак на голое тело, да и климат не поддерживает подобный стиль. Сидя на диване, он чувствует себя по меньшей мере цепным волкодавом по которому, высоко задирая тощие лапы, скачет мелкий рыжий котенок. И нет ничего удивительного в том, что он сбегает, едва представилась такая возможность. Вернее удаляется. Неспешно и под благовидным предлогом.
Стоя перед открытым платяным шкафом в хозяйской спальне второго этажа, выбирая из самых чистых стиранных футболок неношеный свитер - темно-серая шерсть крупной вязки, белая пуховая морда оленя во всю грудь, высокий воротник, снежинки по канту, плюс два размера и рукава длинной до средних фаланг пальцев - в котором выглядит сущим подростком, Юклид не переставал изумляться собственной покладистости. Перебирал в пиале ума стеклышки причин и не находил среди цветов жалости, ответственности, порядочности, признательности, потребности того самого, центрального, который положит основу витражу действительности. Привыкший видеть больше чем демонстрирует мозаика, Змей нервничал, не понимая мотива собственных поступков, чувствовал, что повод простейший, основополагающий, естественный как дождь, но найти его в мешанине битого стекла своего раздражения не мог. Само собой, это раздражало его еще больше. Вся эта ситуация - от божественных шуток со всеобщей амнезией до чужой одежды на плечах - казалась совершенной нелепицей, такой же как белый бинт среди растрепанных темных волос и с ней хотелось непременно бороться до полной победы. Или хотя бы сорвать с себя марлевые кольца капитуляции чтобы нормально причесаться. Озарение настигло его чуть раньше, чем рука коснулась щетки, ноздри широко раздулись над смятым в кулаке комком повязки, но за глубоким вдохом не последовало успокоительно длинного выдоха. Бинт пах медикаментами, кровью, самкой, пылью, драконом и огнем. Ничего необычного, ничего постороннего. Вот только драконом пахло не тем, не с привкусом холодного течения, не душком затхлой болотной водицы, не солью лазурной глади, не озоном свинцовых волн. Пахло знойной пустыней, раскаленным металлом, глубиной горячих недр и притаившимся в них зверем. Не тем драконом. Но Юклид был уверен, что там внизу находится не драконесса - человек, ребенок, Хранительница, и гибридов в данном вопросе быть не может. Гибрида нет, но другие невозможные вещи все же случаются.
Когда Натхайр покинул спальню, по зеркалу и оконным стеклам вились морозные узоры и, казалось, что сам воздух вот вот наполнится белым снежным роем.
Не доверяйте незнакомцам. Даже если к вам он кажется добрым, не доверяйте, если видели что он способен убивать. Не доверяйте, если чувствуете, что он не тот, кем хочет казаться. Не доверяйте, если не понимаете его поведения. Не доверяйте и не становитесь в чужом темном доме спиной к лестничным пролетам. Потому что не услышите как ступает, стелется незнакомец по некогда скрипучим ступеням. Потому что не увидите как заполняет углы, расползается по стенам, потолку, полу огромная тень, совершенно не похожая на ту, что могла бы принадлежать человеку. Не доверяйте незнакомцам, потому что некоторых из них можно почувствовать лишь тогда, когда его холодные пальцы сомкнутся на вашей шее, прямо под тонкими косточками нижней челюсти.
Змей был в бешенстве. В льдисто-колючей ярости. Змей чувствовал присутствие огненного сородича, смутное, ненавязчивое. Змей умел складывать очевидные факты и результат сложения его не вдохновлял. Змей считал обоснованной ненависть Носителей к олимпийским экспериментаторам и от мысли что и его племя может пополнить число божественных служек ему хотелось убивать. Свернуть голову этой беременной рыжей клуше, инкубатору для дракона. Придушить и уволочь на дно, чтобы даже эмбриона этим рабовладельцам не досталось. Стылые пальцы дрогнули на теплой тонкой коже и разжались.
- Показалось, лимфоузлы увеличены. Горло не болит? - прошелестел Змей за спиной Калисто, дохнул холодом по зябким плечам. На спинку дивана лег махровый халат. - Иди в ванную. Я покараулю.
Omnia transeunt. Et id qouque etiam transeat. Он не хотел ее видеть и больше не хотел чтобы видела она как пляшут в узких зрачках зеленые огни, как сжимаются в кулаки ладони, как движутся тени по его лицу и рвется сквозь покровы эпидермиса хищное-чешуйчатое. Пустая посуда на низком столике прекрасный повод. Ее в ванную, себя на кухню, и упаси весь божественный пантеон тех живых, кто посмеет к ним сунуться. Щелкнул клавишей чайник, в шкафах нашлись и кофе, и сахар, в холодильнике готовая, только разогреть в св-печи еда и фрукты. Совсем не обязательно разводить огонь. Совсем не обязательно травмировать и так разбитое вдребезги душевное равновесие. Совсем не обязательно что родится дракон. Не рожденные, не сотворенные - воплотившиеся. От чистокровных человеческих самок не появляются дракониды. Человек и рептилия нежизнеспособная помесь и если Боги не вмешаются напрямую, то девчонка и так обречена либо на мучительную смерть, либо если боги все же будут благосклонны, на обыкновенного младенца с толикой способностей сухопутного сородича. Иного быть не должно. Иного не будет. Круглобокое красное яблоко мозолило глаза. Юклид был к яблокам равнодушен, но зачем-то достал его из лотка, зачем-то вымыл и уж совсем непонятно зачем поднялся с ним на второй этаж, в самую крайнюю дверь, проигнорировав закрытый изнутри фиксатор замка ручки, и опустил плод в карман висящего тут же халата. Хотя повод был все тот же самый, простейший, основополагающий, естественный как дождь - огнедышащие от них, от яблок, млеют, а детям нужны витамины. Все проходит. И это тоже пройдет.

