С паузами выходило чуть проще, ибо, в отличие от кера, Ирен начинала нервничать больше, причем самостоятельно создавая этот вакуум. Ему в свою очередь нравилось наблюдать за действиями, слегка дергаными движениями, попытками в подручных предметах найти что-то знакомое и полезное, создавая видимость деятельности в небольшом замкнутом пространстве, проще говоря – клетке, и убеждая себя в том, что всё под контролем. Эта женщина как-то слишком активно начинала рыть себе яму, едва-едва получив в освободившиеся руки лопату, что, несомненно, наводило на размышления, кроме которых особенно и заняться Реми было нечем. Вот и спектакль на выпавший выходной день. Сценарий он заранее не читал, а от того и отмечал направление не в сторону второй лежанки, а к нему, с долей довольного удивления, даже некоторой настороженной заинтересованности. Что ж, ощущения его не обманывали, подкрепляясь поворотом Ирен и плавному скольжению волос вверх и через плечо. За неимением другого оружия женщины, как правило, пользовались самим фактом того, что они женщины, рассчитывая на предельный вес такого аргумента. А эта, ко всему прочему, перебрала в уме каждый прожитый им в тюрьме день, отметила длительность и снова сравнила с человеком, не видя за внешностью и поведением иного существа, с людьми связанного весьма опосредованно. И пришла к выводу, что Реми «изголодался» по женской ласке настолько, что сначала можно легким движением женской руки подобрать потекшие слюни, а затем  всё с той же ласковой настойчивостью развесить на ушах лапши, и к уже присутствующему в наличии ошейнику пристегнуть поводок. Стоило сохранить ей жизнь и пойти на уступки, как Ирен принялась растягивать границы его терпения так, что свои слова об отсутствии агрессии пришлось забрать обратно, разве что он об этом сейчас не сильно и сожалел. Его «милость» без уточнений и конкретных пунктов для обмена на услуги куртизанки тоже видоизменялась, продавливаясь, как это было выгодно именно ему. И раз уж Ирен не считала подаренную безвозмездно жизнь «милостью», то кер самостоятельно наделил себя правом взять за нее плату. Оставалось проверить, сможет ли женщина её себе позволить.
Он наклонился еще ниже к открытой шее, отчего выдох прошелся по ней и части плеча. Видела ли она когда-нибудь кера таким, какой он есть на самом деле? Возможно, именно поэтому Реми не чувствовал сейчас запаха того суеверного страха, который возникал помимо воли, когда за спиной оказывался кто-то, вроде него. Этот факт слегка расстраивал, точно так же, как и подобная услужливость, интересная в качестве вызова, но никак не в качестве продажи единственного доступного ресурса. К сожалению, из всего спектра считываемых эмоций ему доставался самый лакомый, но и небольшой по своему размеру кусок, об остальном приходилось догадываться по голосу, движениям и всему, что прилагалось к набору. Нащупав пальцами бегунок молнии, он потянул вниз, миллиметр за миллиметром открывая узкую полоску кожи на спине. Намного эффектнее выглядело бы моментальное обнажение со стекающей к ногам тканью платья, однако лично ему некуда было торопиться, поэтому каждой секундой такой медлительности следовало насладиться. Естественно, ему одному, ибо Ирен со своей самоотверженностью опять ровно вышагивала к алтарю, дабы принести себя в жертву обстоятельств.
- Я уже задавал вам этот вопрос в камере. Так ответьте на него, Ирен, - отпустив молнию в самом конце пути, когда платье удерживалось лишь на плечах, Реми убрал руки, не касаясь больше ни ткани, ни кожи. Раз уж соблазнительница решила действовать своими спорными методами, то кер и не подумал её останавливать, тем более в настолько многообещающих начинаниях. Из неё хотелось вытянуть всё, увидеть своими глазами, что и как она будет делать, если слегка смешать карты, и не прижимать сразу же к стене, дабы она потом упивалась собственной жертвенностью как бальзамом, излечивающим душу. Короткой предыстории хватило, чтобы оценить некоторую напряженную неумелость в действиях, по крайней мере, что касалось подачи себя, она словно предлагала коробку конфет, потому что боялась взять первую, или не хотела, чтобы потом обвинительно указать пальцем. Снимать этот груз решения Реми не стал бы из чистого предвкушения дальнейших действий, с паузами, когда она будет набираться храбрости. Однако расчет её оказался верен, пусть и не так, как планировала, ибо вздумайся ей пойти обратно, он бы уже не пустил, потому что не следовало дразнить, если не способна отвечать за последствия. Если раньше мысли его устремлялись вперед, просчитывая решение задачи первостепенной важности, то теперь их хватало еще и на несомненно красивую женщину перед глазами. – Как далеко вы способны зайти?
Отстранившись еще дальше, кер поднял голову, не дополняя свои слова едва заметным шевелением волос у её шеи от дыхания. Да и касаться больше не стал, прислонившись плечом к обтесанному стволу у дверного косяка.

