С детьми ему раньше никаких дел иметь не приходилось, причем довольно объемное слово «дела» включало в себя все возможные их варианты, начиная с самых невинных и заканчивая более грубыми. Для кера не представляло интереса получать силы и отбирать жизнь у тех, кто не может за себя постоять, так же как и не приходилось раньше ощущать себя создателем этой жизни. Хотя он уже угадывал продолжение своего отношения к этой девочке, которая сегодня видела его первый раз, словно ускоренное воспроизведение отношений с её матерью: сначала любопытство, затем интерес, а следом и проникающее глубже чувство. Разве что чуть другого оттенка и уложенные в двадцать минут времени с того момента, как он переступил порог и узнал её. Реми хмыкнул и от реакции Магали, и от комментария Ирен, который, несомненно, был приятен, но больше смахивал на констатацию факта. Во-первых, в понятии чувства, обозначенного в её словах, он вряд ли мог считаться намного старше этой девчушки, отчего пока не мог до конца отказаться от мысли, что любовь можно получить силой. Во-вторых, даже долго думая, он вряд ли смог бы сформулировать какие-либо другие причины, по которым Ирен ему ответила. Долгая осада или резкое наступление – он бы придумал, как и когда действовать, в конце концов, опыта ему было не занимать, пусть и совершенно другой направленности. Поймав себя на том, что сравнивает дочь, как и мать в свое время, с крепостью, которую надо завоевать, Реми быстро выдохнул, и переключил внимание на лицо Магали, пока она бессмысленно протестовала против неизбежности. От полукровки, тем более если половина ей досталась именно от него, ожидать можно было чего угодно, но маленькие белые зубки не заострялись на концах, хвоста он не разглядел, и уж если бы были крылья, то их точно было бы заметно. Реми едва потянулся к ней ближе, чтобы удовлетворить свой интерес хотя бы отчасти, но пришлось повременить из-за начавшей суетиться Ирен. За один раз в подземельях он не успел привыкнуть к такому зрелищу, но, по крайней мере, мог сообразить, что оно обязательно к чему-то ведет, выступая своеобразной подготовительной работой.
- Ты останешься? – его планы шли нога в ногу с его возможностями, поэтому и остаться он собирался ровно на столько, чтобы узнать от нее всю информацию за пропущенное им время, пусть Ирен выдавала бы ему по одному единственному слову в день. При таком же потоке должно было казаться, что он никуда и не уходил, вернее, она его не покидала, однако два года, наоборот, растягивались, вмещая в себя гораздо больше. Поставив на стол желаемый ею салат, Реми оседлал стул, сложив руки на спинке, и посмотрел, как Магали хватает оставленную без присмотра ложку. По привычке оценив степень опасности предмета и возможные способы его применения, он чуть прищурился, когда девочка окунула полученный столовый прибор в какую-то бурую однородную массу. На вкус, вероятнее всего, эта дрянь была лучше, чем на вид, или просто в этом вопросе дочь больше пошла в него, но выплевывать засунутую в рот первую ложку она не стала.
За наблюдением кер все же не упустил ни единого слова из рассказа, уже подумав, что с Этьеном придется поступить так же, как с Михаэлем, пояснив свою версию, неотличимую от правды. Затем довольно улыбнулся на «мы», ибо перестав бояться его, Ирен опять точила вилку о нож, чтобы отхватывать от руки до локтя и дальше, с той небольшой разницей, что в этот раз эту это доставляло удовольствие не только от осознания самого факта, но и от процесса, не говоря уже о последствиях. Как раз эту часть он понимал не так хорошо, как ей бы того хотелось, но Реми решил, что еще успеет пояснить ей свое к этому отношение. Двести с лишним лет для него существовало лишь «Я», в редких исключениях «Я и кто-то еще», вроде того же Хэма, которого нельзя было назвать посторонним. Встретив Ирен, он включил её в скобки на равноправных условиях, сейчас легко и чуть ли ни с блаженным удовольствием освободил место еще и для Магали, но сразу в одно мгновение сделать из всего этого «мы» не смог бы, и в силу расы, и в силу привычек. Глядя на её опущенные глаза, слушая тихий голос, Реми знал, что придется учиться, как бы это сейчас ни звучало даже в его мыслях, но слишком серьезно, чтобы вышло смешно. Смех вызвало по большей части её выражение лица. Он устроил ради нее переворот в стране, вытащил афинское Сопротивление из той жопы, где оно находилось на момент его приезда, позволил не оглядываться на клятву не только ей, но и еще нескольким сотням уцелевших огневиков, несогласных с политикой группировки, а она волновалась, что ему не удастся справиться с такой мелочью, вроде её возраста.