+2

17

Одна. Каллисто прислушивалась к звукам, идущим из спальни, но совсем ничего не слышала, сопротивляясь подкравшейся и навалившейся сытым брюхом усталости, как в каком-то тумане.  Бесцельно ходила, стискивая плечи и рассматривая пальцы на ногах, как они утопают в махровом ковре, проверяя его на ощупь. Блуждая от гостиной к входной двери и обратно как какой-то призрак. Собирала пальцем крошки с края тарелки, просто так, не замечая своего напряжения. И слушала, слушала.
Дом спал или делал вид, что спит. Все было так тихо и спокойно, что сбивало с толку. Только что все было таким насыщенным и острым, а теперь будто заволокло каким-то маревом, непроницаемым и густым. Только по спине бежали мурашки, прямо конскими табунами бегали, заставляя сильнее ежиться и тяжелее вздыхать, оглядываясь настороженно по сторонам. Неуютно. Не видеть его было странным, не знать, что он там делает наверху привносило еще больше беспокойства. Неспокойно. Разглядывать на свет лампы вставшие дыбом маленькие светлые волосики на коже рук. Пытаться уложить рыжую прядь и отдирать от нее засохшую кровь. Почему он так долго? Отнесла посуду на кухню, вымыла, поправила все на столе и вытерла крошки, оставленные с того края, где она сидела. Кажется, он совсем ничего не поел. Каллисто сильнее вздохнула и замерла, даже прикрыв на минутку глаза, чувствуя как же хочется спать. Рукав чужой рубашки размотался и только сейчас она обнаружила, что намочила его, когда мыла посуду. Хочется спать и больше ни с кем не воевать.
Рыжая вздрогнуть от ледяного прикосновения и оцепенела, ни успев ни вскрикнуть, ни как-то еще выразить свои ощущения. Когда он спустился? Я уснула? Сердце так бешено заколотилось в груди, как будто бы хотело из нее выскочить. Она обернулась и удивленно смотрела на него, слушая, не зная чего ждать дальше. Что это было? Смотрела как он положил на диван халат. Можно было вздохнуть, но, черт побери, без всякого облегчения. Можно было удивиться, но Каллисто боялась даже пошевелиться. Что я делаю? Что я делаю? Покачала рассеяно головой. А горло должно болеть? Рука автоматически потянулась к шее, проверяя ее на ощупь, а глаза впились в напряженную фигуру в новой обновке. Разбинтованный, другой. Сглотнув и заставив себя сказать, что так просилось, рассеяно взяла с дивана халат и пошла в сторону спальни, держась рукой за низ поднывающего живота и чувствуя, что если сейчас не залезет под горячую воду, замерзнет окончательно.
- Спасибо - тихо и почти шепотом, придушено, как будто бы руки вот на шее не держит, но их невидимые отпечатки все еще на коже сжимают ее. Милый олень. Длинные красивые пальцы, выглядывающие из длинных мягких рукавов. Растерянный взгляд в поисках ответов. Такой домашний вид у него, знакомый, чем-то очень знакомый и понятный.  Ну, что ж, мистер. Каллисто отказываться от душа не собиралась, даже если искушение остаться и, наконец-таки, что то вызнать от незнакомца было весьма велико. Неуверенно она побрела наверх, задумчивая, сонная и рассеянная. 
В спальне стало полегче. Интересно, чья это спальня? Никаких тебе плюшевых мишек и розовых бантиков. Как же холодно. Каллисто повесила халат, закрыла дверь комнаты, обхватила щеки руками и устремилась в сторону ванной, а там у зеркала с наивным любопытством посмотрела на свою шею. Круги под глазами, похудевшая еще больше, осоловевшая, бледная, незнакомая Кранакис смотрела на саму себя в отражении и не узнавала. Потом прислушалась к звукам внизу. Опять тишина, опять ничего. Ни звука. Кладбищенское умиротворение. Жутко и любопытно. Что он сейчас делает? Правильно ли она сделала, что вмешалась? Кто он такой? Почему она так боится узнать это? Может быть, потому что не уверена, что ей это понравится. Тень пророчества, о котором она позабыла в эти дни, снова промелькнула где-то там, в самых темных уголках ее души. И у этой тени очертания тоже были немаленькие, вот точненько с большого такого древнегреческого ящера. Неясные чувства бушевали в ней, но она не позволяла им вырываться наружу. Сейчас важнее было бы просто поспать. Если рядом с ним вообще можно засыпать, но хотелось, необъяснимо хотелось ему верить. Хоть кому-то верить. Каллисто казалось, что она способна сейчас уснуть где угодно. Она поежилась и принялась избавляться от одежды. С удовольствием, наслаждением сбрасывая ее прямо в сторонку на пол. А потом прыгнула под горячий душ, ловя капли летящей воды ртом и закрыв глаза, смывая с себя следы своих злоключений, грязь, чужую кровь. И пощипывающие коленки здесь были сущим пустяком. Не сразу, но тепло вернулось, а потом стало так жарко, что она едва с трудом могла дышать в этой наполненной паром комнате.

