- Суши так суши, - невозмутимо проговорила Скарлетт, прикрывая карие глаза и пожимая смуглыми плечами. Женщина легким движением смуглой руки взяла со столешницы мобильный телефон и набрала заветный номер, провожая взглядом красивых глаз Хранителя. Он, приняв одежду, отправился в ванную, видимо, приводить себя в порядок. И правильно. Этому стопроцентному джентльмену, наверное, было ужасно неудобно и неуютно сидеть перед женщиной в неподобающем виде. Мужчина удалился. Скарлетт, слегка прикусив язык зубами, закатила глаза и принялась ждать ответа с той стороны провода. О, эта женщина не любила ждать. Буквально ненавидела. Зато обожала заставлять людей находиться в ожидании. Все-таки, она женщина. Самая настоящая. И пока она красит губы – пусть весь мир подождет. Наконец, трубку сняли. Кэтти, шумно выругав незадачливого собеседница, вскоре сменила гнев на милость и просто сделала заказ, который, кстати, был доставлен уже через двадцать минут. Курьер сказал, что хотел быстрее, но по закону подлости попал на все светофоры. Женщина, кокетливо улыбнувшись, забрала свой заказ и уже собиралась расплатиться, как юноша учтиво отказался от протянутых евро. Однако Кэтти все же решила отблагодарить парнишку – женщина, что-то ласково промурлыкав себе под нос, протянула мальчишке смуглую руку, после чего чуть-чуть приподнялась на носочках и легко коснулась губами его щеки. Этого жеста всегда хватало для того, чтобы и расплатиться, и отблагодарить, и расположить к себе.
- К нам прриехали су-у-уши, - протянула Скарлетт, демонстрируя мужчине заказ. – О, только давай прройдем в гостиную. Не люблю находиться на кухне, - это было заметно, так как кухня была почти не тронута рукой женщины. И Скарлетт с заказом легко прошагала в гостиную комнату. Усевшись прямо напротив большой плазмы на мягком пушистом ковре, Скарлетт взяла пульт и включила телевизор. Там, кстати, показывали ее любимый фильм «Унесенные ветром». – О, обожаю этот фильм! И книгу. Вивьен – очень кррасивая женщина, прравда?  - Скарлетт посмотрела на мужчину, наблюдая за тем, как он разливает вино. – Ты читал эту книгу? – Она открыла суши и взяла в руки палочки для еды.     – И вообще, кем ты рработаешь?

О, Скарлетт оценила не только обширные знания мужчины в области киноиндустрии и литературы, но и, конечно, изысканный комплимент, который Герберт так деликатно ей подарил. Честно говоря, Скарлетт даже слегка покраснела, но постаралась скрыть едва заметный румянец. Все-таки не пристало ей, одной из самых прекрасных женщин на земле, терять голову от обыденных мужских слов.
- Нет, не горрры, - ласково промурлыкала женщина, медленно прикрывая глаза и кокетливо глядя на мужчину искоса. – Моя мама скоррее смотррела на Лондонский Тауэрр, Букингемский Дворрец и Вестминстеррское аббатство. Ведь я рродилась в самой пррекррасной стрране нашей планеты – в Англии. И вырросла в потррясающем горроде – Лондоне, - да, Скарлетт любила Великобританию. Вряд ли ее можно было назвать патриоткой, нет, эта женщина просто гордилась своим местом рождения. Ей нравилось то, что Англию любили во всем мире. В эту страну рвались толпами, мечтая хоть глазком взглянуть на Биг Бен и побывать на Бейкер-стрит. Эту страну обожествляли, и это добавляло самой Скарлетт шарма. Не меньше Кэтти любила и Ирландию, откуда родом был ее отец. – А Вы откуда будете, мистер Стаут? – Кэтти вновь перешла на «вы», однако, не замечая этого. Как будто для поддержания светской беседы. Немного погодя, женщина потянулась за своей порцией суши. О, она любила это блюдо. Странно, но сколько бы она их не ела – не надоело. Наверное, это такое свойство риса. Управившись с первой штукой, Кэтти вновь обратила свое внимание на плазму, а затем и на Герберта.