К подобному упорству следовало уже начинать привыкать, хотя делать этого не хотелось, ибо привычка отнимала часть удовольствия, превращая малейшие нюансы или повороты в поведении в предсказуемые, а потому неинтересные. Но сейчас не то, что говорить, даже думать об этом казалось рано, пусть в тюремной камере Реми вряд ли бы удивился, начни она раздеваться. Вся суть заключалась в напряженных плечах и взгляде, больше не впечатляющем своей прямотой, а так огорчающее скользящем по любым предметам и помещению в целом, вычеркивая из объектов его лицо. Где же уверенность и сила, демонстрируемая в момент, когда его руки были закованы в кандалы, а за спиной ощущалось присутствие охраны? Рассыпались в пыль вместе с чувством безопасности и твердой уверенности в недалеком будущем, оставив ему зажатую монахиню, идущую на заклание во имя своих идеалов. На секунду задумавшись, сколько ей может быть лет, Реми отмел в сторону цифры, ибо перед ним сейчас пока сольно выступала еще девочка, решившая, что взрослые игры ей теперь по зубам. Вряд ли у их медлительности были одни и те же корни, и напрасно Ирен надеялась, что в его душе осталась хоть капля благородства, если она надеялась на что-то вообще. Коротким и каким-то неполным движениями она всё создавала и создавала образ жертвенности, и для полноты ощущения не хватало только слёз из-под плотно сжатых век. «Ты этого хотел? Так бери» – в разбавленной стуком дождя тишине её настроения просто гремели, отчего кер улыбнулся, потому что так и собирался сделать, причем вытянув максимум из каждого собственного действия.
В какой-то момент ему показалось, что она так и не решится обернуться, подхватив в руки плащ и кутаясь в него, словно заковывая себя в пояс целомудрия. Такой исход его разочаровал бы, потому что с насилия они начали, и продолжать им же значило потерять еще одну маленькую часть разнообразия. Зато пауза давала ему достаточно времени, чтобы рассмотреть в полумраке опускающихся на лес сумерек плавные линии её тела, прикрываемого лишь тонким слоем бежевого кружева, почти сливающегося по цвету с кожей. Пусть продавать себя Ирен и не умела, но эта скованность и если уж не испуг, то волнение, добавляли гораздо больше эффекта, заставляя Реми смотреть на нее с вожделением. Жаль было бы узнать, что эта зажатость наносная, неестественная, но разученная за годы практики, результат не изменился бы в любом случае, но толика удовольствия безвозвратно бы ушла в небытие. Он не шелохнулся, даже когда получил возможность оценить вид спереди на недолгое мгновение, пока она не собралась с духом, подойти настолько близко, что поле зрения осталось лишь лицо с закрытыми глазами, не желающими на него смотреть. А ему было все равно, кого она себе представляет на его месте, какие мантры читает про себя, ибо на предложение согласился так же как Ирен, без условий.  С остальным все же следовало помочь, так как до губ она не дотянулась бы, не наклони он голову еще ниже, подаваясь вперед под мягким прикосновением холодных как лёд пальцев к такому же холодному телу.
Губы не раскрылись навстречу, пока он не почувствовал на них её первое движение, окончательно ставя точку в утверждении, кто первый затеял новый поединок, после чего какая-либо нужда сдерживаться отпала сама собой, а поцелуй моментально превратился из легкого по своей невинности в более глубокий, дабы распробовать на вкус доставшуюся ему женщину. Стирая остатки медлительности, кер обхватил одной ладонью её затылок, откидывая голову чуть назад, а второй подтянул к себе ближе, едва не отрывая от пола всё еще обутых в туфли ног Ирен. Если она считала, что на этом её деятельность заканчивалась, переходя из статуса обязательной в разряд «по желанию», то она была отчасти права, не учитывая, что желание может изъявить сам Реми. Оторвавшись ото рта, он прошелся губами вниз, чуть прихватив  тонкую кожу на её шее, и подхватывая Ирен на руки, чтобы уже через шаг опустить на так и не взятый плащ.
- Туфли и чулки. Я хочу, чтобы вы их сняли, Ирен, - всё остальное он трогать бы не разрешил, но от дополнительного удовольствия в виде скатываемых чулок отказаться не мог, да и просто-напросто не хотел. Нет, дальше история продолжалась бы вовсе не так просто, как она себе запланировала, как выдумала, основываясь на личных догадках и тех мужчинах, которые были людьми.

С одним они определиться не успели, но Реми это не волновало, наоборот, рождало ощущение, что каждый раз, когда он считал день уже максимально удачным для себя лично, тот преподносил ему еще один подарок на блюде, видимо, в компенсацию на потраченные в тюрьме месяцы. Тем временем монахиня поцеловала крест и полностью отдала себя служению, развеивая некоторые опасения кера, касающиеся в первую очередь её участия в процессе. Раздвинь она просто ноги, отвернись и прикуси губу, в ожидании, когда экзекуция закончится, он оказался бы удовлетворен не полностью, если вообще это слово можно было бы употребить без боязни ошибиться в определениях. А так маленькое неповиновение добавляло больше пряности во вкус, заставляя вдохновляться сильнее, и сильнее желать превращения демонстрации силы в нечто обоюдное. Точно так же, как тихое «нет» в камере подстегивало к действиям, разве что тогда у нее не было возможности извернуться в его руках и начать отвлекать так, как она делала это сейчас, уже чуть менее напряженно и по-девичьи, хотя чистое от лишней краски лицо навело именно эти ассоциации. Она была очень красива, и знала об этом, отчего и решила воспользоваться с какими-то своими личными целями, о которых у него будет еще уйма времени узнать в дальнейшем. Собственно, та часть, которая никак не пересекалась с его стремлением добраться до ключа, его и вовсе не волновала. Другое дело, что иных у Ирен просто не могло быть на данный момент, но на этот же самый момент Реми позволял ей если не руководить, то обманываться на сей счет, пока сам наблюдал за не отличающимся плавностью или повышенным эротизмом стягиванием туфель. Никакого желания покрасоваться или выжать из себя то, чего нет, ни единой попытки сотворить из простого действия пошлое произведение бульварного искусства, которого он повидал на своем веку великое немало. Ей просто не требовалось набивать себе цену, пририсовывая ноль в конце из тщетной надежды, что какой-то дурак обязательно купится, да и вряд ли она сейчас именно об этом думала. Ему не следовало тоже, но, несмотря на это, нравилось следить за уже более естественной Ирен, словно неловко качнувшейся в его сторону, но с выверенным при этом эффектом. Реми никто не бил в грудь, чтобы кровь быстрее побежала по жилам, но от прикосновения к животу мышцы невольно напряглись, рождая повторное желание посмотреть, что она будет делать дальше, при этом расслабившись самому максимально. Раз уж женщина, образно говоря, заперла дверь, оставшись с его стороны. Но просьба особенно пришлась по вкусу, разделив свой проход по ковровой дорожке вместе с желанием услышать «пожалуйста» из её уст достаточное количество раз, чтобы ему хватило насытиться.           
Стянув с себя рубаху,  он кинул её на те доски, которые не смог прикрыть плащ, не глядя на Ирен в данный момент, ибо всплеск негативных эмоций смог бы уловить и так, если он возникнет. Лицо не осталось единственной достопримечательностью, во всех смыслах слова набитой в тюрьме, лишь отражая состояние всего тела целиком, и точно так же не вызывало в нем более никаких чувств по этому поводу. Приобретенное уродство меняло людей, вытачивало их характер, зачастую ничего не оставляя, но кер не был человеком. А вот Ирен была. И её кожа разительно отличалась от его собственной, что заставляло не только смотреть, оценивая плавность линий, но пробовать на ощупь. И лишних атрибутов на нем было еще предостаточно, чтобы найти, чем занять на две секунды, которые потребовались, чтобы расстегнуть лифчик и дернуть его вниз, пока губы снова пустились исследовать изгиб её шеи, мягко переходящей в плечо, а затем и вниз, к открытым теперь полукружьям груди. Пришлось слегка выгнуть Ирен себе навстречу, почти укладывая на плащ, но все еще поддерживая одной рукой навесу, пока вторая не оставляла без внимания грудь. Реми прихватил кожу на ней губами, и слишком уж мягкой она показалось, чтобы не пустить в ход зубы, легко прикусывая по пути обратно ко рту Ирен.

Игра, перемежающая короткие периоды её активности и ощущением, что он находится рядом с чуть теплой безвольной куклой, не казалась керу странной, наоборот, напоминали собой внутреннюю борьбу, итог которой он желал определить, поставив жирную точку на сопротивлении бездействием. Что бы Ирен ни хотела сказать, как бы ни выражала собственные мысли, но для него вызов был брошен, сродни верхней части комплекта её белья, теперь покоящегося на полу. Когда проведенное здесь время она не сможет списать на свой долг, отдаваемый «Огню» снова и снова, не сумеет сложить руки в молитвенном жесте самопожертвования, не соврав при этом. Простого удовольствия для Реми казалось мало, принимать только часть, когда можно забрать всё целиком, не считалось для него наилучшим выходом ни ранее, ни сейчас, отчего он так же внимательно рассматривал лицо Ирен, как и она его, остановившись на самых подступах к осаждаемой крепости. В её глазах не было страха или отвращения, но он и не рассчитывал считать ответ оттуда, ибо по большей части зеркала души у многих людей оказывались кривыми. Точнее всегда показывали впитываемые эмоции, на данный момент отголоски неясных опасений все же выявляющие. Едва-едва уловимые, на которые при других обстоятельствах кер вовсе бы не обратил внимания, пройдя мимо и не обернувшись. Но тут, в окружении леса и тихого звука дождя снаружи даже такой тонкий намек становился явственнее, особенно вкупе с последовавшим поцелуем, открывающим ворота без кровавых побоищ. Такая яркая инициатива должна была сбивать с ног, но кер все равно не стоял, вжимаясь сейчас в Ирен сильнее от того, что сразу не успел вытащить из-под нее руку, пользуясь моментом сейчас, дабы не опираться всем своим весом и дать себе возможность ощущать тело под собой не только собственной грудью и напрягшимся до железобетонного состояния низом живота, но и пальцами. Посыл был слишком очевиден для разбора, для каких-либо еще спорных мыслей, потому что Реми подобная настойчивость мало того, что нравилась, но и позволяла забыть на время, причины, её побудившие, делая из Ирен опасную женщину со своим покровителем за плечами, с желанием видеть Реми таким, каким застала утром, но все равно женщину. Податливую и способную проявить страсть.
Холодно ей уже не было, однако кер испытывал вполне естественное удовольствие от повышения температуры до жара, ибо в таком пламени не грех казалось и сгореть. Пока губы продолжали небольшую, но развязанную Ирен горячую войну, ладонь рисовала карту её тела, отмечая все нюансы, дольше оставаясь на возвышенностях, и перемещаясь к долинам и впадинам только затем, чтобы оторвавшись ото рта, он смог начать исследования уже языком, спускаясь ниже и повторяя рисунок, оставляя легкие отметины там, где не сдерживался под давлением стучавшей в висках крови. Не стягивай его шею сейчас ошейник, ей пришлось много хуже, больнее и не факт что быстрее, но в отсутствии испробованных уже радостей, кер выбирал новые пути, приводящие к тому же самому итогу. Движения её пяток по ногам определенно доказывали, что если кер говорит, надо слушаться, в противном случае получая оставшиеся на своем месте штаны, и оттягивание момента, к которому она стремилась. Причем вовсе не было понятно, кому из них двоих он сейчас делает хуже, ибо в этом вопросе сходился с ней во мнении целиком и полностью.
Усмешка медленно расползлась по его губам, когда кер спускался вниз, коротко нырнув языком во впадину пупка Ирен, и стягивая с нее один из оставшихся предметов одежды, который уже начинал слегка злить, точно так же, как неразбавленный женскими стонами к уже сбитому частому и глубокому дыханию стук дождя. В этом крылась отдельная музыка, поэтому Реми никак не мог остановиться в поисках тех струн, к которым требовалось прикоснуться, чтобы мелодия зазвучала, выступила бисеринками пота на её теле. Прихватив зубами кожу над самым ажурным краем чулок, которые добивали окончательно одним своим видом, он двинулся дальше, одной рукой приподнимая бедра Ирен навстречу, пока вторая ладонь проводила исследования полнее и поднимала предвкушение от того, что он сейчас с ней сделает, на новый уровень. Кер пробовал её, целовал, гладил пальцами, то усиливая давление языком, то слегка отступая назад только бы добиться своего: тотального горения, взрыва чувственности Ирен, когда она начнет просить о большем.

Можно было задуматься, что Реми нравилось больше: мягкая кожа, сжимаемая пальцами на её бедрах, их неясные, но становящиеся всё определеннее движения на встречу, звуки, наполняющие теперь землянку до краев или сам факт того, что подобные эмоции вызывает он. Голову такими размышлениями кер себе никогда не забивал, и не считал нужным поступать так в этот раз, позабыв, что умеет думать в принципе, ибо ответ для него с некоторых пор звучал однозначно – больше всего удовольствия он получал от ответа, и не важно, какие именно цели преследовал. Ирен в этом отношении его радовала настолько, что сама нужда сдерживаться отпадала за ненадобностью, так как женское тело под ним способно выдержать гораздо больше, стоит только проверить его на прочность, выжать всё до последнего вздоха, разве что выжечь напалмом где-нибудь на краю сознания необходимость оставить её в живых, ибо нужна. 
Поймав ртом еще одно движение вверх, выражающее гораздо больше, чем стояло бы за сказанными вслух словами, Реми сжал  бедра сильнее, упиваясь такой реакцией, и подгоняя её выражение, потому что гнать дальше хотелось неимоверно, вычеркивая пару сотен лет жизни просто потому, что он не разучился наслаждаться некоторыми мирскими радостями, никак не зависящими от течения времени. Он соврал бы себе, реши, что внеплановое окончание поединка в капитуляции одной из сторон, его не устраивало. Планы летели под откос, подгоняемые желанием разнести к чертям землянку, начав непосредственно с нар, не рассчитанных на такие нагрузки. Что бы ни придумала своим резким выпадом Ирен, отталкивая его в сторону, она явно угадала с направлением своего последующего движения ближе. В тренировки терпения для Реми никогда не входили восхитительные виды упругой женской плоти, в противном случае жизнь в тюрьме сильно усложнилась бы для обеих сторон, если вообще не закончилась бы раньше времени. Отчего сейчас стоило почувствовать себя практически бессмертным, зависая над Ирен и упираясь ладонью в лежанку, пока она освобождала его от брюк, пусть не до конца, но до определенно нужной степени, ибо ботинки снимались вместе с подсохшими уже кольцами следов от кандалов на ногах. Дополнительного неудобства от содранной кожи он бы и не заметил, но тратить время еще и на это не хотел. Кер замер на вторую по счету томительную секунду, с жадностью рассматривая разметавшуюся под собой женщину, уделяя особое внимание следам, оставшимся на теле и свободным от меток местам, где им еще предстоит появиться слабым отголоском украшений на собственной коже, на этом желание созерцать начисто вытиснилось желанием действовать.     
Подтянув её колено выше, плюнув на возникшее было желание растянуть момент, чтобы то ли помучить обоих, то ли исключительно её, Реми послал свои бедра вперед, входя в одно движение, и склоняясь на руке ниже, дотягиваясь ртом до шеи Ирен, до её ключиц. О каких-то замираниях, секундном привыкании не могло быть и речи, слишком горячим и плотным выходило объятие, отчего толчки больше выходили похожими на удары. Да, по сути, и были ударами, потому что простого и ровно идущего по нарастанию движения уже не хватало. Её грудь почти расплющилась под ладонью, за раз захватить хотелось больше, нажать сильнее, чтобы дополнить те впечатления, которые уже имелись. Каждый раз возвращаясь к губам Ирен как к центру, к самой основе и сути, кер вторил языком заданному ритму, не опускаясь до укусов, но хватая все выдохи и стоны, которые позволяли добавить к бешено стучащей крови еще и привкус самодовольства, отчего смесь выходила взрывоопасная.

Эта женщина явилась к нему искушать, что стало ясно еще под сводами каменной тюрьмы. Кто бы мог подумать, что на надкушенное яблоко могут с охотой соглашаться не только люди, но и стоящие на несколько ступеней выше такие не мифические, а вполне реальные существа, как он. Вызов был брошен, а ему теперь приходилось отказываться от собственных слов, пусть и сказанных исключительно себе: она должна видеть, с кем сейчас находится, чтобы выбить его лицо себе на память и никогда больше не забывать, в кошмарах ли вспоминая или начиная сравнивать с остальными, если жернова объявленной ему личной войны её не перемелют. Секундное недовольство самому показалось смешным, точно так же как и накрывшая было злость, сделавшая удары более жесткими и сильными на то мгновение, пока она не повернула свое лицо обратно, потому сам кер видел перед собой исключительно Ирен, и именно в той позе, в которой ей следовало находиться. Вид получался настолько основательным, отправляющим в далекий полет его разум, равноценно заменяясь ощущениями от всех рецепторов, включая вкусовые, что скучать по утраченному не приходилось, ибо просто не было времени в погоне за маячившей перед носом целью, в её вздохах, стонах, полукружьях ногтей, отпечатывающихся на коже. Рука потянулась вверх по груди Ирен до шеи, чтобы обхватить подбородок и больше не давать ему двигаться в стороны, но попытка провалилась на самом подходе из-за скорее выдохнутых, чем брошенных слов, первых за уже приличное время. Он наклонился ниже, чтобы поймать каждое, но смысл если и был, то его пришлось додумывать самостоятельно, что в условиях совершенно пустой головы выходило с большим трудом. В данный момент его интересовала только женщина под ним, а она пока еще выдерживала всё, отчего предупреждение ушло мимо, вытесненное перекручивающимися под кожей мышцами и вырывающимся из вен адреналином.
В полной мере слова дошли до Реми только когда слух уловил не только свое тяжелое прерывистое дыхание, не только полупридушенные стоны Ирен и остальные не менее выбивающие землю из ног звуки, но и треск опор, поддерживающих нары. Инстинкт сработал быстрее временно отсутствующего разума, не позволяя терять ни секунды пока Ирен не съехала вниз под двойным весом, сдирая спину о доски. Расцепить сковывающий его на пояснице замок её пяток не составило большого труда, так же как и перенести вес на одну сторону, чтобы неминуемое падение не задело опоясывающие его ноги. Если бы Реми и планировал причинить ей физическую боль, то не так, не случайным падением, и целенаправленно и со смаком, но сейчас думалось в первую очередь о сохранности удерживаемой в руках драгоценности, отчего и приземление прошло полностью по всей длине его тела и на спину. Воздух резко выбился из легких больше от неожиданности, чем от силы удара о притоптанную, но все же землю, а не камень, а боль вообще не воспринималась существенной, ибо ровным счетом ничего не значила в сравнении с прошлым опытом. Тем более сейчас, когда кер прижимал к себе источник удовольствия, выступающего изумительно эффективным обезболивающим. Напорись он в коротком полете на нож, вряд ли бы заметил, сочтя неприятной помехой и не более того.