Глотать плотный и тугой воздух, чувствуя как саднит горло от невысказанного. И это горькое послевкусие осознания, что теперь стала убийцей, вместе с теплом разливалось по всему телу. Каллисто чувствовала, как начинает кружиться голова, а потому поспешила выбраться из душа и вытереться полотенцем. Каждая клеточка ее сияющей кожи с восторгом пела дифирамбы чистоте и свежести. Набросив на голову огромное полотенце, закрывающее обзор, уверенная, что в комнате совершенно одна, выскочила из ванной в скромном костюме Евы и, старательно вытирая волосы, в таком виде прошлепала к шкафу, конечно же, не заметив его. Там наклонилась, сверкнув вымытыми до блеска ягодицами и, сжимая в руках какую-то безразмерную майку, точно также, ничего дурного не заподозрив, вернулась в ванную, прикрыв за собой дверь. Что она там творила, нетрудно было догадаться. Натянула майку, уже бодрее и веселее покрутившись у зеркала, хохотнула над рисунком на ней и воспоминаниями об олене. Кажется, скрипнула дверка зеркального шкафчика над умывальником. А вот произошедшее потом было куда более странным: ванная загрохотала, зазвенела, задребезжала. Грохот и звон разбивающегося зеркала, последующие «шмяк» и вполне человеческое громкое «ах» с внезапно вновь установившейся подозрительной тишиной, наполненной только сильным журчанием воды. Хранительница лежала в ванной на полу в мужской белой майке с милейшим Микки Маусом на груди, забросив одну ногу на бортик душевой, разметав руки и мокрые волосы среди осколков шкафчика и зеркала. Умывальник был расколот, явно от падения этого самого шкафчика. Из его поврежденных белоснежных недр щедро проливалась на пол холодная вода. Потопу быть! В стене, где должен был быть шкафчик, зияло покореженное крепление. Каллисто даже еще не успела хорошо схватиться о стукнутый затылок, откликавшийся в голове сильной болью, не спеша подняться из увеличивающейся лужи. Девчонка вместо того, чтобы испуганно хвататься за свои чресла и проверять все ли целы, нервно похихикивала и подозрительно лыбилась, или находя во всем этом что-то действительно увеселительное, или же просто хорошенько приложившись башкой о пол, от чего потеряв остатки разума. Больно было, но Каллисто уже не обращала внимание. Она смеялась сквозь слезы очень грубо и безвкусно балансируя на грани истерики. Что хотелось больше - смеяться или плакать - ее организм, видимо, так еще и не разобрался, поэтому она легко проделывала все это одновременно, все сильнее и ярче предаваясь этому странному и в то же время такому человеческому занятию, щурясь от боли. Воздуха на такие яркие эмоции не хватало. Вода, разливающаяся по полу, была холодной. Торчащий в предплечье небольшой треугольник зеркала, отражающий ее перекошенную морду, веселил еще больше. По воде мимо нее проплывала баночка аспирина и упаковка с выразительным "viagra". Дракон и пророчество, в котором тот ее убивает, все это казалось просто детским лепетом в сравнении с опаснейшими и весьма непредсказуемыми шкафчиками для ванной. Кажется, если и дальше все пойдет такими темпами, она быстрее убьется сама.

Отредактировано Callisto Kranakis (07.12.2013 12:56:20)

