Он бы узнал в ней француженку, не скажи она ни слова с тех самых пор, как впервые переступила порог его камеры. Когда надо – надутые губки, когда надо – «нет» или «да» одним только взглядом, хотя губы говорят другое, и, естественно, запах собственной свободы даже в затхлом плесневелом мешке на голове. Нация исключительных женщин, знающих себе цену, пусть иногда и завышающих её, пока неопытный кавалер слепо очарован полуопущенными ресницами, не изменяющих себе, начиная с самого появления кера на этом свете и заканчивая темной весенней ночью в лесу недалеко от побережья. Глупо было бы не называть её на «ты», а ожидать, что Ирен забьется под нары, решив, что не стоит упускать возможности красиво умереть в страданиях, став одним из мучеников «Огня» принесших свою жизнь на плаху справедливого правления Кестлера. И рассчитывать, что остановится, отвоевывая себе новые территории, тоже было глупо, ибо в таком темпе, с гордо поднятой головой и слишком смелыми для ситуации словами, она в скором времени бы потребовала немедленно вернуть её туда, откуда взял, да еще и сделать всё, как было, одев обратно кандалы на свои руки. И всё это за несколько минут, доставшихся в распоряжение вместе с относительным одиночеством тесной землянки. Реми заинтересовано повернулся к ней корпусом, наблюдая за происходящими метаморфозами, и прикидывая, что было бы, не отдай он ей золотую безделушку. Может быть, горящие гневом глаза и едкие ругательства, срывающиеся с губ. А может, чуть больше мольбы в голосе, чуть больше слез и трагического заламывания рук. В любом случае, у него каждую секунду проходящего времени имелся шанс проверить собственные догадки и посмотреть на результат.   
Пока же он только смотрел, как она мнется в своих туфлях около порога, не наступая в густую грязь, ожидающую чуть дальше, и не решается сделать шаг то ли из-за боязни провалиться по колено и испачкать свои точеные ножки, то ли собираясь продолжить перечислять, почему Реми на её взгляд должен выглядеть глупо. Занятными в его воображении выходили оба пути, прибавляя в себе стиснутый в её ладони бинт, которым она так и не воспользовалась. Её дело. Но вторая часть превзошла все его самые смелые ожидания, на секунду вгоняя в ступор, чтобы выйти из него слегка наклонив голову в сторону, и рассматривая Ирен с невидимым флагом наперевес уже под углом.
- Серьезно? – удержаться не было ни сил, ни особого желания, отчего Реми откинул голову назад и расхохотался, представляя, что именно у Кестлера слиплось от елея в момент произнесения подобной речи. Дипломатия в действии всегда вызывала смех, как и все остальные кулуарные игрища, устраиваемые с одной единственной целью – выбить из противника больше, чем придется отдать самому. Артур, в этом и во всех остальных случаях, жертвовать планировал разве что посыльным, сейчас мнущимся около выхода из временного убежища. Реми такой подарок принимал, но должной благодарности за это, как за само собой разумеющееся, не испытывал. Вряд ли хоть у кого-то, кто имел честь лично познакомиться с кером, возникла бы хоть тень сомнения в том, что он откажется, что он вообще рассматривать предложение не в разрезе шутки не будет. Смех затих слишком уж резко, словно захлопнули парадную дверь, отделяя богатый сытый мир веселья от убогих нищих улиц, а взгляд полностью лишился вспыхнувших было веселых искр, став таким же внимательный и цепким, как и прежде. – Ну что ж, посмотрим, что я сделаю еще.
В два шага оказавшись ближе к Ирен, он потянул её за локоть, заставляя ступить на более зыбкую почву, во всех значениях этого выражения. В данный момент ему в голову пришла еще одна, не менее занимательная мысль, касающаяся времени, когда послание было передано курьеру. Вариантов существовало всего лишь два: либо парламентер в лице этой женщины предпочитал ходить вокруг да около, выясняя его знание французского, прежде чем выложить все начистоту, либо разговор с начальством выпал из его обзора, и некоторые интересные вещи, вроде не торчащего из его груди ножа, получали свое достойное объяснение. Оценив всю опасность тех сведений, которые Ирен могла бы передать, окажись второй вариант верным, Реми пришел к выводу, что её нет вовсе.
- И вам действительно кажется Ирен. Переставляйте свои длинные ножки быстрее, идти придется долго, - уверенность в том, что задай он прямой вопрос о времени маленького совещания, получил бы на него прямой и честный ответ. Но вот вся соль подобных сведений сейчас покоилась в виде сережек полностью под его контролем. Больше делиться с кем бы то ни было своими секретами за его спиной у Ирен не было возможности, как и у любого обычного человека, что ставило их еще на одну ступень ближе друг к другу, ибо ошейники имелись у обоих.

Как жаль, что городские вылизанные до неприличия дамы не возили с собой в дорогих приземистых автомобилях фонари. Сейчас луч света пригодился бы гораздо больше, чем её миниатюрный пистолет, покоящийся на дне залива, ибо в лесу приоритеты определенно менялись. Они не зашли настолько далеко вглубь, чтобы хотя бы мельком увидеть любое из обитающих в заповеднике диких животных, отчего опасность здесь представляли предметы неодушевленные, но, несмотря на это, живые. Любой неосторожный взгляд в сторону грозил закончиться засветивший в глаз веткой, а неловкий шаг в сторону – переломом ноги на дне подвернувшегося в темноте оврага. К вопросу о неловкости. Светлые туфли и край платья, выглядывающего из-под плаща, обозначили каждое движение Ирен достаточно четко, чтобы можно было сдерживать смех, глядя на переваливающиеся тяжелые шаги на высоких шпильках, измеряющих теперь глубину слоя пропитавшейся дождевой водой грязи. Складывалось ощущение, что на каждом её плече в дополнение лежало по мешку с песком, и нельзя сказать, что кера это категорически не устраивало. Добро пожаловать в суровую реальность, где таким маленьким избалованным девочкам всегда рады. Реми ничего не знал о её жизни, ничего не хотел о ней знать и в дальнейшем, но вялая апатия, сквозившая и в словах и в действиях, его полностью удовлетворяла, ибо служила прекрасной альтернативой брыкающейся и кричащей бестии, которая не желает путешествовать в неприятной для себя компании, да еще и в качестве пленницы. Возможно, ему еще предстоит познакомиться поближе с взрывными чертами характера этой женщины, но он всерьез рассчитывал, что на тихой и спокойной твердости все и ограничится, ибо разочаровываться не особенно и хотелось, тем более что обеспечить ему очередное развлечение непредвиденной выходкой, вроде хреново поданного, но блестяще выполненного соблазнения, она могла и так.