Прорезавшаяся улыбка походила уже на еле скрываемое веселье, пока взгляд не остановился на лице Ирен, а чувство, что пауза вышла слишком длинной, не затопило полностью. Отцепив от нее руку и подтянувшись выше, Реми усадил свою женщину удобнее, продолжая начатое. Сначала медленно, направляя её бедра навстречу, но не слишком задерживаясь, потому что досадный перерыв не смог даже в малейшей степени сбить желание, наоборот, подстегнув, будто щелкнув плетью над головой. От таких женщин и теряют голову.

Дар предвидения никому не давался просто так по прихоти судьбы, за него следовало платить, отчего Реми пропустил раздачу, сейчас в полной мере понимая, что кусок ему достался, видимо, абсолютно бесплатно как образец. Он терял голову и не понимал, почему такое с ним происходит, да и не сильно вдавался в подробности, если уж на то пошло. Может быть, чуть более горячее объятие, чуть усиленное воздержанием желание, чуть лучше женщина в руках, но не более того, не этого он ждал в финале, собирая пальцами с её кожи дрожь полученного наслаждения и рассчитывая, что она готова ко второму кругу, а возможно, и третьему, смотря, куда его заведут собственные прихоти. Всё. Он знал, что каждый раз впечатления оставляют новый след поверх старого, перекрывая его или не являясь даже бледной тенью, в зависимости от ситуации. Знал, что Ирен выигрывает по всем фронтам примерно на тридцать-сорок лет назад. Знал, что «милости», которые она просит, будут оплачены с лихвой, отчего и подгонял сам себя, надавливая и сминая именно там, где она того ждала, потому что от этого собственное дыхание сбивалось, так что пропустить вдох, а потом сделать сразу два, уже считалось нормой. О чем он догадываться не мог, так это о том, что контролировать себя самого не в состоянии даже если очень сильно захочет, а хотел он действительно сильно. Головы на плечах определенно больше не было, ибо тот сосуд для мыслей, который Ирен прижимала к своей груди, сейчас наполнился моментально тысячами различных образов и ощущений, как только тело почувствовало настолько мощный взрыв освобождения, что на вечное по своей длительности мгновение просто отключилось. Такого раньше не происходило никогда, ни единого раза за прошедшие пару столетий. Мышцы скрутило настолько сильно, что складывалось впечатление, будто они никогда не вернутся в свое прежнее состояние. Да Реми и не хотел этого возвращения, ибо, чем бы это ни являлось на самом деле, подобное блаженное острое наваждение зашкаливало и переваливало все мыслимые пороги.   
Одну руку пришлось опустить на землю рядом, дабы не свалиться на бок, и проверить, что земля под ним вообще еще есть. Легкие рвало от хриплого удерживаемого внутри стона, удачно заглушаемого подвернувшейся под губы чужой горячей кожей возле ключицы, отчего податливое тело возле себя не хотелось отпускать, прижимая второй рукой. Реми мучительно пытался подобрать хоть какое-то объяснение происходящему, неосознанно, и лишь для того, чтобы царивший в голове хаос хоть как-то начал укладываться. Из воспоминаний всплывали все пережитые когда-то удивительные моменты жизни, складываясь друг с другом, но все равно недотягивая до того, что происходило сейчас.
Его первая женщина и первая же настоящая жертва в одном лице, и все сладостные минуты, которые доставила. Юная австрийка, которой не посчастливилось встретить его в деревушке у Дуная, пока баварские полки еще не подошли, а возведение переправ только начиналось. Спустя буквально неделю запах смертей, переваливающих за десяток тысяч, с примешивающимся ликованием от победы их армии. Бесконечное вереница удач и поражений, из которых он выходил победителем в любом случае, ибо ему не важно было, с чьей стороны умирали солдаты. В данный момент керу казалось, что за спиной снова есть крылья. Возможно, он их не чувствовал физически, но точно знал, что сейчас они там. Ладонь, обхватывающая Ирен, потянулась к ошейнику, ибо Реми дал бы голову на отсечение, что его больше нет на шее, однако он всё еще ощущался под пальцами. Пусть ему казалось, что он свободен, но ощущения выходили слишком похожими на правду, чтобы игнорировать. В первый раз за все проведенное в землянке время он не моргнул, а действительно закрыл глаза. Наверно, в падении все же напоролся на упавший случайно нож, только не мог подумать, что смерть его примет с таким радушием и гостеприимством, одаривая непознанным прежде счастьем. Губы больше не касались кожи, поэтому можно было начать дышать снова, полуоткрытым ртом жадно хватая воздух, и забыв на какое-то время о женщине, сидящей на коленях.