+2

18

Юклид устал. Вот как уселся в ушастое, обитое веселым ситчиком, кресло под окном, так сразу и устал. Как-никак у него очевидный перерасход энергии за последние несколько дней и когда ему удастся восполнить утраченное даже боги не возьмутся ответить. Просто потому что божественная канцелярия это последнее место куда Змей обратится за консультацией. Вяло перебирая пальцами близкую кисточку прихвата шторы он пытался собраться с мыслями и на относительно здравую голову решить как ему теперь быть. Технически он ребенку не отец. Технически даже не дядя. Он имеет полное право прямо сейчас встать и вовсе уйди, не попрощавшись. И ни одна сущность не посмеет упрекнуть в недостойном поведении. Ни одна? Да их пересчитывать замучаешься, особенно если в метраже. Ему даже в заболоченной заводи лесного ручейка места будет мало от всеобщего родственного осуждения. Тетушки они такие, тетушки они везде тебя найдут. Но даже если понадеяться, что никто ничего никогда не узнает о его шапочном знакомстве с предстоящей мамашей, если даже спрятаться ото всех в собственной ванной хорошо законспирированного дома где-нибудь на вершине горы Непроходимой, то куда уползти от собственной совести, бандерши преступной группы из устоявшегося мировоззрения, моральных принципов и прочей личностной шелухи? 
Дверь ванной открылась и из клубов горячего пара выступили две босые ноги и все остальное вышнее, что они обычно на себе несли. Тоже, так сказать, босое. Юклид нервно дернул кисточку, едва не оборвав, и вежливо уставился на тот суповой набор, что ему демонстрировали в меню. Тощие ручки, торчащие коленки, грудка с ребрышками и попка тоже блестящая. В смысле, ни укусить - ни подержаться. Не Кустодиев и даже не Ботичелли. Как плохо у них на суше с пищей-то, - горестно резюмировал глубинный хищник по завершению осмотра. Девица -"диетическое питание" выудила из разграбленного шкафа какую-то тряпочку и так же бодро промаршировала обратно в клубы пара, в профиль показавшись гораздо фигуристее чем в анфас. Вроде бы те же тонкие ручки, мосластые ножки, выпирающие косточки бедер, задорные грудки, острые локотки, но удивительное дело как ракурс меняет восприятие. И как-то уже сразу и кисточка теребится веселее, и забывается что кроме ножек-ручек-грудок есть еще и примечательная татуировка промеж оттопыренных лопаток, чудным образом похожая на посетившую его недавно визуальную галлюцинацию, и что все драконы по натуре своей собственники и если где-то рядом все же ошивается законный папаша эксперимента, то конфликта из-за этого набора иллюстраций анатомического справочника никак не избежать. Не зашибить бы в сердцах предмет раздора...