На оба её вопроса об одном и том же, по сути, Реми прокручивал в голове тысячи вариантов. Какие-то из них были приятными, какие-то не очень, но ни в одном она не казалась лишней, потому что являлась тузом в рукаве. Что поделать, Кестлер выбросил его на ветер, а кер удачно подхватил, и отпускать не собирался, ибо предполагал, что её имя уже обведено черным прямоугольником в списках «Огня». Тот факт, что она еще жива, похоже, удивлял даже её, и грех было этим не воспользоваться в личных целях.
- Лучше вам этого не знать, Ирен, - вряд ли она от обилия информации стала бы просыпаться в холодном поту, ведь сейчас и находилась внутри кошмара, по мере своих сил способствуя его образованию, хотя бы и тем, что попалась в камере ему под руку не просто так. Трудно сидеть в камере перед закованным в цепи, пусть и не совсем человеком, и рассчитывать на счастливый финал для себя, если ему взбредет в голову сбежать. – Однако на счет балласта вы угадали.
С таким шагом даже без обуви за ночь они прошли бы максимум километров пять, и это еще в лучшем случае при хорошем раскладе, что Реми не устраивало абсолютно. Ночной лес для него не выглядел жутко, не беспокоили то и дело раздающиеся скрипы старых деревьев, сгибающих свои макушки под порывами гуляющего где-то на высоте ветра, да и уханье сов лишь разбавляло подернутую туманной дымкой испарений темноту. Но вот тащить под руку по грязи еле волочащую ноги женщину ему не улыбалось, отчего выход из ситуации напрашивался тоже только один, раз уж он решил не оставлять её тело здесь, как напоминание о себе для ищеек Кестлера, когда они доберутся до этого места.
- Поднимите платье повыше, ибо прогулка для вас плавно превращается в поездку, - локоть он отпустил, убедившись, что она не осядет в грязь без опоры, и повернулся к ней спиной, чуть присев, чтобы удобнее было подхватить новообразовавшийся рюкзак.  С ограниченными, чуть ли не обрезанными под основание силами такой дополнительный груз урезал его собственную проходимость, но вот если учитывать, что идти ему в любом случае пришлось бы не одному, выгоды в увеличении скорости превалировали. Хотя существовал и еще один уже испробованный вариант, ведь сюда он её дотащил на плече, предварительно приложив головой, так что можно было бы повторить, вздумайся ей снова поднимать свои боевые флаги.

Легко хмыкнув на довольно странное выражение, особо ни к чему не приписываемое, Реми чуть нагнулся вперед, чтобы ноша за плечами не съехала вниз, вздумайся ей внезапно заснуть. В конце концов, пешим шагом они протащились приличное расстояние – метров семьсот, если уж быть совсем точным, что вызвало дополнительную усмешку. Усталость у них ни в коей мере не измерялась одинаково, кер признавал этот факт даже без длительных размышлений. Шагая по тихо живущему своей жизнью лесу, уже не беспокоясь, что сзади рванет за руку чужое падение, он нагружал собственный организм разливающейся по мышцам тяжестью. Руки приятно ныли, а ноги работали уже автономно от головы, наступая на твердую устойчивую поверхность. Недостаток сна тоже давал о себе знать, ибо после его последней выходки в тюрьме спать казалось вообще невозможным из-за того, что каждый неловкий поворот корпуса прогонял едва пробивающуюся полудрему. Теперь же внезапно возникшее чувство отсутствия любых внешних рамок для него, как для кера без крыльев, уже само по себе опьяняло. Два года – не слишком большой срок, если брать во внимание полный его возраст, но Реми нравилось жить, а не существовать, так что каждым отдельно взятым днем он хотел распоряжаться по-своему. И не сказать, что раньше в тюрьмах сидеть не приходилось, пару раз срок гораздо превышал то заключение, откуда он вырвался, однако тогда это было его желанием, его волей, а поэтому и уйти он мог, когда в голову пришла бы эта мысль.
Поэтому сейчас вся усталость принималась исключительно с чувством полного удовлетворения, растягиваясь до тех самых пор, пока он не упадет в изнеможении. Целыми днями нарезая замкнутые круги по маленькому пространству камеры, у него ни разу не вышло так устать, разве что выдохнуться от бессилия, потому что маршрут надоедал уже на первом круге. Реми предпочитал физическое утомление моральному, и стряхивал с себя последнее с каждым пройденным шагом, пусть и не оставляя сзади дорожку, а, скорее, ссыпая весь шлак Ирен, подставляющую раскрытые ладони под щедрые дары. Свой груз, постепенно становясь чужим, приобретал более приятные оттенки для его дремлющего существа, отчего поход смело можно была называть почти что увеселительной прогулкой, ничуть не испорченной той долей опасности, которая всегда преследует беглых заключенных. Ко всему прочему, эта женщина на спине едва ли не приравнивалась к его талисману, пусть и с завидной частью иронии, так как, пройдя еще буквально километр, Реми сбавил шаг и изменил направление.
Сквозь яркий запах свежести прошедшего дождя, наряду со сладковатыми нотами гниющих с прошлого года опавших листьев, в воздухе прямо-таки завитало присутствием человека. Опилки, дым, немного пластика, и самое основное – запахи бензина и масла. Гадать долго не пришлось, потому что через пару метров сквозь плотный строй деревьев проступил небольшой пятачок расчищенного леса с домом егеря. Лесное хозяйство тут стояло не на первом месте, и даже не на втором, так что чисто номинальная должность предполагала под собой весьма скромный штат сотрудников, то есть примерно одного на пару десятков квадратных километров. Реми не видел смысла гадать, кем был этот лесничий, человеком или нет, из «Огня» или простым лоялистом, всё, что от него требовалось – это машина, как раз стоящая возле крытого гаража, больше напоминающего деревянный сарай. Само наличие автомобиля говорило о так и не начавшихся поисках по лесу, выступая дополнительным собранным бонусом в не совсем равной по численности сторон игре. Лишний шум поднимать не хотелось, поэтому Реми перестраховался, вытянув пояс из плаща и намотав на её руки, пока она не сообразила, что к чему. А вот милый ротик мог раскрыться в любое время, невзирая на его просьбы, так что вместо оставшегося на одной из тропинок бинта кер использовал полоску платья, резко дернув материю вниз.
- Лучше вам вести себя тихо, Ирен. Жаль, что бинт вы потеряли, - сработай неожиданно сигнализация на внедорожнике с эмблемой лесничества и нома, он бы не сильно расстроился, потому что, судя по полученным из названия округа данным, ехать ему предстояло не так уж и далеко. Открыв дверь с пассажирской стороны, он помедлил долю секунды, и так и не услышав резкого сигнала, открыл шире. Правильно, кому красть машину в лесу. Кроме меня. Усаживая Ирен на пассажирское сиденье, он пристегнул её ремнем безопасности, и затянул оставшийся свободным один конец пояса на ручке сверху стекла, пусть узел вышел совсем слабым, так как длинны импровизированной веревки не хватало, но хоть пару рывков должно было выдержать. Обойдя транспорт перед капотом, глядя не на окна дома, а на движения женщины в салоне, кер ожидал, что она рыпнется за руль, и давать ей такую возможность вовсе не хотел. Мотор завелся мягко и тихо после того, как Реми снял панель с рулевой колонки, отвинтил оставшиеся шурупы и повернул канцелярский нож в отверстии для ключа зажигания. Выгадывая еще несколько часов до обнаружения пропажи, он плавно тронулся с места, крадучись пробираясь между деревьями, а не рванул, выжимая из казенной машины все соки, хотя последнее всегда можно было успеть сделать, обладай местные лесники чутким сном.