- Не стоит меня недооценивать, Ирен, - его это ничуть не задело, собственные заслуги он знал, возможности прикидывал довольно-таки точно, и уж точно не страдал хронически неуверенностью в себе. Встав и выдвинув из-под себя стул, скрип ножек которого потонул в устроенной Магали барабанной дроби ложкой по столу, он отошел к выходу, где на ручке двери повесил свою  легкую куртку. В камере хранения на вокзале Реми оставил свою сумку, но вот два самых ценных предмета: яблоко и кольцо, прихватил с собой. Пока они жили в Меси, он постоянно приносил ей что-то сверху, и сейчас не стал нарушать традицию. Усевшись обратно на свой стул, кер положил яблоко рядом с салатной чашкой. – Это тебе, и от Хэма в том числе. Придется мне в свои планы включить еще и ремонт. Эта трещина в стене не имеет никакой художественной ценности?
Нагнувшись чуть вперед, Реми поймал скинутую со стола пустую банку из-под детского обеда, и поставил обратно, чтобы Магали не дотянулась. Склонность бить стеклянные предметы ей, скорее всего, досталась от матери. Вспомнив об этом, кер перехватил запястье Ирен, и провел по выпуклому шраму, еще раз терпеливо подумав, какие конкретно желаемые действия присутствие дочери отодвигает на неопределенный срок, ибо жадность до нее за два года только усилилась.

Эта женщина вытворяла невообразимые вещи с его сознанием, начиная с легкого ощущения чужого напряжения через стены камеры. Эта женщина сводила его с ума почище всех ошейников мира, толкала на дела, не несущие в себе никакой необходимости для него лично. Эта женщина оставалась загадкой, насколько бы глубоко он ни копал, это нравилось и раздражало одновременно, заставляя приглядываться и прислушиваться, только догадываясь, отчего повеяло холодом и темнотой на этот раз. Возможно, дело было в том, что яблоко красовалось на столе в единственном экземпляре, отчего Реми довольно улыбнулся. Пусть в устроенном в Греции представлении необходимости и не виделось первоначально, но вот кое-какие выгоды его положение сейчас всё-таки в себе несло. В кои-то веки Хэм стал публичной личностью, известной в широких кругах и пожинающей плоды из посеянных Реми семян. Одно из них кер как раз и привез в качестве подарка. Стоило отдать должное Кестлеру, после себя он оставил достаточно, чтобы не сильно волноваться о трещинах в стенах, о новом яблоке, которое обязательно понадобится лет через десять, о собственной жизни с финансовой её стороны, хотя первые мысли и идеи в качестве «добропорядочного гражданина» вызывали поначалу приступы смеха. Всё, что он мог и хотел сделать сейчас, это повернуть Ирен к себе лицом и спросить «в чем дело?», потому что других возможностей узнать, о чем она думает, для него не существовало. Её беспокойство о времени не вызывало в нем того отклика, который бы требовался для реальных действий, потому что кер пребывал в уверенности, что гораздо больший взрыв ему предстоит увидеть, когда Ирен придется познакомиться с ним таким, каким он выглядел на самом деле. Реми не мог удержаться от предвкушения разрастающегося от нее страха, наверняка с еще более насыщенными узорами. Сомневаться в том, что будет именно так, не приходилось, ведь давать ей выбор в вопросе принимать его облик или нет, кер не собирался. Всё, что она до сих пор видела, тоже являлось частью его натуры, однако не обрисовывало её полностью, а скрывать в этом доме ему было нечего, не от кого, да и незачем.
Рано или поздно он приучил бы и её к мысли, что знает о каждом её страхе, о каждой вспышке недовольства или боли, и к тому, что причинами их возникновения с ним тоже надо делиться. Но сейчас упустил момент из-за переменчивости течения её эмоций, снова исчезающих из его вида. В который раз стоило подивиться умению Ирен увести его размышления в другую сторону или взглядом, или жестом, в данном случае еще и словами, словно приучающими уже его самого к тому, что «мы» и «нам» будет звучать теперь постоянно. Такой переход его веселил, особенно от получаемого раньше неизведанного удовольствия в перетягивании этого каната, когда он чего-то хочет от неё, а она от него, и это не измеряется вещами или деньгами, не несет в себе материальной прибыли или цели обогащения, скорее больше походит на обмен подарками, когда даритель получает столько же ощущений сколько и тот, кому подарок предназначается. А Хэма он собирался увидеть в обязательном порядке, разве что навестив его лично. Реми хотел потрясти старика на предмет его излишней осведомленности, а так же склонности к драматическим эффектам. Приедь же Хэм к ним, трясти стало бы именно его и уже от смеха: и не оттого, как именно видит кер свои следующие десятки лет, а оттого,  насколько ему это нравится.
Поцелуем в лоб он не удовлетворился, хотя Ирен, как он успел заметить, любила так делать, но ответил улыбкой из-за Магали, продолжающей себя вести примерно так же как он когда-то давно, пусть с меньшим изяществом в исполнении, но с точно таким же коэффициентом разрушений. Реми не забыл о своих планах в некотором изучении возможностей дочери, и с внутренним поощрением наблюдал, что стесняться или пугаться его она перестала. Сняв с волос кусок помидора и кинув его не глядя на стол, ибо чистого места на нем все равно оставалось мало, он еще раз посмотрел на трещину, прошелся взглядом дальше, окинув всю кухню целиком, дошел до лестницы наверх. Прикинул, что конкретно требуется Ирен в отдельной комнате кроме него, чтобы она была довольна. Вот уж чем ему никогда не приходилось заниматься, так это облагораживанием интерьера, но уже зная, что на первое время может сгодиться и узкая койка с тонким матрасом, хмыкнул и решил, что времени у него достаточно, чтобы сделать ремонт нормально.  Взяв яблоко и подкинув его на руке, Реми посмотрел на полки и положил его в один из старых навесных шкафчиков для посуды. Повернись разговор другим боком, откажись она от подношения, пришлось бы уговаривать и давить, но все же заставить его съесть, ибо это свербение «мало», похоже, пока еще не собиралось его оставлять.       
- Мне надо сходить на станцию за вещами сначала, - он направился прямиком в ванную, застыв на пороге, уже становящимся его излюбленным местом, и рассматривая мокрую, благодаря расшалившейся девочке, Ирен. Или крылья? Вышло бы быстрее, но днем он бы не рискнул появляться так близко от собственного дома в подлинном виде, однако пешим шагом прогулка растягивалась на несколько часов, в то время как Ирен стояла перед ним с мокром платье, облепившим тело словно вторая кожа, и держала на руках его веселящегося ребенка. Такое зрелище диктовало свои условия. – Но лучше съездить. Возьму твою машину.
На первой же охоте надо было бы прихватить из города нормальный автомобиль, который своим видом не вызывал бы жалость. При том, что Реми собирался отдать за него деньги, а не просто угнать, даже неозвученный еще факт считался некоторой уступкой самому себе. Пройдя чуть дальше в маленькую ванную, он проскользил ладонью по боку Ирен, обрисовав талию и спустившись на бедро. Момента, когда сможет «отметить приезд» он начал ждать, когда видел её в последний раз в Меси, и действительность превзошла все ожидания, потому что его женщина не переставала его впечатлять. Прикоснувшись губами к её губам, в первый раз за последние два года, Реми рывком вытолкнул свое тело обратно из ванной, чтобы не передумать и не отложить поездку, и направился к выходу, забыв спросить про ключи от машины, ибо обычно обходился без них.

Задержаться пришлось дольше желаемого, с учетом незапланированных остановок – намного дольше. Для того чтобы забрать свои вещи из вокзальных ячеек, не потребовалось много времени, но как только они оказались у Реми в руках, пришла мысль, что старая колымага, на которой он сюда приехал, способна выдержать еще немного прогулок по городу. Сначала он заехал в первый попавшийся банк и открыл там счет на свое имя, не став гадать, какими именем здесь пользовалась Ирен. Ему и в голову не пришло спросить у нее об этом, пока находился рядом, а теперь вдруг заинтересовало. В любом случае, он смог бы встретить со всем своим гостеприимством любого, кому неожиданно станет скучно на родине за неимением больше цели и противника, но из-за присутствия Магали не хотел, чтобы подобные встречи вообще имели место быть даже в перспективе. Из того же банка он позвонил Хэму, не удержавшись и сообщив, что никого не нашел, только бы старик не чувствовал себя победителем. Такое ребячество продолжалось не более минуты, но Реми ощутил весь ступор, царивший на противоположном конце провода, а от того уже не так тяжело воспринимая веселье Хэма, когда сказал, что дочь похожа на него. К таким взглядам, каким во время международного разговора за счет банка его награждала служащая этого самого банка, следовало привыкать. Хотя так же следовало отдать ей должное, смотрела она по большей части на трубку, на часы и на новую чековую книжку в его руках, избегая шрамов и татуировок. Не став отрывать её от работы надолго, Реми попросил старика перевести некоторую сумму ему на новый счет, после чего положил трубку, не вдаваясь в подробности. Если бы Хэму приспичило, то можно было быть уверенным – он узнает нужную информацию самостоятельно.
Что касалось финансов в целом, то Реми никогда не заботился об этом в достаточной степени, обходясь без излишеств, отчего и своих сбережений у него как таковых не имелось вовсе, появившись исключительно в последние пару месяцев, и то благодаря додельности Хэма. С собой он привез достаточно, чтобы счет открыли, но не достаточно, чтобы удовлетворить возросшие буквально за пару часов потребности. Но на предоплату нового автомобиля все же хватило. Можно было бы съездить за ним в Марсель, но зачем, если была возможность, заплатив чуть больше, не забивать себе этим голову. Реми постоял пару секунд молча, улыбаясь самому себе под нос и слегка смущая этим менеджера салона, скорее всего, уже нащупывающего тревожную кнопку. После упоминания детского сидения напряжение заметно спало, ибо причина улыбки продавцом была расценена по-своему. Даже если дочь пошла в отца, просто слишком медленными и маленькими шажками её маленьких еще ножек, то и сидение ей особенно не требовалось, однако объяснять это Ирен он бы не стал и пытаться.
Точно с таким же выражением лица он постоял около витрины ювелирного, только краем сознания воспринимая накрывшие весь персонал опасения, которые по большей части вызывали лишь его смех, потому что теперь его внешность отчасти соответствовала содержанию, а кер не привык, чтобы люди это видели. К тому же, какой иронией служил тот факт, что именно в этом городе каждый житель мог ощущать себя в безопасности от него. Так ни к чему и не придя, ибо повторять за кем-то давно умершим и забытым не хотелось, он отправился в небольшой строительный магазин, потратив там большую часть времени. К фразе «цена не имеет значения» советы по ремонту прикладывались бесплатно, ко всему прочему весьма полезно было узнать, что старое имение здесь знали еще до того, как его приобрела Ирен, так что особенно описывать состояние и не потребовалось.
Выехав обратно, когда уже начало темнеть, Реми все же был доволен, что такой приличный промежуток времени потратил не зря. Он и так, как оказалось, ждал слишком долго, и сейчас ощущал себя снова будто на подступах к ключу от свободы, когда нельзя было позволить себе спугнуть удачу излишней торопливостью. В таком потоке, подхватывающим событиями так насыщено, что не было времени продохнуть, он за свою жизнь плавал не раз, и даже не два. Но этот определенно сбивал с ног, ибо с утра у него не было ничего, а сейчас весь мир лежал под ногами. Он достал еще один ключ, так что причина для удовлетворения находилась отменная.  Заглушил мотор он, только когда увидел на веранде свет одинокого фонаря.
- Ну, как? – как в первый раз. Он усмехнулся и подошел ближе, хотя все больше темнеющее небо не могло скрыть от него проведенную подготовку. Как и в первую встречу – каблуки, макияж, легкий запах духов. Но впечатление снова другое, хотя и тогда, и сейчас это было сделано для того, чтобы произвести впечатление. Она выглядела чуть менее уставшей, чем с утра, но такой же взволнованной, что опять заставило его почувствовать некоторое самодовольство.   
- Помада размазалась, - еще один шаг ближе, и кер решил сам устранить этот небольшой нюанс, пусть вышло неидеально, ибо теперь краска была размазана еще и по его губам, а часть он просто-напросто съел. Может, именно поэтому без помады его устраивало больше, так что стоило поцеловать её еще раз, убирая остатки, а кер не думал себя ограничивать. Он не мог сказать, что она нравилась ему в любом виде одинаково, но в каждом он находил свою прелесть, свойственную только Ирен, и никому другому. Но волнения было слишком уж много из-за одних лишь каблуков, поэтому он пригляделся внимательнее, стараясь уловить те мелочи, которые в сознании женщины разрастаются обычно до неимоверных размеров. Легкие изменения не бросались в глаза, возможно, он снова не нашел бы отличий, если бы она не акцентировала на этом внимания. – Ты всегда красива, Ирен.
Кольцо, а теперь и внешность. Его женщина волновалась о странных вещах, а ему следовало это учитывать. Реми не сказал ей комплимент, просто констатировал очевидный для него факт.

Остальные приготовления он заметил лишь краем глаза и на ту долю секунды, которая позволила определить, что его голод мало связан с накрытым столом на веранде, ибо Ирен отлично справлялась с сервировкой своего. Реми это устраивало больше чем полностью, начиная с информации о яблоке, скорее призванной обратить внимание не на него конкретно, а на его действие. В дополнение к «ну, как», если его неожиданно оказалось бы мало. Но кер и так чувствовал её гладкую кожу без излишних напоминаний, не сравнивая, потому что не видел в этом никакого смысла. И грудь чувствовал тоже, и снова не в том контексте, какого ждала он него Ирен, хотя его постепенно начали одолевать сомнения на счет целей, которые она преследовала. Добилась она лишь одного – прочувствовать захотелось больше и полнее. Каждый сантиметр её тела, которое находилось от него слишком далеко и слишком долго, чтобы сейчас предаваться тому исследовательскому любопытству, с которым встречал её энтузиазм в первый раз, чтобы растягивать и медлить, как во второй. Дорвался. Может быть, она и готовила ужин для него, но сейчас переносила его на неопределенный срок, блуждая пальцами в поисках застежки ремня на его джинсах, либо наивно, либо наоборот, весьма расчетливо не только спрашивая, но и демонстрируя изменения в себе, которых он даже не заметил. Чуть сдавив предложенную на пробу грудь, Реми опустил обе руки и подсадил Ирен выше, обхватывая её ногами свои бёдра. Время на терпение кончилось, начиная счет на минуты, когда за каждую секунду хотелось сделать как можно больше, захватить в своё собственное распоряжение, или же позволить это сделать Ирен.
Допустив его до себя так просто, без изысков, намеренного кружения вокруг, пустых намеков, более чем открыто и искренне, его женщина не могла рассчитывать на то, что Реми станет сдерживаться или медлить. Как нельзя было ожидать от доведенного до точки голодающего маленьких укусов и осторожных глотков. Платье он старался не рвать, но и снимать не стал, ибо выходило слишком долго, так же как и идти куда-то в дом глубже кухни. Еще не разорвавшейся частью сознания, которая уже не принадлежала Ирен, а была полностью отдана в распоряжение Магали, кер натужно соображал, что шуметь слишком сильно нельзя, а от того закрывал рот своей женщины или губами, или ладонью, пока удерживал на себе, или подсаживал на кухонный стол, чтобы освободить руки для действий. Без слов больше, без лишних движений, не растягивая, а стараясь вобрать её в себя, отыгрываясь сразу за два упущенных года, за каждый проведенный без неё день, а оттого двигаясь слишком резко. Она чувствовалась так остро, что, казалось, какая-нибудь жилка где-то обязательно лопнет от напряжения, а когда это все же случится, он не заметит, ибо смотрит только на Ирен, и воспринимает только её.
- Ужин? – заговорив, только когда немного отпустило, усмехнувшись от того, что не сполз на пол, а продолжал стоять около кухонного стола на своих двоих, хоть и удерживаясь за Ирен обеими руками, кер выдохнул задержавшуюся порцию воздуха во влажные завитки волос, волнами спускающиеся на её шею. – Или это он и был?
Особенно замечать и чувствовать не было необходимости, чтобы понять, что джинсы он не снял, а она так и осталась в платье, пусть и спущенном с плеч максимально, а вот футболка валялась на полу по пути от входа до стола. Реми не был далек от истины, ибо расслабленная усталость прошла слишком уж быстро, уступив место вливающейся обратно силе и впечатлению, что именно сейчас преград никаких для него не существует как таковых.

Ему это отчаянно нравилось, с каким-то звенящим на высоте восторгом, который подходил ему не больше, чем всё остальное окружение сейчас; чем предлагаемая роль семьянина и зажиточного виноградаря. Не мог он раньше представить на одном месте с одной единственной женщиной, так же как и усмехающегося ей же в волосы от не сильно притязательной шутки, дополнительный вес которой придавала правильная направленность мыслей Ирен. По крайней мере, в первой половине фразы. Реми смотрел на нее с интересом, наверно, являющимся уже неотделимой от нее частью, потому что для кера неожиданно открывалась еще одна сторона её натуры, которую он не сумел разглядеть при других обстоятельствах и в другое время, с полным правом называющееся военным. С неохотой отпуская её на пол в свободное плавание, Реми снова потянул вниз поправленные бретельки, пользуясь тем, что рот её для протестов слишком занят, но не успел завершить начатое. Или не слишком старался, потому что достаточно было бы одного рывка в сторону стола. И в одном этом действии, вернее, отсутствии оного, проявлялось его отношение, ибо он остался на месте, поворачиваясь к раковине, и включая кран с холодной водой. Он готов был отпустить её куда и когда она хочет, пребывая в полной уверенности теперь, что она никуда не уйдет.
Набрав пригоршню воды, Реми выплеснул её на затылок и шею, хотя такого количества показалось мало, и лучше бы тонкой струйкой ему в ладони тек сразу жидкий лёд. Ирен пока еще неразрывно соединялась в его сознании с предложенным десертом, поэтому следом в ванную он не пошел, а подобрал с пола брошенную футболку и легко её встряхнул. Прохладный ночной воздух его нисколько не беспокоил, наоборот, приходясь особенно кстати. С веранды практически не было видно окрестностей, к тому же сильно сужал обзор свет одинокого фонаря, но за временным неимением другой цели, кер оглядывал место, которое теперь становилось его обиталищем на необозначенный срок. Реми старался не употреблять слово «дом», ибо рано или поздно даже в таком глухом месте заинтересуются их личным рецептом вечной молодости. А может так же относил это определение к списку тех, которые никак не хотели ложиться на его шкуру ровно. Откупорив бутылку вина, он налил немного в бокал, коротая время отсутствия Ирен, пусть продлилось оно и не долго. Здесь же около стола он подобрал и упущенный элемент её нижнего белья, не найдя ничего лучше, чем просто засунуть его себе в карман джинсов.
Не настолько ему хотелось есть, чтобы не воспользоваться желанием вышедшей обратно Ирен, сесть ему на колени, когда она всё же появилась. Руки оказались приятно заняты не вилкой, и Реми провел ладонью по гладкой ровной ноге, спускаясь до тонкой щиколотки и привычно обхватывая её пальцами, словно вспоминая это знакомое ощущение. Большой палец чуть утонул в небольшой выемке под косточкой, описав окружность по мягкой коже.
- Я хочу услышать, как ты жил без меня эти два года, - Реми оторвался от своего занятия, заодно пережевав теплый еще кусок мяса. Почти всё время он был занят в достаточной степени, чтобы самому не приходилось постоянно думать над этим же вопросом в отношении неё. Как оказалось, в этом он допустил серьезную промашку, хоть и не повлекшую за собой никаких катастрофических последствий. Сидя сейчас на веранде потрепанного поместья, слушая только стрекот сверчков и вдыхая наполненный ароматами местных трав воздух, ему уж точно не на что было жаловаться, потому что вопреки своему же собственному мнению о том, что привязанности ослабляют, он больше так не считал. Только благодаря Ирен он не просто захотел перевернуть вверх дном всю Грецию, но и сделал это.
- Кто сказал, что я жил без тебя два года? - он обернулся на темные провалы окон дома, напрягая слух, но не слыша ничего, помимо обычных звуков ночной природы. Хотя в прошлый раз Магали постаралась так, что слышно было очень хорошо и без каких-либо усилий. Кое-что он все же упустил. – За тобой пришлось серьезно последить, Ирен. Почти проводить до границы.
Он так и оставил вилку в её распоряжении, ибо теперь плавно блуждал ладонями по спине Ирен, без какой-то конкретной цели, почти бездумно, размышляя о метке, оставленной на её руке. Вопрос говорить о ней или нет, для Реми не стоял, но вот убирать её он все же не хотел, по большей части просто перестраховываясь. Редко когда его жизнь выходила на ровную поверхность относительного спокойствия. Стоило поставить такую же и Магали, и об этом он ей тоже сказал достаточно прямо, ибо этот вопрос относился к разряду тех, которые он и не думал начинать обсуждать.

Её молчание могло бы его слегка обеспокоить, если бы Реми больше обращал внимания на то, что эта женщина становится ближе ему с каждой секундой, проведенной вместе или порознь, но от этого не теряет той части собственной натуры, которая постоянно дарит ему сюрпризы: в поведении, в образе мыслей, в желаниях. Он мог задуматься над этой небольшой задержкой, но полагал, что думать здесь нечего и не за чем. Скорее всего, к существующим уже тянущим привязанностям Ирен прибавляла еще одну, в виде метки на своей руке, только эта ей не нравилась, ибо выступала тем же самым ограничителем. Кер не вдавался в подробности о том, как именно работает метка, выразив её суть несколькими словами, возможно, объясни он подробнее, пауза бы несколько сократилась.  Для Реми не было тайной местонахождение любого с такой же точно отметиной, но он не видел, где именно находится человек, просто при необходимости знал, куда ему надо идти и интуитивно ориентировался в расстояниях – не более того. Когда-то давно он отметил Хэма, выбирая самый надежный для себя способ связи из всех ныне существующих, потому что этот его ни разу не подводил. Затем прикоснулся к Алексе, прекрасно видя и её потенциал и жажду насадить головы всех огневиков на пики без единого исключения. Убить её было бы проще, но Хэм привык к девчонке, да и самого кера её упорство забавляло, ибо он видел в этом только лишь неудобство, но не опасность. Однако даже такое неудобство могло серьезно осложнить жизнь. Не будь у Ирен метки, он бы нашел её в любом случае, разве что времени это заняло бы чуть больше.   
Всегда азартно действуя сам, Реми пробовал проделывать то же самое и с ней, проверяя границы данной ей клятвы и ежеминутно рискуя перейти рубеж по большей части из-за потакания собственным желаниям. Сделав свой выбор тогда, сейчас отказываться от него было бы чересчур глупо, и если была возможность обезопасить Ирен и Магали, кер не видел причин ей не воспользоваться. Даже если кто-то из них против. Но спорить со своей женщиной в данный момент, когда она удобно устроилась у него на коленях, а его ладони достают до любой желаемой части её тела, было еще глупее. Вопрос как таковой не обсуждался вовсе, но некоторые выдвинутые условия Реми легко принимал, не видя в них никаких серьезных разногласий со своим желанием. «Позже» для него вытягивалось до совершеннолетия или приближенным к нему цифрам, поэтому он спокойно посмотрел в обеспокоенные глаза Ирен, все так же удивляясь тем предметам, которым она была склонна придавать слишком уж большое значение. 
- Хорошо. А до этого момента играть со мной в прятки ей будет не интересно, - повернув к себе Ирен полностью и подтягивая её ноги выше от холодного пола, он с интересом разглядывал каждую черту её лица, размышляя о том, что прямо сейчас она рассматривает его слова со всех сторон, может быть, примеряет на себя, преувеличивает и растягивает, раздувает до огромных размеров. Возможно, видит, как сама хочет спрятаться от него, и у нее не выходит. Если бы она внезапно захотела исчезнуть, Реми отпустил бы. Ненадолго. Но признавал сам для себя, что на самом деле выбора у нее в этом вопросе действительно нет, и больше всего хотел, чтобы он ей не требовался ни сейчас, ни впредь.
Ко всему прочему, кер сам обращал внимание на собственную фразу, звучавшую тайным магическим заклинанием, как по отдельному слову, так и в целом виде, ибо у него теперь была дочь. Часть его самого, так тесно переплетенная с частью Ирен, что отличий больше не было, а было нечто новое и цельное. Реми слабо себе представлял, во что это выльется, не представлял вообще отношений с ней или общих занятий, типа той же игры в прятки. Перед глазами не возникало ни единого образа, а оттого посмотреть вживую хотелось еще больше, потому что представлять и не было необходимости, в то время, как можно просто попробовать. 
- Это просто страховка, Ирен. Для меня. На тот случай, если потребуется… вмешательство, - Реми не смог удержаться от улыбки, настолько собственные слова напомнили ему «просто кольцо», однако в Греции метка сделала свое дело, позволив четверым из «Огня» без потерь выехать за пределы страны, не узнав, что для этого потребовались некоторые, пусть небольшие, но всё же усилия. Ладонью он обхватил её шею, поднявшись до щеки, прибавляя себе в копилку еще один жест, который становился привычным, не теряя при этом ни толики своего эмоционального фона. Может, со временем он осознал бы, что такого рода страховка больше не требуется, хотя войны были склонны перетекать одна в другую с небольшим перерывом мирного времени, но пока вопрос был закрыт.