В ванной грохнуло, шмякнуло, и прочий стеклянный звон по водной глади разнесся по молчаливому дому. Обеспокоенный звуками Юклид подорвался с кресла и бросился в помывочное отделение. Те четыре шага что отделяли его от двери он преодолел как раз к тому моменту как  живописно истекающая кровью потерпевшая начала хлопать ресницами и округлять губки то ли для стона, то ли для истерического хохота. Змей охватил взглядом панораму побоища, вдохнул глубоко влажного воздуха и пришел к выводу что ему самому понежиться в теплой водичке уже не придется, а не намокнуть не удастся. Мужская сущность человеческой личины требовала немедленно помочь женщине, осмотреть, перевязать, а драконье естество, на глазок оценив глубину малочисленных порезов и признав их здоровью плода не угрожающими, настаивало так же без промедления заняться более насущными делами. Выбор был очевиден и прикрыв дверь, чтобы не натекло и не просквозило, Юклид отправился вон из спальни. Удостоверился что на этаже есть еще одна уборная. Заглянул к подростку в комнату проверить его безусловную увлеченность компьютером. Покопался в шкафах на кухне и в прихожей, хозяйничал в кладовой под лестницей. Шикнул на добермана и рыкнул на цепного кобеля. Обошел дом и нашел вход в подвал. Обследовал притолоку и прочие неровности обшивки. Ключа не нашел и сломал замок, выдернув из дерева ушки запора. Погулял по подвалу. Нашел крыс и коммуникации. Завернул вентиль. Направился в обратный путь. Совершил налет на холодильник - выпил пару сырых яиц. В гостиной подобрал остатки перевязочного материала. Вернулся в спальню. Отдал бинты девице. Разулся. Разделся до нательного белья. Аккуратно сложил снятую одежду и стопочкой положил на облюбованное кресло. Вооружился найденным в прогулке по временному пристанищу и ступил на  залитый по щиколотку кафель. Драконы собственники. Исключительно хозяйственные собственники. В своих пещерах и норах у них под учетом каждый камешек, каждый за копченый иль проржавелый доспех, каждая обглоданная косточка, пронумерован каждый паук и согласован рисунок его паутины. Драконы не любят когда у них под носом хрустит битое стекло, плавают медикаменты вперемешку с косметикой и портит перекрытия вода, если это не соответствует прописанному ранее сценарию. В ответ на подобные безобразия они в одних трусах и лентах марли вбивают в стены новые дюбеля, вешают обратно шкафчики, склеивают водостойким суперклеем фаянс раковины, чистят стоки, собирают плавающую мелочевку, отбирают и выкидывают безнадежно порченную, вычерпывают воду с пола, орудуя разводным ключом устанавливают обратно раковину и смеситель, вытираются полотенцем, одеваются, обуваются и повторяют свой дозор по дому. Проверяют - возвращают - шикают и рыкают - открывают - перекусывают чем холодильник пошлет - снова проверяют - и возвращаются. Что бы, закрыв на ключ дверь спальни, спокойно умыться, а потом разуться, педантично раздеться, откинуть с широкой кровати покрывало и беззастенчиво плюхнуться носом в подушку. И все это с такой ленивой размеренностью, что можно уснуть только пытаясь за ней уследить.
Змей приоткрыл один усталый глаз. Левый. Пристально посмотрел на Кранакис. Снизу вверх. Дважды вяло хлопнул ладонью по матрацу рядом с собой.
- Ложись спать. Все равно где-то надо ночевать. - и, натянув одеяло по самые уши, уже из под-него пробурчал, - А хозяева вернутся - убьем.