Сходство стало несколько очевиднее, отчего поступки Ирен угадывались с большей долей вероятности, распространяя инстинкты выживания не на какую-то определенную расу, а в целом, захватывая отдельных представителей из каждой. Точно так же сам кер тихо сидел в углу камеры, высматривая первый попавшийся повод начать свой личный бунт. Возможно, со стороны он выглядел не настолько отчаявшимся, как она, не настолько радовал посторонний взгляд, ибо не было рядом любителей, способных оценить порыв. Но он был на это способен, и пользовался моментом, может быть, имей в запасе больше времени и не такие высокие ставки, даже отпустил бы её где-то около дома и позволил пробежать те несколько метров, которые творят из надежды веру. Только затем, чтобы потом сломать и ту, и другую. Но учиться никогда не было поздно, и именно из-за своей самонадеянности он оказался с ошейником на шее, поэтому её резких порывистых движений ему хватило. Точно так же, как и брошенной, почты выплюнутой фразы, прорвавшейся, как только Ирен самостоятельно освободилась от кляпа. Не петляй проселочная дорога между деревьев, не реши он ехать с выключенными фарами первый километр, обязательно повернулся бы посмотреть на выражение её лица, ибо сопровождающие слова эмоции не говорили ему абсолютно ничего, отчасти он ничего и не чувствовал. Но, так или иначе, ему было все равно.
- Не стоит винить меня в собственных неудачах, - какими бы ни были эмоции, положительными или отрицательными, они разительно отличались от равнодушия, но поневоле оказывались на одной чаше весов. – Спите.
Наконец, выбравшись на нормальную дорогу, покрытую асфальтом, Реми решил все же не включать фары, так как в обе стороны на дороге его машина оставалась единственной, и он знал, почему так происходит. Два часа до города хотелось сократить по максимуму, и чувство, что какая-то дорожная авария может закончиться его смертью, казалось внове. Не слишком медленно, и вовсе не до конца верно, но все-таки ощущение собственной неуязвимости по сравнению с человеком отступало дальше с первого неприятного открытия эффекта ошейника. Плюс рядом, проглотив язык, на сей раз без просьб, сидела Ирен, которую принимать в расчет следовало, во избежание необходимости проделывать весь путь обратно в камеру, если в этот раз охрана не будет умнее, и не пристрелит его на месте. Поэтому Реми не гнал изо всех сил, скрывающихся под капотом у угнанного внедорожника, и придерживался золотого на данный момент правила «тише едешь – дальше будешь». Ко всему прочему, по крайней мере один дорожный знак с точными координатами ему все равно требовался. Ночь только-только растягивалась по небу, разрываясь лишь в блестящих точках звезд, ибо луна предпочла не высовываться из-за облаков, даже являясь единственным источником света на всю округу, но вовсю буйствующая весна сокращала темное время суток, ужимая до размеров нескольких невразумительных часов. Следовало привыкать к отрезанной возможности появляться днем в скоплении народа, и Реми отлично знал, что вырабатывать эту привычку будет долго и тяжело, вычеркивая опыт и воспоминания прошедших двух с половиной сотен лет. Может быть, станет искать способ вернуть хотя бы лицо, чтобы сливаться с толпой тогда, когда ему это нужно, так как жалел не потерянный облик, а идеальный способ маскировки.
На его счастье или на той же самой волне везения, которая несла кера в пригород Верии, дорожный знак показался до того, как он успел свернуть в противоположную нужному направлению сторону. Оставшиеся до самого города километры внушали желание прибавить скорость, накатывающий сон твердил то же самое, а вышедшая, наконец, из-за облаков луна подсветила дорогу, поэтому Реми наплевал на осторожность, как и тысячи раз до этого. Стрелка на спидометре подскочила вверх, начав заваливаться на правую сторону, а пейзаж за окном слился в горизонтальные полоски слишком быстро мелькающих картин. Одно плавно перетекало в другое, так что возможности посмотреть на Ирен он так и не получил, но рассчитывал, что она всё же заснула или хотя бы приняла свое положение как данность. Снова. До тех пор, пока не найдет для себя еще один стимул действовать. Ремень безопасности предохранял его от резкого движения в сторону руля, а более плавное и медленное он бы заметил краем глаза, так что вел машину, не обращая особого внимания на эту «помеху справа». Совсем забыть о ней не позволяли обстоятельства и тонкий флёр её эмоций, слишком свежих в памяти, чтобы окончательно выветриться из салона даже за те несколько часов, которые они провели уже в дороге, погруженный каждый в свою тишину.
Как только Реми пересек границу нома, он свернул снова на проселочную, теперь уже полностью уверенный, куда ему ехать, причем так, что весь путь смог бы проделать с закрытыми глазами. А слишком жаждущей освободиться Ирен лучше было бы не запоминать отдельно взятых названий, способных не только запасть ей в память, но и потом перекочевать в головы ищеек. От вида урбанистического, чуть потрепанного временем пейзажа, изученного вплоть до каждой мельчайшей детали, до каждого сколотого камня под каждым подоконником, пока еще скрывающихся в темноте домов кер подобрался и стиснул руль сильнее.  Он притормозил на ответвлении дороги в Меси и повернулся к Ирен, понимая, что сольное выступление повторится, дай ей только повод выйти на сцену. Не говоря ни слова, потому что она и так, скорее всего, прекрасно понимала, к чему идет дело, Реми прихватил её за шею, повторяя проделанный еще в камере трюк. Вариант со связыванием в городских условиях не работал, потому что с извивающейся отчаянной женщиной на плече пришлось бы чесать пару кварталов, и слишком велик был риск не уследить за каким-то из её телодвижений.
Здесь прятать машину уже казалось негде, но кер рассчитывал найти Хэма быстрее, чем кто-то обнаружит брошенный внедорожник, следовательно, машину разберут на запчасти еще до того, как ночь пойдет на убыль. Пользуясь тихой атмосферой, которая так и останется тихой, появись на горизонте вооруженный отряд с флагами «Огня», если таковые у них имелись, Реми осторожно подъехал ближе к жилым домам и остановился окончательно. На этот раз обыскивать машину в поисках полезных вещей он не стал, подхватив Ирен на руки и двинувшись по едва видимой дороге, переулками и подворотнями к нужному дому. Ночью город не просто спал, он напряженно смотрел в окна сотнями любопытных пугливых глаз, и кер очень желал бы, чтобы ни единая пара не узрела его с бессознательной женщиной на руках, дабы чувство лояльности к правящей власти не толкнуло на сообщение о нарушителях порядка. Он сильно облегчил бы себе жизнь, пронеси её как и в лесу на плече, но в условиях, когда нельзя было быть уверенным, что останешься незамеченным в грязной тени заваленных мусором подворотен, вид женщины именно на руках создавал некоторое впечатление того, что она оказалась на них по собственной воле. Обманчивое, естественно, но вряд ли это было кому-то интересно. Заколоченные окна первых этажей на окраинах производили не слишком приятное впечатление, но с продвижением вглубь города ситуация менялась не слишком сильно. Даже шесть-семь лет назад, когда Хранители сидели по своим норам и устраивали мелкие междоусобицы сродни любой криминальной группировке в сравнительно большом городе, провинция тихо жила своей размеренной вялотекущей жизнью. Ночью узкие второстепенные дороги почти всегда оставались пустыми, пропуская раз в десять-пятнадцать минут единственную машину. На главных же движение замедлялось, практически засыпая вместе со всем остальным городом. Но вместе с изменившимся временем и введением повсеместного комендантского часа перемены забрались и сюда. Два года для человека все же должны были много значить, но существенных перемен Реми не замечал, ибо вынужденно прислушивался к любому шороху, производимому не им самим, чего раньше и в мыслях не было. Ко всему прочему руки чисто по-человечески устали, и этот дополнительный аспект сравнения с расой ниже его вносил свою ноту в острую напряженную музыку невидимого оркестра. Вот это ему уже больше нравилось, старое-доброе ощущение, что сейчас из-за любого угла на него вылетит олицетворение опасности в любом её воплощении.Пришлось растянуть дорогу, обходя небольшую площадь перед ратушей, чтобы не выходить на открытую местность. Риск как дело благородное, осталось спрятано где-то глубоко, а достать его на свет божий мешали основательно занятые руки. Выйдя на финишную прямую, в основном проходящую по сеточному забору между двумя, особенно близко посажеными домами, Реми сначала увидел блики передвигающегося источника света в стеклах вторых этажей, а только потом услышал за углом шум приближающегося автомобиля. Размышления остались валяться на асфальте, в то время как кер уже вжимал Ирен в заднюю дверь ближайшего здания, пригибаясь за очень кстати выставленными на ночь баками с мусором. Изменения все же обнаружились, причем не в лучшую сторону. Видимо, если в Афинах царила тишь да гладь, то окраины требовали к себе повышенного внимания, что усложняло ситуацию в разы. Реми это касалось мало. Раньше. А теперь ему требовался Хэм и некоторые собственные вещи, оставленные на этого Хранителя. Выглянув в просвет между двумя баками, и провожая машину взглядом, он лишний раз убедился, что ошейник ему не к лицу, ибо раньше скрываться не приходилось. А в охоте за новыми впечатлениями некоторые все же стоило пропускать. Переждав еще две-три минуты, заодно размяв руки, он продолжил путь пока не уперся в старый  деревянный забор, каких по всему городу насчитывалось всего несколько, и то на самой окраине около аккуратных газонов с фигурными почтовыми ящиками. Пару раз толкнув его ногой, и убедившись, что дверь калитки заперта, Реми прищурился и застыл на месте, затылком чувствуя чей-то пристальный взгляд.
- Смотрю, время даже над тобой поработало, - тихой щелчок возвестил о том, что предохранитель вернулся на свое законное место. Медленно повернувшись на голос, кер все-таки улыбнулся, определив в высоком тучном силуэте Хэма. Этот старик представлял собой отдельно взятую человеческую жизнь, прожитую перед глазами Реми, можно сказать, что знакомы они были уже целую вечность, точнее – около семидесяти лет, ибо в первый раз пацан попался на глаза, когда ему еще не было и десяти. Теперь Хэм больше походил на опустившегося Санту, который не брезгует спиртным, но так же предпочитает печенью с молоком походы в качалку. Борода за два года никуда не делась, обветренное красное лицо осталось точно таким же, а внимательный острый взгляд ощущался даже сквозь темноту. Но одна деталь все же изменилась кардинально.
- С каких пор ты человек?
Сплюнув сквозь приличную щель в зубах, Хэм хохотнул и прошел к двери, ковыряясь ключом в замке. И то верно, при наличии патрулей догадаться казалось несложно: Хранители первыми попадали под удар, а найти их при возможностях Кестлера становилось проще простого, так что валяющиеся у Реми серьги теряли свою ценность. Хранителями торопились стать только лоялисты, потому что остальные не имели в запасе достаточно времени на изучение техник, чтобы с их помощью хоть как-то защитить себя. Будь в машине Носитель, а у него на руках прежняя Ирен, путь мог бы закончиться гораздо раньше. Разговор затих до тех пор, пока оба не оказались внутри, пройдя два шага узкого двора и скрывшись за более внушительной дверью одного из немногих здесь трехэтажных домов, принадлежащих одному владельцу. Они слишком хорошо друг друга знали, чтобы делиться новостями, одного вопросительного взгляда на женщину было достаточно, равно как и довольного хмыка в ответ. А вот с ошейником следовало разобраться более детально, так же как и с дорогой до Афин, ибо в другой конец страны теперь сложно было доехать на машине с открытым верхом, слушая старые хиты от каждой радиостанции, мимо которой проходила трасса. Времени на переговоры теперь выдавалось предостаточно, так как с эффектом неожиданности не срослось с самого начала, как только Реми принял решение забрать женщину с собой.  У Хэма проклевывались свои наметки на сей счет, он и так пропустил мимо обсуждений изменившийся внешний вид кера, однако бить по голове Ирен еще раз отнюдь не хотелось, потому что столь частое злоупотребление силой могло выйти боком обоим, а на всю ночь одного легкого нажатия в основание шеи не хватало. Зато старый проверенный друг как всегда предоставил отличное решение, открыв проход в подвал, мало чем отличающийся от комнат наверху, стараниями владельца. Правила Хэма звучали достаточно четко: «гостями» могли быть только люди и мифические. Никаких исключений, будь ты сам глава «Эгейнста» или  «Серебра», и сиди у тебя на хвосте объединенные силы Кестлера. Именно поэтому Хэм оставался кристально чист перед лицом закона, а его гостевой этаж не обнаружен. Прихватив с собой поесть, Реми спустился вниз, но дверь попросил закрыть снаружи, вызвавшись исполнять роль добровольного стража при чересчур активной пленнице.
Вид помещения внизу радовал глаз, особенно на контрасте с землянкой, и уж тем более выигрывая по всем параметрам у тюремной камеры. Здесь отсутствие окон воспринималось необходимым, а висящие на глухой стене гардины вообще компенсировали этот недостаток, создавая эффект задернутых штор. Светлый цвет стен делал комнату поживее, но больше всего кера порадовал минибар и душ, а так же наличие кровати. Больше особо от жизни ему ничего и не требовалось, разве что пройтись по всему помещению, собирая колюще-режущие предметы. Первый раз обнаружив себя без ножа в груди, больше он на такую удачу надеяться не стал, решив лишний раз перестраховаться. Взглянув на уложенную на кровать Ирен с развязанными уже руками, и не став приводить её в чувства, ибо пара лишних минут тишины еще никому не мешала, он открыл дверь маленькой ванной, чтобы не терять её из виду, и посмотрел на ботинки, которые снять можно было, только разрезав их толстую кожу с боку. Усевшись прямо на пол, Реми приступил к делу, периодически поглядывая в комнату.

Нож прорезал кожу ботинка с трудом, ибо не был предназначен для подобного обращения, являясь лишь одной из письменных принадлежностей. При достаточном выборе из всего, что кер успел попрятать, в руке оказался именно тот нож для разрезания писем, прихваченный из утопленной машины. В любом случае, двух глубоких разрезов на обоих ботинках хватило, чтобы ноги можно было достать, не сделав хуже. Обе лодыжки распухли и приобрели себе в украшения точно такие же красные кольца стесанной кожи, что красовались на запястьях. В последнее время эта форма встречалась слишком часто, чтобы не вызвать улыбку. По крайней мере, так Реми нравилось значительно больше, чем с металлическими кругами, оставившими такие отметины. Отставив в сторону ненужную уже обувь, и подняв глаза, он встретил взгляд очнувшейся уже Ирен, не пожелавшей возвестить о самочувствии ни единым словом. Незаданный вопрос Хэма вспомнился сейчас более ясно, да и продолжение, уже произнесенное вслух рождало любопытство, потому что его друг, один из немногих, кто заслужил право таковым называться, не преминул сообщить на прощание, что «девочка послужит свою службу». Скрытая за несколькими словами суть интересовала кера еще более от того, что Хэм не стал бы распыляться на несущественные для Реми дела, вроде обмена одной из самой верхушки «Огня» на материальные блага, и не важно, кто именно выступит покупателем: та самая верхушка, или кое-кто из Сопротивления, всё еще считающий, что борьба не напрасна. На цену вопроса это никоим образом не влияло, да дальнейшую судьбу Ирен – очень. Однако кера не интересовало, а, значит, Хэм имел в виду нечто особенно занятное, что хотелось узнать в ближайшем будущем, после отдыха, не обремененного воплями на ухо с требованием отпустить.
Молчание обнадеживало, но стоило ему отвернуться, как Ирен обязательно начала бы щемиться на выход, скрытый за лестницей наверх и безопасно запертый снаружи. Возможно, предварительно выкинув фортели из серии «я готова на все», разве что без головокружительного продолжения, когда небеса моментально спускались на землю, чтобы одарить участника представления всеми своими радостями. Реми подмывало проверить, что именно давала ей способность как Хранителя, и что она представляла из себя в постели теперь, когда лишилась сережек, но больше грел сам факт полного обладания женщиной, его личной собственностью, которой он волен распоряжаться так, как ему будет удобно. Небольшой заменитель той свободы, которой он лишился в тюрьме. Паленый суррогат, знаменующий боль от раскалывающейся на утро головы, потому что истинный вкус отсутствия рамок нельзя было подделать маленькими нехитрыми трюками, вроде утверждения себя за счет более слабого противника.
Поднявшись с места, он подошел к кровати и сел на самый край с той стороны, к которой Ирен оказалась ближе. Её отсутствие оков на руках тоже не вводило в заблуждение, она, скорее всего, так же как и он не довольствовалась подачками, требуя большего каждый раз, как появлялась возможность. Иногда меняться ролями тоже было поучительно, вот только он не стал бы растрачивать отведенное время впустую на вопросы о знании языков или же подобные глупости. Дай ей тогда волю, может, она бы и не сдерживалась, покачивая ножной перед его глазами и изучая закованного в цепь преступника одними лишь глазами. Но нет, чопорные дамы требовали чопорного поведения, моментально забываемого в стрессовой ситуации. Кер улыбнулся и молча потянул вниз за шиворот плаща, почти заставляя Ирен снять его, чтобы он мог сбросить грязную тряпку на пол, вытащив из-под женщины. Следом пошла молния на платье, которую сложно было расстегнуть до конца, но это Реми и не требовалось, он наслаждался самими молчаливыми действиями и производимым ими эффектом, отчего улыбка стала значительно шире, а спектр узнаваемых эмоций больше. Проведя ладонью по длинной стройной ноге, и собирая пальцами вожделенный чулок, он тихо вздохнул и посмотрел снова Ирен в глаза.
- Дальше сами. Душ за моей спиной, - забрав себе тонкий ажурный сувенир, Реми поднялся с кровати и начал стягивать с себя рубаху, пропитанную дождем и потом, заляпанную привезенной из леса грязью.

Женщины: тигрицы, кролики, трепетные лани и домашние курицы – весь ассортимент, который мог бы предложить самый большой на земле зоопарк, не похожие друг на друга, и вместе с тем одинаковые прямо-таки до боли. Ирен, как и многие другие до нее, да и, скорее всего, после, сейчас демонстрировала свою мягкую кошачью лапу, и словно бы говорила ему: «смотри, внутри есть когти». Но когда был шанс их показать, в том момент, пока он валялся на полу землянки, пребывая где-то в лучшем мире, она то ли спасовала, испугавшись испачкать свои милые тонкие пальчики в чужой крови, то ли оставляла его для чужих рук, не насколько щепетильных в отношении перемалывания неугодных. Какими бы ни были её объяснения, планы или предположения на свое же собственное будущее, его это устраивало, ибо ничего общего с действительностью не имело, а думать про себя Ирен могла о чем угодно без исключения. В данный момент, по всей видимости, желала, чтобы последнее слово осталось за ней как своеобразная защита, небольшая демонстрация того, что воля еще при ней и за свою жизнь, за свои слова она в ответе. Реми это отчего-то не нравилось, не из-за природной любви к отрицательным эмоциям, и не из-за живого восприятия чужих страданий, а потому, что даже при наличии разделяющей их сейчас двери ванной комнаты, Ирен должна была отчетливо уяснить себе, что существенных преград нет, ибо она принадлежит ему. От момента, когда переступила порог его тюремной камеры, и до момента, когда он сам не выпустит, по своему желанию или без него. О последнем следовало подумать заранее, поговорить с Хэмом, продумать план, или же взять за основу уже приходивший на ум в лесу. С кольцом или без кольца на шее – не играло существенной роли, если сравнивать с силами Кестлера. Разница казалась слишком мала, чтобы её учитывать, но разве это его хоть раз в жизни останавливало? Реми не желал ввязываться в чужую войну, так же как и принимать чью-то сторону. Ему было плевать на изменения вокруг, пока они не отразились непосредственно на нем. Но даже сейчас от Кестлера ему требовался исключительно ключ, возможно, еще несколько не менее ценных вещей в качестве компенсации морального ущерба, не более того. Хотя Ирен отлично справлялась с этой самой компенсацией, надо было отдать ей должное. Именно тем, что в условиях ограниченной свободы делала вид, что заперла свою камеру изнутри, оставляя своего охранника ни с чем. 
- Вы правы, я не особенно брезглив. Возможно, просто думаю сейчас о вас, а не о себе, - он перехватил закрывающуюся уже дверь двумя пальцами, не давая ей захлопнуться окончательно. За прожитые годы, насколько он вообще мог это заметить, существенно ничего не менялось в искусстве общения, хотя в позапрошлом веке, несомненно, было куда интереснее. Именно поэтому сейчас он сдобрил свои слова полуулыбкой одним углом рта, а от того по большей части насмешливой, ибо в таком антураже правда воспринималась шуткой, чего он и хотел. Реми отпустил дверь, позволяя ей утонуть в косяке перед самым его носом, постоял так, привалившись плечом к стене секунд пять-семь, заодно перебирая в уме все предметы в ванной, способные стать оружием. В диапазон его собственного опыта таких вмещалось гораздо больше, но кто знал, какими еще талантами была наделена Ирен. За сегодняшний день он подставлял ей свою спину слишком часто, а удара так и не последовало, но слишком хорошо кер знал, как легко может подвести необоснованное убеждение, что так будет и впредь.
Отлепившись от стены, он прошел к шкафу только для того, чтобы понять - из одежды в ванной комнате висел один единственный халат. Хэм мог притащить что-то приличнее, так как натягивать на чистое тело грязную тюремную робу не хотелось, ко всему прочему, машина лесничего так и стояла припаркованной где-то на окраине, грозя обнаружиться в самое неподходящее время. Конечно, связать все точки воедино требовало времени, но рисковать попусту Реми не хотел, поэтому через две ступени поднялся к выходу и несколько раз стукнул в дверь, звучно сообщив, что это он, а не предприимчивая барышня. Из закрытой комнаты Ирен исчезнуть могла разве что под кровать, так что какое-то время в запасе было, пока она принимала душ, рыдала или занималась в ванной еще какими-то своими делами. Отсутствие требовало не слишком уж много времени, чтобы вообще его заметить. Зато Реми его провел с пользой для себя, сообщив Хэму о машине, а заодно выслушав пару слов о своем внешнем виде, ибо поднялся вверх в одних брюках. Оценив роспись по телу, его старый друг поведал много чего интересного о нынешнем положении Меси и Афин, не забывая вскользь упомянуть, насколько сильно изменился бизнес в последнее время.
- Смотри, сколько расплодилось, - старик открыл коробку, которую приволок откуда-то из задней комнаты, демонстрируя свой товар. Аккуратно достав оттуда небольшой кейс, Хэм повернул его в сторону сидящего напротив Реми. В несколько рядов в продавленных на подложке выемках лежали мелкие флаконы, камни, кулоны, кольца, мешочки с зернами, часы, и множество таких же безделушек, смахивающих на первый взгляд на коллекцию «сокровищ» девочки от шести до двенадцати. – Магическая ересь, артефакты и прочие штуки, использование которых ни Носители, ни такие как ты не чуют.
Из этой же коробки показался небольшой мешочек, с которым Хэм уже не церемонился, просто высыпая на стол, по сути, такие же безделушки.
- Ну, а этого добра как грязи, только никому уж не нужно, кроме огненных. Божки мелкие, овчинка выделки не стоит, - за каждым таким предметом раньше стоял Хранитель. Истории каждого если и заканчивались по-разному, то Реми это было знать не интересно, но две мелких серёжки он все же оставил при себе, не прибавляя к коллекции. Он уставился на старика, упаковывающего всё обратно с небрежной неторопливостью и хитрым прищуром, который кер отлично знал, изучив досконально за прошедшие годы. Демонстрация ни в коем случае не была хвастовством или смотринами, ибо мотивы, двигающие поступками кера, были слишком близки Хэму, уже от того, что он их отчасти разделял. А потому знал и чего тот хочет, и какими методами станет добиваться желаемого. Молчание продержалось недолго, устного вопроса от Реми так и не прозвучало, но вот ответ полученный обнадеживал, хоть и требовал терпения с его стороны. Ключ от ошейника не терял своего статуса основной цели, вместе с этим временно ослабить его действие можно было с помощью одного из артефактов. У Хэма его не было, но он бы и речи заводить не стал, если бы не мог быстро достать, либо выменяв на что-то другое из своего набора, либо просто купив. Ко всему прочему сведения об особняке, настолько интересующем кера, так же продавались и покупались, и Кестлер наверняка оказался бы глубоко польщен стоимостью. Хэм не стал говорить всего и сразу, решив сначала проверить, так что весь разговор не занял больше пятнадцати-двадцати минут, да и сюда же прибавились еще несколько на поиск приличных вещей для Реми, которые на него бы налезли, да кое-что на фигурку Ирен.
- С утра постучу. Сам не ходи, - взяв стопку, кер отправился обратно, с некоторой долей интереса открывая дверь внутрь и ожидая либо попытки прорыва, либо полного достоинства прямого и открытого взгляда, причем склонялся все же к последнему, ибо это было сущностью самой Ирен, что он не в силах был стереть, как бы ни старался.

Похоже, что он слишком себя недооценивал, чего раньше обычно не случалось, однако открывшаяся дверь все же нанесла удар, более не сдерживая поток ощущений, исходящих откуда-то снизу, который топором вырубал неожиданные комплименты. Реми считал, что не сможет сломать её, но ошибся, и сейчас наполнялся изнутри горячим сожалением от того, что не стал свидетелем, а Ирен лишила его этой радости лицезрения. Боль просачивалась снизу щупальцами, хватающими за ноги и утягивающими внутрь, ибо на первой ступени лестницы весь букет еще не улавливался, оставаясь лишь идеально прорисованной картинкой цветов, пока без запаха и без вкуса. Хэм сзади, скорее всего, напрягся, увидев, что кер не потрудился закрыть за собой дверь, оставив её нараспашку, потому что просто забыл о её существовании, влекомый глубже. Но что его цепляло больше агонии, больше знания, что где-то там расплываются круги её яркой крови, так это свежие ощущения, отличающиеся от затхлости трупа как день от ночи. Нет, он не желал, чтобы она умерла, не для того завел настолько далеко, не для того провел бы дальше, и уж точно не собирался вот так просто отдавать свою собственность смерти.
- Реми? – вопросительный голос Хэма остался где-то позади, пока кер медленно спускался вниз, едва не останавливаясь на каждом шагу под впечатлением витающих в воздухе запахов. На сей раз уделяя внимание и нечетным ступеням тоже, он переступал по ним со скоростью улитки, едва не дирижируя в такт всё ярче возникающей мелодии, не боясь опоздать настолько, что дальше торопиться не будет смысла. Аккуратно опустив стопку одежды на кровать, он направился к двери, прислонившись к ней виском. Если здесь волны просто обволакивали, спокойно и мирно, разительно отличаясь от страсти, бушующей на войне среди тысяч трупов, то за дверью его ждет девятый вал во всей своей красе, неожиданным подарком от Ирен, решившей все же убежать от него туда, где он не сможет уже её достать.
- Если вы около двери, то вам лучше отойти, - вдобавок ко всему проломить ей череп острым углом он не хотел, но и не думал, что она вообще его услышала. Слишком насыщенной казалась атмосфера, чтобы человек выдержал напряжение, не провалившись ниже. Придерживая ручку, дабы дверь не отлетела к стене, он толкнул её плечом раз, затем второй, только чтобы выбить замок. Как он и ожидал. Прищурив глаза, кер посмотрел сверху вниз на распластавшуюся по полу Ирен, жалея о том, что она его не дождалась и потеряла сознание раньше. Кровь на ране не успевала сворачиваться, но, по крайней мере, резать вдоль эта женщина не догадалась, отчего поток уже не вырывался с такой силой, как, несомненно, оно было в начале. Опустившись прямо в натекшую лужу, Реми поднял её руку вверх, наблюдая за тонкой дорожкой, рисующей на так испачканной коже дорожку более насыщенного цвета. На тонком запястье, искромсанном почти до кости, зрелище выглядело особенно красиво, но долго наслаждаться им он не стал, видя перед собой постепенно утекающую жизнь.
- Умеешь произвести на женщину впечатление, как погляжу, - обернувшись назад, кер не увидел на выходе Хэма. Если тот и заходил, то этот факт остался без внимания, зато послужил сигналом к более активным действиям и окончанию сеанса эстетических удовольствий, словно развеивая опиумную дымку в наглухо закрытой комнате. Потянувшись вперед, Реми достал из-под ванной аптечку, хотя знал, что её содержимое особенно ничем не сможет помочь. Ирен на славу постаралась, разрезав себе всё, включая сухожилия, отчего левая кисть вряд ли когда-нибудь будет работать нормально, если не потеряет чувствительность вообще. Боевое прошлое, и его, и Хэма, позволяло попробовать зашить рану, но на большее рассчитывать не стоило. Несомненно, эта женщина сильно расстроится, когда очнется, а он хотел, почти мечтал, расстроить её еще сильнее, потому что она его обвела вокруг пальца, удивив своим ходом, которого он ожидать никак не мог. Вытащив две упаковки бинтов, одну он уложил на рану, а второю забинтовал кругом так туго, как позволяли силы, чтобы кровь больше не стремилась наружу.
- Неси иголку с ниткой, придется открывать свой кружок кройки и шитья, - теперь шаги сзади он услышал и обернулся на них, глядя на подтягивающегося ко входу Хэма, уже что-то несущего. В протянутой ладони обнаружилось узенькое кольцо с большим зеленым камнем, как образец наивысшей степени безвкусицы в ювелирных украшениях. Удивляться на несвоевременность подарка Реми не стал, ибо уже видел кольцо среди других безделиц, бережно упакованных в кейс. Судя по объяснениям, эта штучка была куда полезнее набора юной швеи, и могла избавить их всех от неприятных, но возможных последствий неумелой операции. Разве что заплатить за помощь требовалось именно Реми своими жизненными силами. – Дверь наверху закрой снаружи.
Ирен, ты мне это обязательно компенсируешь. Кольцо налезло только на мизинец, но роли это никакой не играло, ибо работало без сбоев. Как сказал Хэм, на крупные раны это украшение не влияло, но порезы на запястье и не были смертельными, не задерживайся он наверху так долго, можно было успеть обнаружить эту женщину в сознании и избежать сильной потери крови. Подтянув её в себе поближе, Реми сейчас не только увидел, но и оценил вид со спины, на которой несколько порезов тоже красовалось. Абсолютно на все раны кольца не хватало, так что мелкие он пропустил, сгибаясь чуть сильнее пока ослабевал сам. Несмотря на это, сил хватило, чтобы поднять Ирен с пола и уложить уже в ванную, забираясь туда же, ибо поддерживать её через бортик становилось все сложнее. Еле стянув с нее пропитавшееся кровью белье, он на секунду привалился к краю и переждал, пока наберется достаточно сил, чтобы включить воду и начать смывать красный кровавый покров с её тела в поисках дополнительных ран, которые могли бы в итоге свести на нет все его усилия. Но таких не обнаружилось, так что десять выбранных по степени тяжести оказались окончательно стерты с её тела, после чего кольцо можно было выкинуть на переплавку. Выглянув за пределы бортов ванной, Реми усмехнулся, ибо сам себе сейчас напоминал мореплавателя в чугунной посудине посреди красного моря. Стекающая с них вода уже перестала сильно краситься, по большей части еще выдирая немного цвета из его так и не снятых штанов. Кер стащил кольцо и бросил куда-то вниз, к ненужным уже бинтам, теперь любуясь на шрам, украшающий запястье Ирен, и дожидаясь не только, когда она придет в себя, но и когда он сам сможет вылезти из ванной, чтобы пройти несколько метров до кровати.

Ему могло бы показаться, что от секундного прикрытия век он провалился в сон, в конце концов, рано или поздно это должно было произойти. Если до того, как свалиться на голову к Хэму, притащив с собой внеплановый багаж, Реми ощущал себя выжатым, но вполне довольным лимоном, то теперь больше походил скорее на мелко натертую цедру того же лимона, прекратившего свое земное существование. В принципе, керу было все равно, где спать, а за белыми бортами его личной лодки в красном море, да еще и с обнаженной женщиной на пару, он чувствовал себя вполне комфортно. Хотя бы просто потому, что вылезти сам если и мог, то вытащить Ирен уже навряд ли. Оттого ощущение сна и подступило так явственно, ибо плечи распрямлялись, а грудь становилась шире от вливающейся извне силы, которая обычно настолько богато прибавлялась в обстоятельствах более приятных, нежели сейчас. Винить за это, а точнее – благодарить, предстояло исключительно Ирен. На груди если и стало теплее от её слез, то Реми не заметил из-за потоков не менее теплой воды, всё льющей сверху вместо одеяла. Пробуждение выдала вовсе не соленая влага, привычная для женских глаз, а волны расплаты за содеянное, которыми эта женщина омывала его тело, лишь отчасти компенсируя потерянные с помощью кольца силы. Очень острые и сильные эмоции, под стать их хозяйке, не безумные мощные взрывы массовых убийств, не тяжела и тягучая дымка над хосписом, а индивидуальное маленькое, но яркое пламя, около которого Реми в данный момент отогревался, постепенно сбрасывая с плеч сонную заторможенность движений. Но этого ему казалось мало, настолько, что эффект вообще терялся за неожиданно возникшим вопросом – а не переоценил ли он её? Не слишком ли быстро игрушка сломалась в руках не очень осторожного ребенка. Разочаровываться не хотелось, ибо этот вкус ему не нравился никогда, отдавая горечью собственной ошибки. С ним так в тюрьме не обращались, но говорить он не стал, ибо эта простая истина была прописана крупным шрифтом по всей поверхности его тела. А что касалось её неудавшейся попытки бежать, то у кера никак не выходило приписать сие деяние к смелости, чем бы оно ни было мотивированно: отчаянным страхом или же такой же точно отчаянной верой в «Огонь» и нежеланием предавать группировку ни словом, ни делом. В итоге вместе с восстанавливающимися силами Реми получил бы обычную женщину, ничем не отличающуюся от других, абсолютно не выделяющуюся из общей серой массы. Но она заговорила. Выдавила тихим шепотом свой протест, напоминая особенно радовавшее его в ней «нет» даже тогда, когда и так совершенно ясно, что в итоге будет «да». Кер честно старался сдержать смех, хотя он лишь сильнее распалил бы её, сделал отчаяние филигранным и изысканным, погнул бы еще сильнее и так сгибающуюся Ирен, давая больше пищи и для размышлений, и для тех его рецепторов, которые отвечали за поглощение чужих отрицательных эмоций. Улыбаясь в потолок, Реми задержался с ответом, потому что занимался именно тем, в чем его обвиняла эта женщина: пожирал её страх, её боль, напитываясь если не досыта, то уж точно утоляя возникший из-за использования кольца голод.
- В голом виде столь резкий тон особенно эффектно смотрится, - он чуть подтянулся вверх, проверяя собственную способность двигаться, заодно рассчитывая подвигать еще и лежащую сверху женщину. Слабость все равно отдавалась в каждой мышце, ибо одного человека, пусть это и Ирен, не было достаточно для полного восстановления. Воспользовавшись тем, что глаза она так и не пожелала открыть, хотя дополненные  прямым взглядом, её слова повесели бы Реми гораздо сильнее, он провел большими пальцами по векам и под глазами, стирая не только слезы, но и остатки расплывшейся краски, раз уж потратил свое время и свои силы, чтобы вымыть её полностью. – Каким бы угощением ты ни была, Ирен, этого явно мало.
Возможно, он имел в виду, что сейчас хоть и подтягивался на руке, поднимаясь на ноги в ванной и удерживая второй чуть более вялую, чем он, женщину, но и это делал не так легко, как обычно. А возможно, и еще что-то в дополнение, не слишком бросающееся в глаза, а от того и не особо заметное. Осторожно переступив через борт, чтобы не поскользнуться на не до конца засохшей крови, он перехватил Ирен удобнее и сорвал с вешалки халат. Оперировать стало проще, как только Реми смог выйти за пределы ванной, отчего ношу можно было поставить на пол, пусть и не отпуская окончательно, а прижав к себе рукой, пока второй оборачивал халатом.
- Мне нужно обещание, что такого больше не повторится, - стоило ему вернуться в ванную, как эта женщина взялась бы за старое или, что более вероятно, придумала бы нечто новое, не давая ему расслабиться ни на минуту. В то время как ему мечталось просто заснуть на пару часов и проснуться без лишних дырок на теле, и желательно с живой Ирен, ибо, как она и сказала, поступал исключительно по-своему.

Желания иногда имели поразительное свойство сбываться самым что ни на есть занятным образом, и если Реми хотел интриги, подогревающей итак полыхающий интерес, то он получил её сполна. В голове Ирен опять полным ходом играла Марсельеза, а под звучными шагами оркестра с тихим шелестом сминалась попытка самоубийства. Так ему нравилось намного больше, чем со слезами и стремлением к саморазрушению. Хотя эмоции менялись на глазах, блекли и уходили из подвластного ему спектра, от этого привлекая сильнее. Определенно, не для утоления голода он её с собой прихватил, не для того, чтобы получать свое удовольствие в её мучениях, но сам факт постоянного непрекращающегося  сопротивления радовал безмерно, заставляя подливать масла в огонь. В данный момент особенно, чтобы увидеть в её глазах не собственное отражение, а хотя бы толику какой-то разумной мысли, излюбленный уже протест, услышать тихое «нет» и воспринять его как еще один маленький бонус при планируемом освобождении.
Тихим не обходилось. Ирен уже забыла, что собиралась провести остаток своих минут на полу в ванной в луже натекшей из нее крови, а затем быть канонизированной в своей немаленькой секте. Напоминать он не стал, придерживая при себе вид любителя театральных постановок и в качестве актера, и в качестве эксперта, как сейчас. Поэтому и отпустил без вопросов, скользя взглядом по снова открывшемуся полностью телу, не пытаясь ни помочь, ни поддержать, чтобы дать Ирен возможность войти в раж, почувствовать себя самостоятельной личностью. Снова. Улыбка, несомненно, её бы оскорбила, однако в данный момент Реми следил за её перемещениями серьезно, не пропуская ни движений, ни слов. Вряд ли она сама понимала, как выглядит со стороны, не кутаясь в халат с видом оскорбленной невинности, ничего не прося, и честно констатируя факты, впрочем, которые он прекрасно знал и без нее. Убить сразу было бы действительно проще, но вот пожалеть об этом он всё никак не мог себя заставить, ибо получал больше, при этом не отдавая вообще ничего. Такой обмен его устраивал целиком и полностью, а потерянные было силы он в расчет не брал, так как получил их обратно весьма быстро.
- Пока все проблемы ты устраиваешь исключительно себе, - скомкав халат, Реми бросил его на кровать, а сам за пару шагов обогнул прилипнувшую к стене женщину, чтобы собрать с пола грязные вещи, разбросанные на всем пути до ванной комнаты. На обратном пути он вытер свои красные следы, и зашел в ванную, оставляя дверь открытой, раз уж Ирен выступала на тропу войны. Сил для каких-то кардинальных мер у неё все равно не имелось, зато силу духа, изобретательность и мотивацию он уже оценил, поэтому из вида и не выпускал. – Ты так же свободна, как и я. Наслаждайся.
Он поддел пальцем свой ошейник секундным отработанным жестом, затем намочил под так и не выключенной водой взятую под ванной тряпку, начиная оттирать пятна крови на полу, заодно собирая в раковину осколки зеркала. Они в любом случае уже были мусором, но мусором опасным, который пока что отправлялся на хранение к остальным предметам, собранным по всей комнате, пока Ирен вела себя тихо. Работа делалась небыстро, ибо приходилось то и дело смотреть в комнату, отмечая перемещения вполне живой, благодаря ему, женщины, которая, хотела, чтобы он пожалел об этом, каждым своим вздохом.