Дилан сказала достаточно. Настала очередь Честера говорить. И как вы думаете, что именно девчонка услышала?.. Он останется таким навсегда. Ему нравится власть, ему нравится сила, ему нравится жестокость. Ему нравится его новый взгляд на мир, в котором проблемы стали решаться лишь одним способом — пролитием чужой крови. Двуликая старалась не шевелиться и даже не дышать, потому что четко понимала, насколько сильно вляпалась. Кто тянул ее за язык? Почему она не заткнулась и не доползла до туалета, где могла спокойно закрыться на защелку и дождаться возвращения силы? На хуй инстинкт самосохранения! Такового не осталось. Остались лишь злоебучие чувства к этому гребанному альтер эго. Точнее, к его нахальной небритой роже. Испачканная рубашка, укус на шее и легкое головокружение напоминали ДжейДи об одной вещи: о том, почему она решила никогда в жизни не заводить серьезных отношений. В тебе сразу просыпается давно позабытый альтруизм. Нахуй? Для чего? Каким образом желание помочь ближнему своему спасло Оакхарт в данной ситуации? Оно и сейчас не спасало. Вместо того, чтобы спокойно сесть на диван и заделиться выпивкой, адепт Ареса решил вдавить свой личный, блять, сорт героина в стену. Шутка! Зато как поэтично! Сумерки по ним плачут... «Не смей отвечать. Не смей комментировать. Просто заткнись», — самовнушением шатенка занималась качественно и с энтузиазмом, однако желание высказаться никуда не уходило. Практически вжавшись в стену, Двуликая попыталась не отводить взгляда от лица Хранителя. Было пиздец как страшно. И страх объяснялся двумя факторами: во-первых, теперь Дилан даже представить себе не могла, что у Честера на уме. Приступ вампиризма пережили, приступ внезапной алкогольной щедрости — тоже. А что будет дальше — не угадаешь. Во-вторых, мужчина выпил слишком много алкоголя — с таким высоким градусом в крови дипломатические разговоры вести не получится. Хотя... кто сказал, что Беннингтон собирался разговаривать?..
Озарение пришло. Подопечная Геркулеса напряглась всем телом, ощущая, наверное, каждую впадинку на торсе Хранителя так явственно, будто перед непосредственной близостью успела выучить эти самые впадинки наизусть. Сквозь тонкую ткань рубашки она чувствовала и рельеф мышц, и ребра, и сердцебиение. Хотелось отодвинуться, запретить себе ощущать и уйти, но уже было поздно. Дилан это понимала. И Честер это понимал, оставляя мокрую дорожку от укуса на шее и до мочки уха, которая под сквозняком обожгла холодом кожу. Он был так близко. Нарушал ее личное пространство. И знаете что? Ей это нравилось. Нет, не так. Ее телу это нравилось. Ему же нельзя объяснить, что тот человек, которого ты так дико хочешь, вот уже почти час является полным ублюдком, верно? Выглядит, как Честер. И пахнет, как Честер. Почему это должен быть не Честер, твою мать? Но стоит отдать Оакхарт должное: она пыталась. Честно пыталась сопротивляться, пока Хранитель не заставил ее посмотреть ему в глаза. Девчонку дернуло. Сильно дернуло. А потом... она просто позволила себя поцеловать. Дать шанс его напору. Возненавидеть себя за это. Вот так.
— Ты всем так помогаешь? — как только появилась лазейка, Ди подала голос. Возможность говорить ее отрезвляла, не давала кинуться в омут с головой. Она ведь понимала, что так делать нельзя. Тогда... какого черта?.. — И да, кое в чем ты не прав, — на выдохе произнесла юная смутьянка, прерывая поцелуй и прижимаясь левой щекой к правой щеке Честера. Теперь она шептала ему на ухо. Практически так же, как шептал он несколько секунд назад, — я не желаю Артуру смерти. Я никогда не хотела быть убийцей, — фраза должна была прозвучать серьезно, однако стала больше похожей на соблазнительное предложение. Во всем виноваты шепот, срывающийся голос и сбивчивое дыхание. В таком состоянии даже призыву на войну не получится придать нужное значение. Дилан замолчала, вытирая большим пальцем влажные губы Беннингтона и целуя его снова. И снова. И опять... Он пах, черт возьми, так возбуждающе. Видит Бог, ДжейДи бы даже не вспомнила, что совсем недавно хотела растерзать альтер эго Хранителя Бога вероломной войны на тысячу мелких кусочков и скормить эти кусочки Церберу, если бы не...
«Дилан, что ты делаешь?» — мерзкое второе «я» очень невовремя подало голос, отвлекая девчонку от разъедающего низ живота сладкого чувства. Она слышала только частое дыхание Честера и свое. И ничего больше. А еще — чувствовала вкус бурбона и крови на его губах, что дурманило еще сильнее. «А ты не видишь?» — зачем-то огрызнулась сама на себя шатенка, убирая руки от лица Беннингтона и скользя ладонями по его груди. Все ниже и ниже... «Ладно. Задам вопрос по-другому: нахуя ты это делаешь? Это не Честер. А ты пьяна», — и правда. Это был не он. Совсем не он. Жестокая, мерзкая копия, которая настолько запугала подопечную Геркулеса, что она даже решила заткнуться и не спорить. Окей, если считаешь членов своей группировки зверьми — будь по-твоему. Хочешь избавиться от Артура — ради Бога. И никакого сопротивления. Разве Дилан такая? «Я хочу его», — уже менее уверенно констатировала факт американка, сдвинув брови к переносице. Да, она реагировала на прикосновения положительно. И отвечала на поцелуи, но уже без былого энтузиазма. «Класс. Ну давай, подруга. Прослыви блядью или честной давалкой, чтобы потом лежать на диване и заниматься самобичеванием. Тебе трахнут, тобой воспользуются, ты пойдешь против всех своих принципов и станешь той, кем всегда стать боялась. Поздравляю», — Оакхарт, добравшаяся вообще до самых низов своей совести, успела также добраться до застежки на джинсах. Ее движения от уверенных и порывистых перешли в другую форму — вялую и сомневающуюся. Одной рукой оттянув край джинсовой ткани (и резинку трусов вместе с ней), другой рукой девчонка скользнула вниз. Но остановилась.
— Нет, — уверенным, но крайне слабым голосом произнесла Дилан, возвращая ткань джинс на свое законное место и упираясь ладонями в грудь брюнета, — я не хочу, — отвратительная ложь. Очень даже хотела. Только позволить себе не могла, понимаете? А самое интересное, что Дилан осознавала, как тупо выглядит ее отказ. Сама проявляла инициативу, сама раздразнила, сама послала к черту. Будто решила стать донором почки и отказалась уже тогда, когда ей вырезали оную. Будто согласилась выйти замуж за любимого парня и отказалась только после бракосочетания. Поздно. Очень поздно. И глупо. А еще страшно. Да, возбуждение растворилось в воздухе, а на его место вернулся страх. И если раньше Оакхарт могла его скрывать, то теперь его можно было прочесть у нее в глазах. Ей просто снесло крышу. Бурбон, кровь, сигареты, запах Честера... да, действительно ядерная смесь. От такой кому угодно крышу снесет.
Отредактировано J. D. Oakheart (03.11.2013 05:57:31)