+2

19

Запрокинув голову, она увидела только мелькнувшую тень за закрывающейся дверью. Мелькнувшую и исчезнувшую из видимости. До неё не сразу дошло да и не особо уже хотелось вникать и беспокоиться. Только потом, когда отсмеялась и отплакалась вдоволь, чувствуя как холодит вода, она села, выдернув из предплечья осколок зеркала и подхватила первое попавшееся полотенце, сильно прижав его к кровившей руке. Уставшая, она кое-как отжалась и выползла из руин в спальню. Здесь выглядело лучше и суше.
- Хххолодно, - постучала зубами, избавляясь от мокрой майки и закутываясь в халатик. Кровь с руки уже не шла, но она побоялась испачкать ткань, с удивлением отмечая какую разруху оставляет за собой. Пришлось завернуться каким-то китайским образом, подвязав халат над грудью, одну руку так и оставляя неодетой. Как она выглядит ее волновало меньше всего. Собрав всю одежду, в том числе и не только свою, а также пострадавшую майку, она отправилась разыскивать стиралку. Раз уж они забрались в чужой дом, так почему бы не воспользоваться всем, что имеется в их распоряжении? Одноглазая машина с радостью проглотила предложенное и тихонько затарахтела. Каллисто принялась старательно тереть волосы полотенцем, надеясь, что они от этого быстрее высохнут. Прислушиваться к звукам извне уже не было смысла. Главное, чтобы не хозяева и не полиция. Все остальное она переживет. Сердце внутри екнуло, сжалось от страха, от дурного предчувствия, а сама Каллисто как в пьяном полубреду опустилась напротив стиральной машины на стул. Вздрогнула, когда та сказала "пиу-пиу" и поняла, что прикорнула. Быстро выгребла все вещи, развесила и поспешила наверх в спальню.
Вошла, огляделась. Нигде супостата древнегреческого видно не было. Усталость была такая сильная, что ненамеренно, но кренило ее то в сторону, то ближе к полу. Чтобы как-то преодолеть это притяжение, она опустилась на стул и снова вздрогнула, когда почувствовала движение воздуха совсем рядом с ее лицом. Бинты. И он. Опять что-ли уснула?
Бинты взяла, зябко поежившись и затягивая потуже свою халатную (от слова халат) конструкцию. Ну негоже как-то при незнакомом мужчине голыми сиськами трясти. В этом Каллисто была очень даже уверена. Бинт размотала и кое-как, мучаясь тем, что одной рукой самой себе это делать неудобно, но обмотала красный треугольничек на своем предплечье. Когда заныривала обратно и уже полноценно в халат, то всячески отворачивалась и придерживала ткань, только не дай бог не мелькнуть не тем местом и не спровоцировать на охальные мыслишки. Чужая душа - потемки. Она женщина, он мужчина. Нужно просто... На этом месте она заметила как он раздевается и не сразу, но поспешила вернуть упавшую вниз челюсть на место. Пристыдив себя за такие нескромные мысли, потому что вроде как поняла его истинные намерения, которые к Каллисто не имели совсем никакого отношения, заставила себя в конце-концов и отвернуться. Ну не было совсем никакой ее вины в том, что она такая сонная и потому медленная. Отвернулась же! Правда успела по-свойски попялиться, но из-за усталости и очень заторможенной