Жизнь настойчивой властной супругой стучалась в дверь, уже держа на изготовке скалку реальности, пока он едва мог разлепить свои страстные объятия со смертью, ласкавшей его изощреннее всех познанных когда-то женщин. Обручальное кольцо на шее обязывало знать меру в наслаждении свободой, отчего веки все же пришлось разлепить, окончательно понимая, что нож не остался без дела, ибо запах крови отчетливо витал в воздухе, но, по всей видимости, удар Ирен оказался не настолько силен, чтобы Реми умер. Её просчет. Боли не чувствовалось, что как раз наводило на размышления, вроде небольшой задержки с прощальным поцелуем небытия на балконе перед решительным прыжком обратно в землянку. Зато едва начавшие ворочаться в голове мысли ползли по единственно верному направлению, заставлявшему кера сбрасывать с плеч усталую истому быстрее. Свои боль и кровь он ощущал совсем по-другому, не глядя на них как на изысканное угощение, да и раньше подобной склонности к мазохизму ни у кого из представителей своей расы не встречал, отсюда вывод напрашивался только один, довольно странный по своей сути, но все же. Небольшая вспышка, маякнувшая за пределами его прихода, принадлежала Ирен. И раз уж он пребывал в наидобрейшем здравии, по случаю не умерев от свалившегося счастья, то настолько сильные ощущения никак не приписывались смертной женщине. А вот Хранителю могли. Какой бы покровитель над ней не властвовал, молниями он не одаривал, но техника, несомненно, впечатляла, отчего Реми не в состоянии пока был сообразить, радоваться ему или печалиться по этому поводу. Идеальное преступление, идеальный наркотик. Без побочных действий, но с мгновенной и острой ломкой из-за заигравшей новыми красками цели, которая теперь тянула к себе с удвоенной, удесятеренной силой. Только что он вспомнил, каково это – быть полностью свободным, поэтому ошейник в первую минуту душил неимоверно.
Поднявшись пошатываясь с земли, кер натянул спущенные брюки, не отводя взгляда от лежащей на нарах Ирен. Обнаружить на месте он её не рассчитывал, даже учитывая данное обещание. Второй просчет. Хотя далеко бы ноги её ноги не унесли все равно, но сама ловля доставила бы Реми еще одно удовольствие, прибавляясь к уже выданным безвозмездно. После проведенного в забытьи времени он вряд ли мог рассчитывать застать себя ровно в таком же положении, в котором и вырубился, но выходило именно так. То ли она не выбирала силу, то ли сама не ожидала, сколько продлится действие. Возможно, теперь расплачивалась за способность. Наклонившись над женщиной, кер убедился в неестественности сна, нашел порез, привлекавший внимание медным запахом, но вот крови не обнаружил. На полу её не было, в остальных частях землянки тоже. Волосы оставались едва влажными, значит, наружу она не выходила. Кровь должна была быть здесь, если только… Слишком много жертв для одной лишь техники. Скорее всего, она решила вооружиться по полной, пока он не может за ней присмотреть. Не самый умный выбор – тратить время на распихивание пистолетов по карманам, когда можно убить подвернувшейся под руку сломанной вилкой.
- Милая маленькая Ирен, - обхватив её ладонью за горло, он поднял живое еще тело над нарами, желая оставить ей на память такой же точно ошейник на шее от следов своих пальцев, и понимая, что еще чуть больше силы в надавливании, и остановившееся сердце просто не успеет подогнать достаточно крови для законченного рисунка. Разжав свои пальцы, он отвернулся от рухнувшего обратно тела, хотя план казался отличным. Пусть насладится жертвенными конфетками, но останется при нем живой, потому что имела свою ценность только в таком состоянии, чем полностью перебивала желание убить сразу же.  В конце концов, её возвращение сулило гораздо больше интересного, чем можно было бы предположить. Да и вопрос оставался для него открытым, ведь проще было воспользоваться ножом с гораздо большей эффективностью, чтобы потом предстать перед своим начальством с его головой на подносе, украшенной яблоком в зубах.
Натянув рубаху, Реми поднял с пола её платье и прощупал его, отбросив затем на сломанные нары, уже не вызывающие такого же восторга, как минут тридцать назад. Приблизившись к ней, распахнул плащ и прошелся взглядом по телу, в поисках упущенных татуировок, ничего не найдя, осмотрел сам плащ, отмечая, что пуговицы и пряжка фирменные, но не старинные. Оставались исключительно часы, серьги, и появившееся откуда-то кольцо, пробившее на ухмылку. Кто бы раньше не был её хозяином, сейчас она принадлежала только ему. Всего четыре безделушки, способные удержать в себе покровителя, и кер забрал их все себе, удержавшись и почти нежно вынув серьги, а не просто резко дернув за гвоздики. Подбросив приобретения на ладони, Реми уселся на пол и подтянул к себе аптечку, раз уж некоторое время освободилось, пока Ирен праздновала свою небольшую победу. Ботинки он снимать не стал, ибо потом просто не смог бы снова надеть из-за распухших лодыжек, да и запястья оставил, как есть, рассматривая сейчас ёмкость с раствором аммиака, но тоже убрав обратно. Эта женщина никак не среагировала на падение, так что обычные методы не работали, но кер умел просто ждать. Научился, благодаря бессчетному количеству предоставленных уроков, отчего и срываться с места до окончания дождя не хотел. Ирен не сочла нужным выйти и посмотреть, где они сейчас находятся. А он, в свою очередь, этим пользовался, и сидел в углу, глядя на её неровно упавшее тело.

Мерный стук капель за пределами землянки постепенно становился реже и тяжелее, ибо дождь проходил мимо, но его отголоски своим живым природным звуком старались убаюкать и погрузить в здоровый крепкий сон на свежем воздухе. Стоило в какой-то степени позавидовать отключившейся на время Ирен, отчего кер усмехнулся, сидя в своем углу и наблюдая за медленно растягивающимся временем до того самого момента, пока та не придет в себя. Он не боялся, что она может не очнуться вообще, ибо не с чего было впадать в кому. Одного желания сыграть партию в Отелло для этого достаточно не было, ко всему прочему, источник забытья теперь находился у него среди отобранных предметов, так что спящая красавица рисковала прийти в себя вовсе не от поцелуя прекрасного принца, а от более эффективного удара по лицу ладонью.
Шея затекла от долгого нахождения в одном и том же положении, но размять и хрустнуть позвонками Реми не успел, почти втянув в себя судорожный вдох очнувшейся Ирен. Зрелище не радовало богатой актерской игрой или чувством, что пробуждение в таком положении, а главное, в такой компании кого-то в землянке удивляет, и то исключительно в виду того, что эмоции кера на сей счет свое уже отгорели, тлея теперь под более насущными вопросами и ожидая удобного случая, чтобы вспыхнуть. Он не торопился, давая время сориентироваться в окружающем пространстве, и так зная, как примерно надвигается реальность, с прищуром по очереди разбивая одну надежду за другой, пока взгляд фокусируется на осточертевших серых каменных стенах, а в случае Ирен непосредственно на его темной фигуре. Однако женщина смотрела куда угодно, только не в его сторону, подобно маленькой девочке рассчитывая, что чудовищ на свете не существует, если просто не заглядывать под кровать. Разве что он никуда испаряться, потакая чьим-то страхам, не собирался, смакуя букет вина из новой только что откупоренной бутылки в честь продолжения ненавязчивого общения, прерванного коллективным сном. Не страх, и не совсем боль, но точно из тех ощущений, которые такому как он хочется вдыхать полной грудью, наслаждаясь чужим страданием. Реми прикрыл глаза, из-под полуопущенных век следя за перемещениями Ирен. Он прекрасно помнил, что именно взял из кармана, который она сейчас стискивала так судорожно, наверно, думая, что он и дальше разрешит ей пользоваться техниками безнаказанно, либо посчитала счет за его невнимательность оплаченным натурой.
- Пожалуйста, верни мне его. Мое кольцо, - он не пошевелился, продляя удовольствие от её бесплодных метаний, заодно давая себе время для размышлений. Кольцо лежало в плаще, плащ в машине, то есть не при ней довольно длительное время. Достав эту безделушку из остальных, Реми покрутил кольцо между большим и указательным пальцем так, чтобы Ирен его видела. Гравировок нет, простой золотой кружок, не более того, но этого не хватало для полной уверенности в своей правоте. Ради чего же еще так напрягаться, если не ради талисмана, отчего же испытывать то, чем она сейчас пропитывается, овевая кера сладкими болевыми волнами. Кольцо в его руке произвело поистине магический эффект, указывая, что ни ремни, ни боль или угрозы являются самым эффективным рычагом воздействия на Ирен. Он поднялся с места, подобравшись ближе к лежанке, и ухватил подбородок бывшей уже Хранительницы, чтобы заставить смотреть на себя, хотя в опустившейся темноте различимы остались лишь контуры.
- Золото - мягкий металл. Но вы, я думаю, в курсе, – зажатое в пальцах кольцо говорило само за себя, ибо его усилий даже в ошейнике хватило бы, чтобы превратить ровный кружок в погнутый ком. Клещи, которыми она цеплялась за это кольцо, наделяя либо силой ключа к воспоминаниям, либо считая той слабой нитью, которая еще связывает её с оставшейся за порогом землянки жизнью, могли сыграть Реми на руку, но лишь в том случае, если его домыслы подтвердятся. – Ваш талисман, Ирен. Которое из украшений?
Первый вопрос в череде остальных, ответы на которые знать было не столь важно, но интересно. Ирен любезно вложила в его руки рычаг воздействия, вдобавок к лежащей уже там относительной свободе. Щедрость её прямо-таки не знала границ, так что Реми в ответ мог себе позволить вернуть ей это кольцо, тем более что забрать обратно мог в любой удобный для себя момент.