- Рриелтор, значит? – Скарлетт с ними сталкивалась, конечно. И не только в случаях приобретения недвижимости… Но и по работе. По своей незаконной работе. Кэтти не раз поступали заказы, напрямую связанные с деятелями этой области. Когда ключи выкрасть, когда папку с бумагой из продаваемой квартиры, когда и деньги из уже проданной… Словом, Скарлетт подпортила жизнь не одном риелтору с целью обогащения. А что? Каждый зарабатывает себе на жизнь так, как может. Кто-то крутится с утра и до ночи, кто-то продает собственное тело, а кто-то ворует. Но ворует по-крупному. Либо все, либо ничего. – М-м… - Протяжно промычала Скарлетт, придумывая ответ на вопрос Герберта. Итак, чем же она занимается? Сказать честно? Нет, это слишком. Соврать? Конечно! Кто-кто, а врать Кэтти умела. Не зря же она была самой настоящей их всех женщин. – Я – вдова. Богатая, как видишь. Мой муж был политиком, но скончался два года назад от рррака легких, -  бессовестно врала Кэтти, впрочем, не показывая особого драматизма по поводу смерти вымышленного мужа. – Он был уже старр, поэтому я ничуть не удивилась, когда он не веррнулся из очерредной командирровки, - она безразлично пожала плечами, прикрывая глаза. В целом, если бы у Скарлетт на самом деле был такой муж и она бы действительно два года назад его похоронила, то… То манера ее повествования не изменилась бы. На кой черт ей, молодой красивой женщине, старый полуразвалившийся пердун, пусть и с толстым кошельком в кармане? Кэтти была бы только рада избавиться от такой обузы. И ни сколько этого не скрывала.

Признаться честно, но Скарлетт даже не ожидала, что будет так рада встретить человека из Англии. Кажется, такая ерунда – пересечься в большом городе с британцем. Ан, нет, все-таки приятно.  И Кэтти как будто бы перешла на новый уровень знакомства с этим мужчиной. Все-таки, британец британца должен видеть издалека, должен помогать ему и должен обязательно содержать в порядке свою лужайку. Лужайка Скарлетт, кстати, тоже была в идеальном состоянии. Правда, спасибо за это нужно сказать далеко не Гекас, а ее садовнику. Не пристало такой женщине самой возиться с газонокосилкой.
- Не стоит, - отмахнулась Скарлетт на соболезнования о ее воображаемом муже. – Все люди умиррают, прросто кто-то рраньше, а кто-то позже. Это норрмально, - важно сказала женщина, прикрывая глаза цвета молочного шоколада. Ей действительно было плевать на выдуманного мужа. Впрочем, если бы он не был выдуманным… Ей бы тоже было на него плевать. – Нет, я в Грреции уже достаточно давно. Лет с двадцати, наверрное, - Скарлетт слегка прищурилась и нахмурила лоб, пытаясь что-то вспомнить, - да, с двадцати. Я закончила колледж, и меня отпрравили сюда на пррактику. Тут было так тепло, что мне захотелось остаться. Я не споррю, Лондон – пррекррасный город, но ежедневные дожди наводили на меня тоску. А тут – кррасота! Солнце, морре, песок. Сказка, ей Богу. Вот и осталась я здесь, - Кэтти умолчала еще и том, что именно в Афинах она впервые столкнулась с Хранителем. Столкнулась, подралась и… убила. Тогда еще Кэтти не умела контролировать свое Чудовище. А Хранитель оборонялся. Отчаянно цеплялся за жизнь, пытаясь выкарабкаться из костлявых пальцев смерти. Но Скарлетт и проснувшееся в ней чудовище оказались сильнее. И смерть взяла свое. На некоторое время Кэтти впала в депрессию, но очень скоро попрощалась с этой мерзкой дамой. Кэтти вообще по жизни мало переживала. А зачем? От страданий, которых человек сам же себя и накручивает, появляются морщинки. А Кэтти очень не хотела стареть раньше времени. Тем более что эмоциональная боль по идее длится не более пятнадцати секунд. Все остальное – самовнушение. Кто-то по жизни внушает себе, что он – унылая консистенция сомнительного происхождения, что все беды в жизни от него. А Скарлетт же внушала себе, что она никогда и ни в чем не виновата. И жилось ей от этого намного спокойнее. И лучше. – Помимо того, здесь я узнала, кто я на самом деле, - Кэтти проговорила эти слова уже намного тише. Скарлетт была уверена, что Герберт ее понял, поэтому женщина не стала больше ничего пояснять. Она просто в очередной раз наклонилась за бокалом, подняла его с пола и поднесла к пухлым губам. Сделав два глотка, она отдалила бокал от лица, но на пол не поставила. – А вы, сэ-э-э-р-р-р, - протянула она на английский манер, легко улыбаясь, - что забыли в Афинах?

За двадцать восемь лет своей жизни Скарлетт слышала столько комплиментов в свой адрес, что, казалось бы, её больше ничем нельзя было удивить. Каждый второй мужчина считал своим долгом подойти к Кэтти и сказать, что никогда не видел таких красивых глаз цвета молочного шоколада. Каждый третий подходил и говорил, что у нее идеальная фигура: пухлая грудь, тонкая талия и длинные ноги. Каждый четвертый заглядывался на ее мягкие каштановые волосы. И каждый, каждый не мог отвести глаз от ее губ. Да, Скарлетт действительно купалась в мужском внимании и женской зависти. Ей это нравилось. И она считала свою внешность главным достоинством. И главным поводом для гордости. Но все это плавало на поверхности. А если кто-то нырял чуть глубже этой пластмассовой внешности, то видел, что за фантиком скрывается кое-что интересное. Нет, это не доброе сердце. И не открытая душа. Этого у Скарлетт, кажется, вообще не было. Это целеустремленность. Желание добиться определенной цели любыми путями и способами. Так вот, в двадцать лет Скарлетт поставила перед собой цель – научиться контролировать силу своего Чудовища при виде Хранителя. Каждую ночь она засыпала с мечтой, а каждое утро просыпалась с целью. И день изо дня она упорно тренировалась, добиваясь, а иногда и добивая. И вот, спустя пять лет она смогла научиться желаемому. Она могла держать себя в руках при виде Хранителя. Не всегда, конечно. И не так идеально, как хотелось бы. Вот сегодня, например, она не смогла сдержаться. Но, несмотря на неудачи, Кэтти продолжала стоять на своем. И теперь будет продолжать. Ведь если проиграно сражение, то это еще не значит, что проиграна война.
Вот чем на самом деле гордилась Скарлетт. А окружение… Пусть думают, что внешность – ее главный повод для гордости.
- Стрранно, - эхом повторила Скарлетт, вновь беря бокал с вином в руки и медленно поднося его к пухлым губам. – Но это дает нам, Носителям, повод быть сильнее. Мы можем трренирровать свою террпимость к Хрранителям. Для этого нужны врремя и силы. Но цель опрравдывает срредства, - от кокетства не осталось и следа. Скарлетт создавала впечатление ветреной, несерьезной и совершенно легкомысленной особы. Но когда разговор заходил о работе или о Носителях – Кэтти менялась на глазах. Ей было не до беспечности. И не до своей внешности, которой она с такой легкостью вертела. – Мы прринадлежим к одному мирру, мистер Стаут, - она повернула пушистую голову в сторону Герберта и испытующе всмотрелась в его лицо. – И неважно, Носитель перред Вами или Хрранитель. Главное, что перред Вами человек. Это самое важное, - она слегка откинула голову на мягкий диван. – А каждый человек заслуживает счастья. Я счастлива, потому что у меня все есть. Все, что мне нужно, - она помедлила, - и я добилась этого сама. – Наверное, первое упущение Кэтти за весь вечер. Еще несколько минут назад англичанка утверждала, что она – богатая вдова, и всю роскошь ей оставил покойный муж. А сейчас она даже не заметила, что оговорилась, сказав, что всего добилась сама.

Скарлетт, только краем глаза наблюдая за действиями мужчины, несколько удивилась, когда он решительно сел напротив нее. Слишком близко для обычного знакомого, но слишком далеко для любовника. Кэтти не поняла этого расстояния точно так же, как не поняла жеста. Она сидела, все еще поджав согнутые в коленях под себя, держа в руке большой винный бокал, не сводя с мужчины пронзительного взгляда карих глаза и затаив дыхание. Почему-то она ждала чего-то решительного: возможно, сейчас он ее поцелует. Странно, но Скарлетт этого хотелось. Она не привыкла потакать своим желаниям: когда малознакомый мужчина хотел поцеловать ее, то получал лишь надменный взгляд или подавленный смешок.  Но сейчас эта женщина даже прикрыла глаза и слегка закинула голову, обнажив длинную смуглую шею. Однако ничего не произошло. Скарлетт, обиженно хмыкнув, открыла глаза и вгляделась в лицо мужчины. Герберт явно был настоящим джентльменом. Жаль, что Скарлеттт никогда не была леди.
На самом деле все было гораздо проще – Стаут подловил Скарлетт на лжи. И теперь он сел так близко к ней, чтобы отрезать все пути к отступлению: за ее спиной был диван, а перед ней был Герберт. По-крайней мере, так истолковала этот жест сама Кэтти. Словно загнанная в угол кошка, Кэтти несколько растерялась: она, опустив глаза, что-то тихо прошептала себе под нос и повернула голову в сторону. Да, черт возьми! Да! Она совершила ошибку. Завралась. Это бывает с любой женщиной. Но почему Скарлетт  должна оправдываться?
- Черррт возьми!  - Раздраженно вскрикнула Скарлетт, резко поднимаясь со своего места и, кажется, ударяя коленом подбородок англичанина. Ее брови были сердито сдвинуты, губы нервно поджаты, а в глазах горел тот самый знаменитый ирландский огонь. Всего за секунду хорошенькая кокетка превратилась в неистового дьявола. – Я не обязана отчитываться перред тобой! – Она все еще стояла над молодым мужчиной, всем своим видом показывая раздражение. Кэтти всегда была темпераментной женщиной. И она не любила, когда ее загоняют в мышеловку. В мышеловку, которую поставила она сама.

Скарлетт тихо хмыкнула, показательно отведя пушистую голову в сторону и прикрыв карие глаза. Её руки были скрещены на груди в знак недовольства. И она даже несколько вздрогнула, когда ощутила прикосновение чужих рук на своих плечах. Она открыла глаза и увидела перед собой лицо британца. Красивое, черт возьми, лицо. Кэтти всегда любила красивые вещи, будь то старинные вазы второго века до нашей эры, вечерние платья из красного шелка или светло-голубые, почти прозрачные глаза. И Кэтти не могла ничего с собой поделать – она хотела смотреть на вазы, на платья, в глаза…
- Так, я уже поняла, что у тебя очень красивые глаза, - хмыкнула женщина, осторожно выворачиваясь из рук Хранителя. – Но хватит ими на меня смотрреть! – Она отвернулась и отошла в сторону дивана. Примостившись на мягкую поверхность как можно удобнее, женщина подогнула ноги под себя, взяла пульт и стала чисто машинально щелкать кнопками в поисках черти знает чего. Спустя пару минут сего бестолкового занятия, она остановила свой выбор на какой-то программе о животных (скорее от безнадежности, чем из интереса) и недовольно отбросила пульт подальше от себя. Скрестив руки на груди, она приподняла голову и выжидательно посмотрела на своего собеседника. – Скучный вечер у нас получается. Рразвлеки меня как-нибудь, - она наклонила пушистую голову чуть вбок, все еще не сводя взгляда глаз цвета молочного шоколада с лица Хранителя. – Серррьезно? – Женщина приподняла одну бровь и повернула голову в сторону телевизора. Занимательная программа о животных была прервана сигналом тревоги: предупреждали о надвигающемся землетрясении. Говорили, что это не учения. И так по всем каналам. Правда, эта тревога звучала уже третий день подряд, а землетрясения все не было и не было. – Я не знаю как ты, а я не веррю им. И с места не сдвинусь. – И зря. Потому что уже через несколько минут немой охаровской забастовки явно почувствовались сильные толчки откуда-то извне. Скарлетт хватило и пары минут, чтобы начать паниковать. Она резко вскочила с дивана, осмотрелась по сторонам, соображая, что нужно делать. Буквально сразу почувствовался еще один толчок, да такой сильный, что Скарлетт не смогла удержаться на ногах – женщина глухо шмякнулась на ковер. – Черррт возьми, почему так не вовррремя! – Вскрикнула Кэтти, все еще не сообразив о том, где и как лучше переждать эту катаклизму.

Перед вами паникующая женщина. Очень паникующая. Что может привести ее в чувства? Простых слов тут мало, утешений и криков тоже. Пожалуй, и действия не все подойдут для предотвращения самой настоящей истерики. Разве что смачная пощечина или оплеуха. Однако Герберт нашел быстрый способ привести истерящую Скарлетт в норму: он пнул ее стеклянный журнальный столик. Тот самый столик, за который Кэтти выложила несколько сотен евро! А если быть точной, то восемьсот пятьдесят семь евро и сорок девять центов. И он пнул его! Он пнул почти тысячу евро! Реакция Скарлетт не заставила себя ждать:
- НЕ ТРРОГАЙ МОЙ СТОЛИК! – Громко завопила женщина на Хранителя. – ТЫ ЗНАЕШЬ СКОЛЬКО ОН СТОИТ!? – Она, уже забыв о глобальной катастрофе с падающими люстрами и уходящего из-под ног пола, воинственно бросилась в сторону мужчины, намереваясь излить на него весь свой гнев праведный. И она бы излила, если бы очередной толчок не вызвал отключение электричества. Люстра, телевизор, лампы – все замигало. Люстра, кстати, через пару минут и вовсе упала, преграждая путь Скарлетт к Герберту. Вот тогда она вспомнила, что находится в самом эпицентре землетрясения. – Моя люстррра! Я купила ее в Милане за шестьсот еврро! – Или не вспомнила?.. Так или иначе, но задержаться дома ей не дал мужчина. Схватив шатенку за плечи, он уверенно повел ее… к двери? Что он задумал? Впрочем, Скарлетт никогда не была сильна в основах безопасности жизнедеятельности, поэтому просто волочилась за англичанином. Пока в соседней комнате что-то с оглушительным шумом не упало на пол. Это была ее любимая статуя. Да-да, одна из тех пафосных мраморных творений, которые богатенькие дяденьки и тетеньки покупают с целью «тупо похвастаться» перед другими дяденьками и тетеньками. С этой же целью статую приобрела и Скарлетт. И обошлась ей эта в целое состояние. А сейчас… Сейчас эта треклятая безрукая тетка просто упала и разбилась на огромное количество маленьких безруких кусочков! Черт возьми! Скарлетт аж всхлипнула от отчаяния. Сперва она, конечно, машинально дернулась и едва ли не побежала спасать эту белую женщину от такой печальной участи. Но очередной толчок из-под земли ее остановил. И Скарлетт осталась стоять в дверном проеме, жалея себя и свое бесценное имущество, которое это отвратительное землетрясение уничтожило за несколько минут.
– Ты как, в порядке? – Заботливо поинтересовался Хранитель, все еще крепко прижимая женщину к себе.
- Не-е-е-е-е-е-т, - навзрыд протянула Носительница, сильнее утыкаясь носом в грудь Герберта. – Моя люстррра! Моя статуя! Мой столик! – Завопила шатенка куда-то в область груди англичанина. – Все уничтожено! Это же почти три тысячи евррро! И они пррропали-и-и-и-и, - и Скарлетт совсем не волновало то, что они чудом остались живы. Нет. Эту женщину беспокоили только вещи, которые она, к сожалению, потеряла и больше никогда не увидит. И их материальная ценность. Сейчас Скарлетт искренне убивалась насчет того, что полгода назад пожалела денег и не застраховала свое имущество. Нет, ну надо же так, а! – Так, мне сррочно нужно выпить! И чего-нибудь покррепче. Фу-у-у-х. – Засуетилась женщина, выходя из-под дверного косяка и уверенно направляясь на кухню. – У меня где-то была текила. Та-а-а-к. Вот она, - женщина достала откуда-то издалека наполовину пустую бутылку с мексиканским напитком. Она осталась у нее от одного из ее бывших, который просто до одури обожал это пойло из кактусов. – Деррржи, - она быстро протянула одну из стопок мужчине. И также быстро опрокинула содержимое в себя. – Фу, ну и гадость! Наливай еще, - она протянула смуглую руку с пустой стопкой в сторону Герберта, мол, наливай. – Мо-о-о-о-оя статуя-я-я, - в очередной раз протянула Скарлетт, даже боясь представить, как она сейчас выглядит.

Знаете, если бы изобрели штуку, которая определяла процентное соотношение грехов в человеке, то в Скарлетт бы нашлось около девяноста процентов алчности. О, да, вы просто не представляете, насколько эта женщина была жадной. Она абсолютно честно цеплялась за каждую копейку, особенно, если эту копейку заработала сама. Если пара евро сваливалась на голову с неба, то Бог с ней, можно и бездомному ребенку отдать. Конечно, если тот помоет Кэтти машину. И, конечно, Носительница была расстроена погромом своего дома. И убиением имущества. Расстроена? Да она была на грани истерики! Вы даже не представляете сколько денег она выложила за эту однорукую статую! И, нет, Кэтти понятия не имела, как она называется и кто её автор. Она просто знала, что статуя «офигенно крута». А всё офигенно крутое должно быть у Скарлетт дома. Как и люстра за шестьсот евро, купленная в Милане. Наверняка такая же на блошином рынке обошлась бы женщине центов в девяносто, однако… Однако только самое дорогое для Кэтти считалось лучшим. Только самые дорогие вина были вкусными. Только самые дорогие туфли считались модными. И только самые дорогие предметы интерьера могли присутствовать у Скарлетт в доме. И, знаете, она была настолько подвержена этому стереотипу, что иногда абсолютно сходила с ума. Какой-нибудь пронырливый парнишка без проблем мог продать ей шариковую ручку за сто евро, сказав, что это самая крутая ручка в мире. И то это будущий тренд. Или всучить дешевое вино без выдержки, сказав, что на самом деле это самый лучший в мире напиток Богов с двухсотлетней выдержкой. И Кэтти бы купилась. Абсолютно глупо и бездумно. Потому что ей так сказали. И потому что это было дорого. И она бы с удовольствием потягивала эту виноградную дрянь, сидя перед телевизором каким-нибудь осенним вечером. И даже не догадалась бы. И вот сейчас, когда её великолепная дорогая статуя разбилась в пух и прах… Она чувствовала себя так, словно разбились её мечты. И надежды. И жизнь. Хах. Да нет же, на самом деле. Скорее разбилась копилка. Большая жирная копилка в виде свиньи. А всё содержимое упало куда-то в канализацию. Такие дела.
- Тебе меня не понять! – С долей драматизма воскликнула женщина, разводя руки в стороны. Она прикрыла глаза и подалась ближе к столу, где сейчас стояли бутылка и две стопки. Налила еще одну стопку. Окинула её содержимое подозрительным взглядом. И закинула в себя. – ФУУУУУ, - она поморщилась, отставляя стопку от себя подальше. Затем женщина быстро подняла руку к лицу и выдохнула в ладонь. Ну и гадость эта ваша заливная рыба! – Тебе не понять, потому что не ты спустил на эту безррукую тетку несколько тысяч еврро! – Она смело подняла голову и решительно вгляделась ему в глаза. Для пущей убедительности она даже хотела ударить кулаком по столу. И ударила. Несильно совсем. Так, только для показательности. Но после предложения Стаута женщина успокоилась. Она, наклонив голову вбок, с интересом вгляделась в его глаза. – И что ты можешь сделать? – Скарлетт улыбнулась, опираясь рукой на столешницу. «Сходить еще за одной бутылкой текилы?»

Ах, он над ней еще и издеваться вздумал? Над ней, над расстроенной женщиной с расшатавшейся психикой!? Говорит ей о том, что мог бы опоить её, увезти в какой-то там неизвестный загородный дом, запереть, оставить без воды, еды и роллов, а сам.. А сам бы жил в её особняке! Хм.. А в загородном доме есть бассейн? С подогревом? Хотя, стоп! Да как он может говорить ей в лицо такое! Такое… Ужасное! Когда она только-только лишилась своих прекрасных статуй, люстр и картин! Бессовестный! Наглый! Жесткий! Ужасный, ужасный человек! Еще и богатством её распоряжаться… Её! Её деньгами, комнатами, машинами… Ну уж нет, Герберт Стаут! Сейчас ты схлопочешь по ушам, так и знай! Что?.. Напоить и ограбить? И продать все прекрасные ковры, кровати, диваны и скульптуры каким-то неандертальцам, которые совершенно не разбираются в настоящем искусстве? Ну уж нет! – Кэтти, сощурившись и поджав губы, быстрым движением смуглой руки схватила рядом лежавшую скалку. Покрепче ухватив её ладонью, она в полной боевой готовности выбросила руку вперед, мол, я буду защищать свое имущество скалкой, ты, жалкий комар! И она действительно хотела накинуться на мужчину с кулаками и со скалкой. А чтобы неповадно было топтаться на разбитых осколках копилки Кэтти. Нет, англичанка, конечно, понимала, что он шутит. Но слишком жестоко! Нельзя же так. А вот колотить обидчика скалкой – почему и нет, правда? Однако третий вариант заставил Скарлетт хмыкнуть, подняв подбородок и прикрыв глаза. Она отвела голову в сторону, якобы, давай, попробуй отговорить меня от статьи номер тысяча пятьсот тридцать восемь «Жестокое избиение человека скалкой». Отговорить, кстати, почти получилось. Потому что теперь все внимание было сосредоточено на действиях мужчины, а не на скалке. Англичанин, словно дразня, коснулся её губ своими, а затем, ловко подхватив, усадил на столешницу. Подняв брови, женщина исподлобья смотрела в лицо мужчины. Он отдалился. Кэтти хмыкнула.
- А что, если я не пьянею? – Она легко улыбнулась, приподняв бровь. Она лгала. Бессовестно и нагло, как всегда умела. – Вообще-вообще. У меня иммунитет. Немейский Лев поделился, - она покачала головой из стороны сторону в знак подтверждения своих слов. – И, кстати! Нельзя ТАК издеваться над женщиной, у которрой только что рразгрромили целое состояние! Две минуты назад я готова была набрроситься на тебя со скалкой, - она приподняла голову и скрестила руки на груди. – И это было бы очень больно, - Носительница кивнула. Скалка штука больная и очень опасная сама по себе. Примерно как и сковородка, утюг или швабра. А если еще и вкупе с силой, которой женщину наградил Немейский лев,  то вообще все печально. Для Стаута. Не для Скарлетт.