реакции, ни коим образом никого не желая смущать. Стол и его содержимое вмиг показалось ей гораздо интереснее. Смутилась правда она одна, но это уже было не важно. Вскоре голова неизбежно коснулась стола, а амазонка из бдительного постового превратилась в сову-сплюшку. Не долго, но пробыв в царстве Морфея выстраданные минуты, она вздрогнула, когда щелкнула в замке двери защелка. Повернулась, сонно хлопая глазами, с удовольствием отмечая, что волосы уже подсохли. Поерзала, потирая озябшие плечи и кутая коленки в полы мягкого халата. И старалась не смотреть как он устраивается спать. Стол интереснее.
- Что? - дошло до нее не сразу. Нет, не про кровать и не про ночевать. В этом она уже для себя все решила. Другое волновало ее и бередило ее сонное сознание.
- Мы никого не будем убивать, - она постаралась сказать это твердо, но голос у нее был сонный и слабый, поэтому она решила продолжить более уверенно, - Ты, - от такой смелости даже вспыхнули щеки. Что ж, такова цена, когда общаешься с кем-то очень опасным. Нет, за такую несусветную наглость можно заплатить и иначе, - Ты никого не будешь убивать, - Мысль победно достигла цели, хоть и с опозданием, и тут же Каллисто пожалела о своем непримиримом тоне. Она не знала его, но видела малую толику того на что он способен. невольно, но по спине побежали мурашки. Нет, бояться его сейчас было бы глупо, но и не брать в расчет, не признавать... - Пожалуйста, - более мягко попросила она, - Я прошу вас не надо больше... То есть совсем никого не надо.
Каллисто снова поерзала на стуле, чувствуя себя крайне неуютно в вертикальной позе и просто мечтая вот так же легко и просто упасть пусть рядом с ним и, забыв обо всем, просто по-человечески поспать.
Сжав губы, попялилась на пальцы на ногах, потом на руках, потом расчесала волосы, прошлась по комнате, вернулась, снова прошлась. Босиком, а потому вроде и тихо. Подошла с другой стороны кровати, так же аккуратно присела на ее край. Прислушалась к двери, к тому, что происходит в доме. Ничего не услышала. Ночь, темно, город спал и этот дом тоже. Мамочки, как же хочется спать.
- Я спать все равно не буду. Кто-то же должен не спать, - честно призналась она, - Поэтому я посторожу, - она чуть смелее подвинулась, потом прилегла с самого края, рискуя с него свалиться, но не смея и на миллиметр приблизиться к спящей темной горе под одеялом. Едва только подушка коснулась головы, как все поплыло перед глазами. Руки потянулись к покрывалу, брошенным ее спутником, она накрылась им, подтянув коленки к груди, чувствуя какой хреновый из нее будет сторож. Или кем там она себя подписала. Она буквально проваливалась в сон, резкими нервными рывками, когда понимаешь, что не должен спать, держишь себя и ускользаешь, как песок сквозь пальцы, падаешь и падаешь, не смотря на все усилия и старания, сыпешься и сыпешься. Сон сильнее, могущественнее, больше. Он захватывает тебя и тащит за собой в темноту. Не хочу, не надо! Хочешь, надо. Отпусти! Отпустил. И ты падаешь в сон и падаешь. Зачем ты меня отпустил? Муторно, гадко, но неизбежно падаешь.

+2

20

Под одеялом было душно. Душно и холодно. Намокшие бинты делились влагой с простынями, но не сколько не холодили разгоряченную кожу. Порез на ребрах казался тугим пульсирующим комком боли, намекая на непременную лихоманку не позднее рассвета и Юклид с отвращением представлял как будет отдирать от нарыва местами присохшую марлю. Ближайшее будущее радужным не казалось ни с какого ракурса. Дурака учить - что мертвого лечить. Вот каждый раз одно и тоже, а все никак не отучусь лезть в воду с продырявленной личиной. Разу ж не было чтобы сохранил шкуру в сухости, чтоб зажило все как следует и без перевоплощения. Натхайр осторожно переполз щекой с одного душного подушечного угла на другой, пока еще прохладный и тут же поймал себя на лжи. Было. Ровно один раз и было. Раны тогда остались сухими на загляденье. Летом в ливийской пустыне вообще с водой несколько напряженно, да и царапин после стычки с туарегами хватало, а карту колодцев, так уж сложились обстоятельства, он в ту прогулку как-то не прихватил. То ли на чутье понадеялся, без проводника уходя прочь от обитаемого оазиса, ставшим безмолвным свидетелем нападения на их караван, то ли на выносливость свою драконью, сейчас уж и не вспомнить точно, но совершать подобные глупости в дальнейшем Юклид зарекся. Тогда вообще не верилось, что это дальнейшее возможно. Бесконечность песка. Бесконечность прихотливая, изменчивая, прекрасная в своей беспощадности, полная палящего солнца, полная иссушающего ветра - хоть иди, хоть ползи, но лучше сдохни, пополнив скелетом своим залежи иных костей, стань миражом в миражах. Подушка опять нагрелась и что бы больше не мучиться, Натхайр перевернулся на спину. Натянул одеяло до подбородка, заложил левую руку под голову. Две чёрных пропасти на бледном лице таили тревожные болотные огни, смотрели и не видели близкий низкий белый потолок. Для их взора по раскаленному добела полотну песка, под бесцветным выжженным небом шел наедине с самим собой кто-то очень похожий на человека и от этих видений становилось холодно. От этих видений хотелось напиться темным, как венозная кровь, вином. Температура. Видимо, ножик все-таки был далек от стерильности. Зар-р-раза. Надо бы встать, поискать жаропонижающее или вина, раз так хочется. Оно обязательно где-нибудь есть. В греческом доме не может не быть вина...Впрочем, может и не быть, если в доме есть подросток. Значит таблетки и холодное молоко. И сон. Хотя бы пару часов. Но таблетки Змея не прельщали, точно так же как и мысли о подъеме, а заснуть у него все одно не выйдет. Да и не любил Змей спать если выспаться заведомо не получится. Вот и выходило, что лежал в чужом пустом доме, в чужой постели, дышал жаром, смотрел в потолок, видя в нем давно забытое, слушал как сопит размеренно рядом та, что обещала бдить и стеречь, и думал, все больше о пустых хлопотах, как сказала бы забредшая в его лавку пару недель назад мокрая гадалка. Думал, до тех пор пока не повернулся на бок, на правый, пока не запустил левую руку под одеяло, щекоча ладонь махровым ворсом женского халата. Мы никого не будем убивать, - Тихий шепот, а может просто выдох с чужими насмешливыми интонациями. Подушечки пальцев проскользнули по плечам, отметились на запахнутом вороте, нырнули ниже, - Совсем никого не надо, - Натхайр не числился в отъявленных сластолюбцах, но, несомненно, являлся ценителем, без стеснения потакавшим своим желаниям. - Совсем никого не получится, девочка, - Пятой горячей ладони приподнял теплую грудь, когда своевольные пальцы наткнулись на плотный узел пояса. - Это противно моей природе. - Усердные пальцы осторожно развязывали препятствие, почти не задевая когтями гладкую шелковистую кожу, - К тому же, не вижу в убийстве ничего предосудительного. - Не сдерживаемые вязкой полы халата разошлись, уступая вторжению. Рука скользнула еще дальше, обожгла лихорадкой плоский животик чуть ниже пупка. По личному непререкаемому драконьему мнению спать перетянутой веревками как ветчина бечевкой - вредно. Тем более беременной женщине. Кровь застаивается.

Отредактировано Euclid (26.12.2013 20:15:58)

+2


Вы здесь » Под небом Олимпа: Апокалипсис » Отыгранное » Ищу родственную душу. Б/у не предлагать!| wrong way


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно