Если опустить различного рода мелочи, вроде кандалов или отсутствия живого места на теле, Реми чувствовал себя почти счастливым. К этому идеально приписывалось окончание «человеком», но для кера лишь портило картину. По крайней мере, руки не дрожали от слабости, а в глазах не темнело от недостатка сил. К его большому сожалению, в последние два года он терял способности так часто, что к этому уже следовало привыкнуть, однако уроки впрок не шли, и Реми из раза в раз отказывался делать то, чего от него хотели, а следовательно, длительное время воздерживаться от убийств и постепенно слабеть. Отличный способ манипуляции таким мифическим существом, как он, и его надзиратели прекрасно были осведомлены о нюансах поведения кер в «естественной среде обитания». Разве что в камере, служившей ему домом все те же два долгих года, страх и боль исходили, казалось, из самого камня в стенах, бросая ему как кость собаке свои подачки. Для слишком большой активности этого не хватало, но для выживания оказывалось достаточно, чтобы не сдохнуть здесь в перерыв от одной чужой смерти до другой. С последних жертв прошло не так много времени, чтобы легкая эйфория от прилива сил отступила, поэтому кер радовался уже самому послевкусию, соображая, что избиение – это еще не само наказание, а лишь небольшая вступительная речь, после которой неминуемо последует кое-что похуже. Шрамы и так украшали почти все свободные участки тела, а на тех, которые пока не были заняты, одна за другой появлялись татуировки, в качестве бонуса и дополнительного унижения. По большей части Реми к ним уже привык, ибо его человеческое лицо и раньше не выделялось особенной красотой, являясь сочетанием острых углов и выступов, а теперь и вовсе рисовало черту между ним и человеком как таковым, напоминая, что он не принадлежит их числу, и принадлежать не будет никогда. Его это устраивало, но доводить сей факт до сведения надзирателей не спешил, дабы те не сменили тактику воздействия, а лишний раз выдавить из себя нечто вроде «нет, не делайте этого» особого труда не составляло, хотя в этом момент веселью не было предела. Местный умелец разве что язык не высовывал от усердия и удовольствия, когда набивал очередное творение, возможно, именно поэтому татуировки не несли в себе ничего позорного, вроде заборных надписей или тех же заборных рисунков. В любой момент такое везение могло закончиться, когда спектакли одного актера окончательно бы надоели керу, но склонять голову в уважительном жесте он не собирался ни в самом начале, ни сейчас, пользуясь любыми удобными и неудобными моментами, чтобы сбежать.
Как раз два дня назад выпал шанс подышать свежим воздухом, но силы подвели, так что Реми вряд ли смог бы сотворить что-то вразумительное, даже не будь на нем ошейника. Он протянул руку и подергал осточертевшее уже украшение, естественно, безрезультатно. Наверно, это и было признаком его личного безумия – из раза в раз повторять одно и то же действие, надеясь, что в какой-то момент результат выйдет иным. Сейчас его попытки были прерваны новым звуком, доносящимся из коридора. Даже отсюда он чувствовал запашок опасений, исходящий от охраны, и слизывал его как довольный кот сливки. Гостей кер не ждал, от того уставился на двери камеры с особым любопытством, ибо за ними могло таиться как что-то интересное, так и очередная порция уроков, преподаваемых здесь всем узникам. Неделька выдалась, видимо, под его знаком, так как на пороге показалась женщина. В полном смысле этого слова. Не одна из амазонок, предпочитающих смотреть вокруг взглядом Клинта Иствуда и сеять вокруг сомнения по вопросу содержания их штанов, а именно Женщина. Два чертовых года в суровой мужской компании, если не считать изредка доносящихся тонких высоких визгов из соседних камер, и у кого-то проснулась фантазия. Чуть втянув воздух расширившимися крыльями носа, Реми не учуял страха, лишь какие-то легкие неясные отголоски, отчего решил, что она тут впервые. Что ж, такой соседке он был рад, пусть и временно. Ирэн, значит. Он опустил глаза на пол, где по слою грязи и пыли едва заметно для человеческого глаза была проведена черта, до которой в случае чего позволяла дотянуться цепь кандалов. Его лежак отчасти заходил в зону, но не весь, так что все зависело от того, куда именно сядет эта Ирэн. Убивать сразу же на месте кер и не планировал, потому что одной всегда казалось мало, зато приманить ближе побольше охраны – самое то. Улыбка расплылась по губам, когда он усаживался на полу поудобнее, стараясь принять по возможности наиболее расслабленную позу, из которой легко будет выйти в прыжок.
- Прощу прощения, не могу поприветствовать вас стоя, - он поднял руку и позвенел наручниками, накрывая ногой свернутые звенья цепи на тот случай, если ей забыли сообщить о её длине.  – И, конечно, можете сесть, если не боитесь испачкать свой симпатичный задик о местные простыни. Кстати, у меня на коленях место тоже свободно.
Реми привалился к стене, являя собой образ человека, ведущего непринужденную светскую беседу, пропустив ту её часть, где говорилось о погоде, и сразу перейдя к интересующему вопросу. Теперь к отголоску запаха страха примешивался еще и аромат её духов, полностью перебивая, так что явившаяся Женщина начала представлять пир пока что исключительно для глаз. Касательно пира для слуха у Реми уверенности не было, но она явно пришла сюда не затем, чтобы просто составить компанию одинокому узнику, поэтому он ждал, чувствуя под спиной упор, от которого можно будет оттолкнуться в нужный момент.

Псевдо-огорченный вздох по поводу такого холодного и вежливого отказа, когда собеседник считает себя несколько выше самого предложения, Реми удалось подавить, хотя к чему скрывать, время, проведенное с такой гостьей на коленях, пролетело бы незаметно, а с «хорошим копом» он не разговаривал слишком давно. Контраст делал свое дело, вызывая интерес если уж не к цели визита, ибо все они были одинаковы, то к личности визитера. Не забывая о приятной на вид обертке из плоти. Улыбка особо порадовала, доказывая некоторую неосведомленность Ирэн, что доставляло удовольствие вдвойне, потому что она уже шла по пути потери бдительности, куда её в свойственной ему манере направил кер. Его же губы растягивались сильнее, уже обнажив зубы, а виной тому служили последовавшие далее приказания, которые Реми нравились не только своей своевременностью, но и началом некоего действа. Жаль-жаль, но узников не водили в театр по выходным, так что из развлечений в тюрьме и оставались разве что побеги, любой из которых мог закончиться смертью, причем не чьей-то посторонней, а его собственной. Жажда свободы оказывалась сильнее, чем опасения за свою жизнь, а терпение, по всей видимости, у обеих сторон растягивалось достаточно сильно, чтобы за два года так и не лопнуть. Но на этот раз оно его подводило, неожиданно неприятно соблазняя этими маленькими неловкими шажками навстречу, этим запахом духов, в котором не было страха, этой уверенностью, что Реми не в силах показать свои клыки. Настолько заманчивое предложение, почти открытое: «бери, я здесь, я подхожу к тебе совсем близко», а за дверью нет охраны, чтобы быстро исправить положение. Искушение в чистом виде, сорваться резко с места и дернуть цепи, чтобы камера наполнилась ужасом и отчаянием, каждую волну которых он впитает в себя до капли.  Кер прикусил язык, дабы не облизнуться от так и мелькающих в воображении картин. Как бы ни старались его новые друзья, но полностью голову отбить не сумели, отчего предложение вышло в ранг тех, от которых все же следует отказаться. Взгляд опустился на проведенную по полу черту, до которой Ирэн пока не дошла, поэтому довольствоваться пришлось бы секундой-другой переживаний, а потом слушать барабанную дробь её кулачков по двери. Нет, такой исход его совсем не впечатлял, не давал развернуться в полную силу. Совсем другое дело, если гостья окажется в руках. Совсем-совсем другое.
Пришлось вернуть всё свое внимание на слова, которые она произносила, прикидывая, какой ранг занимает такая женщина в верхах, ведь от этого зависело, на сколько жизней он сможет её обменять, если дело выгорит. Он знал, чего бы ему хотелось при самом радужном стечении обстоятельств. Неужели кто-то пожалеет отдать за неё ключ? Реми чуть повернул шею, каждым сантиметром кожи чувствуя давящий ошейник, который и был ответом на поставленный ею вопрос. Если этот хомут был материален, подними руку да пощупай, а при огромном старании и сними, то вот с тем, который будет надет на него после согласия, справиться уже не выйдет. Ибо он, к сожалению, от материального мира станет далек, как звезды. Стать ручным милым щенком, которого каждый из их братии сможет как потрепать за ухом, так и дать пинка – в этом заключалось каждое  из озвученных ранее предложений. Реми подобный вариант не рассматривал в принципе, но не думал, что эта женщина, спустившаяся в сточную канаву тюрем из своей сытой и вымытой до блеска жизни его поймет.
Выдержав небольшую паузу, кер потратил её с пользой для себя, переместившись, словно устраиваясь удобнее, естественно, не забыв при этом болезненно сморщиться и охнуть, не акцентируя, впрочем, на действии особо внимания, дабы оно не выглядело наигранным. При таком темпе стул ей все-таки принесут, так что лучше было слегка повлиять на место, куда его поставят, поэтому Реми отполз в сторону к койке, оставляя перед собой больше пространства, куда дотягивались цепи, что увеличивало шансы на оплошность со стороны охраны или со стороны этой женщины, которой  следовало бы бояться больше.
- О, а я-то как рад, что мы остались с вами наедине, Ирэн. Нечасто мне так везет. Может, потратим время с пользой? – громкость голоса Реми снизил, стараясь, чтобы ей было слышно, но не так хорошо, как хотелось бы. – Мечты-мечты. А что касается отказов, то, возможно, вы просто слишком плохо просите. Не вежливо, я бы даже сказал.
С ней было интереснее, чем с большинством тех, кто приходил раньше. Без взгляда в стену или невидимую точку над его головой, пока еще без речей типа «соглашайся или умри», без четкого осознания посетителя, что делать можно, а что нельзя, и уж точно без прилипшей в спине двери или стада охранников по внутреннему периметру камеры. Однако, несмотря на все положительные моменты, недооценивать её не стоило, и те сюрпризы, которые ждали впереди, не давали керу сказать ей прямо, куда следует пойти и ей, и всем остальным, а также любезно предложить показать маршрут. Нет, разворачивать подарки по одному казалось приятнее.

Большой сюрприз, когда приходится смотреть на понравившуюся вещь сквозь толстое стекло магазинной витрины, понимая, что достать её довольно-таки сложно. Аналогий с детьми никаких, рано или поздно стекло просто можно разбить, дождавшись, когда свидетелей останется по минимуму, но вот само время ожидания таит в себе не только предвкушение обладания, но и ощутимый зуд в ладонях, ибо они пусты, а должны сжимать ту самую вещь. Так и Реми сейчас почти дотягивался пальцами до хвоста удачи, но всё никак не мог ухватить, однако стараний прикладывал больше, чем обычно. А эта кокетка не переставала его дразнить, то подходя ближе, то отправляясь к противоположной стене, слишком далеко на его взгляд. Ирен не производила впечатления матерой переговорщицы или психолога-самоучки, который в желаниях узников разбирался лучше их самих, возможно, именно поэтому и возбуждала интерес к себе, ибо кер не мог отыскать причин, с чего бы присылать к нему женщину, подобную этой. Все её жесты, вроде бы непроизвольные, прикрывающие паузы между словами, не казались случайными, в принципе, как и у него. Но переоценить гостью тоже было бы ошибкой, может быть, не такой страшной, но аналогично неприятной. Реми чуть хмыкнул, глядя, как Ирен прикладывается к стенке, и решил, что такую игру он может играть гораздо дольше любого человека, даже если брать в расчет одно его происхождение. Многие считали себя умнее его, продуманнее, закаленнее, однако они уже были мертвы, а кер всё еще коптил небо, ведь полноценной жизнью язык сие назвать не поворачивался. По крайней мере, теперь. И мало кто так же сильно хотел оказаться на свободе, так же отчаянно пробивал себе туда дорогу. Вот только этим желанием не сумели бы воспользоваться люди, которые прислали Ирен сюда, разница между длинным поводком и его отсутствием просто так за красивыми словами не скрывалась, как бы кто ни старался.
Кер осклабился, услышав первый вопрос, отчего само собой возникла мысль проверить границы её рвения, охватить всё, что скрывалось за простой с виду фразой «вежливо попросить», отчего и перебивать не стал, решив дослушать до конца всю речь. К сожалению, продолжение его слегка разочаровало, не выйдя в то русло, куда он греб во все время короткой беседы, а вынеся в проторенный канал с бетонными берегами, по которому ходили тысячи и тысячи лодок. Дай нам клятву, и будет тебе счастье. Дальнейший спич он мог проговорить за нее, ибо выучил наизусть слова заезженной уже пьесы. А вот самый конец неожиданно сделал еще один из множества подарков. Не «мистер Кестлер», не «владыка» или «мой господин», в зависимости от степени лизоблюдства и фантазии самого Кестлера, а просто «Артур». Нюанс говорил больше, чем всё сказанное до него, да еще и с этой прихваченной зубками губой. Слишком рано было радоваться настолько важной птице, залетевшей на огонек, особенно если это все спектакль не хуже того, который показывал сейчас он сам. Но Реми уже было не остановить. Не попробуешь – не узнаешь. Её цену он узнает, когда начнет торг.
- Взгляните на меня внимательнее, Ирен. Вам не кажется, что быть вежливыми уже слегка поздновато? – он потянулся вперед, словно демонстрируя ей свое лицо, вернее все шрамы и татуировки на нем. Трагизма в выражении лица Реми отчаянно не хватало, он лишь поднял вверх бровь, привнося в свой вопрос немного издевки. Ирен смотрела на проблему с другой стороны, причем даже не баррикад, ибо кер не собирался лезть в гущу боя за освободительное движение, она просто предлагала поменять ошейник с ключом на точно такой же, но уже монолитный, и вряд ли сама это понимала. - Но я ценю ваш энтузиазм. И как далеко вы собирались зайти в своей услужливости?   
Ему в голову пришла замечательная мысль о том, что лопающееся терпение может выглядеть именно так: в облегающем платье,  на каблуке и с распущенными волосами. Выражение «подсластить пилюлю» в чистом виде, ибо это предложение, в конце концов, стало последним. Пусть кер и обитал на земле приличное количество лет, но на бессмертие не претендовал, так что никто не мешал ему стать отработанным материалом, а сам себе он в этом только помогал, и дальше собираясь отвечать отказами. Откинувшись обратно, Реми и не думал переходить на более серьезный тон, сопроводив последний вопрос легким похлопыванием по колену и ухмылкой. Все там будем, так чего волноваться лишний раз. Гораздо лучше посмотреть, куда же поставят этот вожделенный стул.

И снова он оставался без ответа на заданный вопрос. Не сказать, чтобы Реми горел желанием узнать, на что способна зайти в своих переговорах гостья, только бы склонить его буйную голову на сторону «Огня». Раньше куртизанок к нему не присылали, так что опыт был нов, а потому увлекал, даже не абстрагируясь от мысли, что до его камеры она могла пройти еще несколько. Если способ работает, то почему не пользоваться им на полную катушку, и раз уж он ей снова отказал, а она все еще не ушла, но игра постепенно смещалась к одним воротам, то есть оплата по тарифу вовсе не требовалась. Ирен, по всей видимости, справлялась с работой первоклассно, и могла себе позволить размытые выражения, не обремененные какой-то смысловой нагрузкой, полезной для Реми, что его тоже, несомненно, устраивало. Пусть эта женщина хоть «Ромео и Джульетту» по ролям читает, но только не молчит, и не тратит время на наблюдения за его незаметными, но все же перемещениями по полу, улыбается и вещает об искренности, в то время как он в прямом и переносном смысле находится у её ног, до которых было пока слишком далеко, чтобы дотянуться. Кер на секунду отвлекся на пахнувшее страхом приближение охранника, через секунду подтвердившееся скрипом открываемой двери. Пришлось застыть изваянием поверженного узника с печатью вселенской скорби на лице, на всякий случай. Однако перестраховка и не потребовалась, ибо в его камере даже для стражи находился объект поинтереснее, который невольно снова возвращал внимание на закованного кера приказанием, превращающимся в музыку для ушей. Ирен еще не подозревала, что в понятие «максимально близко» Реми вкладывает совершенно иную расстановку сил, но и её вариант радовал почти бесконечно, пусть и пришлось напрячь слух, чтобы каждое слово дошло до сознания, оно того определенно стоило. Нет, сегодня точно объявили национальный праздник и забыли предупредить. В таком случае отметим его по-своему. Уставившись в стену, кер пропустил брошенный в его сторону взгляд, потому что каменное выражение лица сохранялось с большим трудом, а любое неверное движение грозило лишними опасениями со стороны охраны, вследствие чего стул мог оказаться у самой двери.   
Эта женщина, безусловно, принесла вместе с собой бешеный запас удачи, ибо он не успел выдать своего недовольства расстоянием, отделяющим его от деревянной ножки стула, как в зоне досягаемости оказалась ножка гораздо изящнее. Тонкая щиколотка для полноты эффекта разве что не покачивалась вверх-вниз, гипнотизируя и притягивая в себе все мало-мальски четкие мысли. Лодыжка навскидку помещалась в обхват его большого и указательного пальцев, да еще её положение давало возможность проверить догадки. Отсутствующим взглядом Реми прошелся по камере, цепляясь за снова запертую дверь, за кольца собственных кандалов, за грубо сколоченный стул, на котором сидел его ключ на свободу. Не просто сидел, а рассуждал, насколько далеко может зайти. Уже почти в замочной скважине. Светский трёп набирал обороты, как раз когда Реми вскинул голову, отозвавшись на свое имя, а уголок его рта поехал вверх, пока он смотрел на Ирен в упор, и четко видел, как исказится её лицо, как только она поймет то, что уже давно знает он.
Движение вперед вышло молниеносным, благодаря тем четырем охранникам, позволившим восполнить утраченные силы. Естественно, с ошейником кер являлся не более чем человеком, но и этого сейчас было вполне достаточно. У него имелась в запасе всего одна попытка, которую он не мог себе позволить запороть, и так ждал слишком долго. Как только пальцы сомкнулись на щиколотке Ирен, он резко дернул её на себя, одновременно выводя вперед вторую руку, чтобы не дать случайно приложиться виском к краю стула или со всего маху удариться затылком об камни пола. Сломанный ключ замка не откроет.
- Шшш… - подмяв её под себя, Реми накрыл ладонью её рот, не желая, чтобы охрана влетела в комнату раньше, чем он окажется на ногах. Он и так понимал, что она не просто человек, а Хранитель хрен знает какого божества, поэтому в любой момент его может ударить молнией по затылку, но когда запах свободы уже почти обволакивает легкие, такие мелочи продолжают оставаться мелочами, а кер в данный момент готов был прорываться на одном автопилоте. – Теперь откройте свой прелестный ротик и позовите охрану, Ирен.
Предложение было произнесено на французском без намека на акцент, все же он являлся первым языком, который Реми выучил в своей жизни, несмотря на глубоко-греческие корни расы. Ладонь с её рта сместилась ниже на шею, ощутимо, но не слишком сильно сдавливая, дабы дать ей почувствовать каково это - носить на себе ошейник. Второй рукой оставалось лишь удерживать руки Ирен за спиной, чтобы она не решила, что способна вырваться, если очень постарается, и следить краем глаза за шпильками.

Диких кошек сегодня в цирк не завезли, застряв с клетками где-то по дороге, зато детский зоопарк оказался в полном распоряжении Реми, стискивающего в руках белоснежного кролика, такого же мягкого, и на первый взгляд аналогично безвредного. Ни воплей вперемешку с ругательствами, ни попыток вогнать тонкий каблук поглубже в его стопу, ни едких замечаний, что кое-кто в камере уже не жилец, абсолютно ни-че-го. С тем же успехом он мог вжиматься в стену, и шепча камням собственные пожелания по дальнейшему развитию событий. В какой-то момент вообще показалось, что кер сдавил горло слишком уж сильно, но вот наконец проснувшееся под шквальным ветром море её страха не давало усомниться – пока еще Ирен живее всех живых, и щедро дарит ему самый сладкий вкус ужаса, когда бояться по сути уже поздно. Точка невозврата пройдена, а страх следовало бы включать намного раньше, только в этом случае инстинкт не позволял подходить так близко, терять бдительность, а потому проигрывать. Вместе с её слабостью кер получал любимую для себя пищу, радуясь богато накрытому столу до тех пор, пока взорвавшийся поток не начал постепенно меняться и иссякать. Момент принятия собственного положения, если это был именно он, а не что-либо иное, настал слишком быстро, а время замедлилось, заставляя замечать каждую прошедшую секунду, которую Реми проводил в камере, когда хотел оказаться за её пределами. Ирен не собиралась облегчать ему задачу, в точности выполняя отданное приказание, возможно, на что-то еще надеясь. К её сожалению, даже проваливающаяся попытка для кера не могла считаться таковой. Он сдавался лишь в полном своем обездвиживании, становясь похожим больше на месиво, растертое по камням, чем на человека, а до этого было еще очень далеко. Зато тихий, но твердый вердикт Ирен для самой себя он различить смог.
- Энтузиазм, да еще и самопожертвование. Вы полны сюрпризов, Ирен, - наклонив голову к её уху настолько близко, что она смогла бы ощутить улыбку на его губах, Реми не стал шептать, так же как и уходить от выбранного уже французского. Пришлось немного встряхнуть её, чтобы не потеряла сознания, пустая мера предосторожности, так как собирайся она давно бы отключилась, возникни такой порыв. Кер протянул ногу и подтащил ближе опрокинутый стул. Если у охраны возникнет хоть малейшее сомнение в том, что женщина жива, обмен не состоится, а всё выступление оборвется под градом ударов. Но раз уж она не собиралась демонстрировать свое состояние вслух, следовало показать его визуально. – Считаете, что ваш протест кому-то поможет?
Вопрос был риторическим, и никакой реакции не требовал, поэтому Реми не стал её ждать, со всей силы пнув ногой стул так, что тот проехал несколько шагов и ударил в дверь толстой деревянной спинкой. Моментальной реакции не последовало, и если охранник стоял, прилипнув ухом к той стороне, то сразу же начинать спасательную операцию не решился, то ли из опасений, что его ждет не самая завидная участь из всех возможных, то ли пасуя перед авторитетом посетительницы. И Реми очень рассчитывал, что верным окажется именно второе предположение. При любом раскладе он успевал свернуть тонкую шею, которую сжимал ладонью, но размениваться по мелочам не хотелось. К тому же, какой интерес убивать того, кто не только не угрожает, но и не особенно сопротивляется. Наконец, у кого-то в коридоре извилины зашевелились более активно, и дверь распахнулась, пропуская вперед сначала оружие, а потом уже саму охрану. Заслуженная репутация Реми дорогого стоила, так что глаза некоторых из охраны больше походили на линзы биноклей по своим размерам, но медлить все равно было нельзя.
- Она пока жива, но еще одно движение, которое мне не понравится, и всё может измениться, - скорее всего, именно этот факт несколько затормозил переход к активным действиям, ибо всё еще самостоятельно дышащего человека в его руках мало кто ожидал увидеть. – Не подумайте, что я не ценю местное гостеприимство, но уж очень хочется получить в обмен два ключа: от кандалов и от ошейника.
Плотнее прижав к себе Ирен, кер следил за реакцией каждого из охраны, не намереваясь тратить время еще и на драгоценность в руках, отчего объятие выходило теснее некуда, что позволяло чувствовать её движения, а не смотреть на них. Закрывать рот Ирен снова он не стал, решив, что возможные выкрики, отличающиеся всё тем же самопожертвованием, лишь больше сыграют ему на руку, освещая чуть ли не под светом софитов всю ценность оказавшегося в руках ключа на волю.

Кто знал, возможно, именно в таком состоянии пребывали камикадзе, прежде чем повернуть штурвал своего самолета на корабль противника, накачиваясь любыми идеалами под завязку, которые по действия не уступали ударной дозе сильнодействующего наркотика. И совсем не важно, что это было на самом деле: любовь к своей стране или желание почувствовать себя героем – результат выходил одним и тем же, а именно смертью смельчака. Сейчас кер решал, когда наступит этот сакраментальный момент, и раньше нечасто ему приходилось так тянуть время, чего-то ждать, а потому слушать брошенные с подобной самоотверженностью слова. Ирен походила на него больше в состоянии аффекта, а у кролика внезапно прорезались зубы, если уж не чтобы укусить, то исключительно для демонстрации самого своего наличия. Ставки приняты, ставок больше нет. Даже на празднике жизни шлюха не отработает второй час забесплатно, а Реми с самого начала задрал цену, дабы торг был уместен, в загашнике в любом случае покоилось еще множество оговорок, не озвученных, но все равно тех, которые охране придется съесть, улыбаясь и говоря, как это вкусно. А пока шестеренки со скрипом крутились у них в головах, пытаясь воскресить забытый образ своей учительницы французского языка, если таковая существовала в их прошлом. Керу же хватало одной интонации, одного повышения тона, чтобы провести миниатюрную демонстрацию живости той, с кем только что поменялся местами. Если она не врала, то расклад выходил хреновый, потому что ошейник давил гораздо сильнее, чем стены этой тюрьмы, запирая внутри саму его сущность.
Видимо, эта последовательница славных японских традиций еще не до конца решилась сделать последний шаг, ибо дернулась в руках навстречу выстроившимся перед дверью «спасителям». Нет, милая, в наборе камикадзе парашют не предусмотрен.  Зато её мнение о нем самом отдавало приторным запахом лести, не являясь ею только потому, что женщина верила в свои слова, что могло лишь радовать с теми же самыми ссылками на репутацию. Одна его камера в целой тюрьме из десятков таких же, разбросанных по всех территории Греции, но Кестлер будет взбешен исчезновением кера, как-то раз испортившего его праздник. Лестно, но слишком уж много чести, не стоило переоценивать собственную значимость в чьих-то глазах, а уж тем более в глазах последнего на данный момент человечка, взявшего на себя роль божка. Однако слышать было приятно.
- Вы представляете, что Кестлер с вами сделает, если она умрет? – Реми не стал вслед за Ирен повышать голос, этого и не требовалось, дабы не создавать ложного убеждения, что он неуверен в собственных действиях. Напротив, сейчас он знал, что делает, как никогда, потому что раньше ничего настолько ценного в его руках не оказывалось. Живым. Время для самобичевания и жертв на алтарь своей верности прошло, поэтому кер прошелся пальцами по её шее, надавливая там, где требовалось, чтобы на какое-то время охрана сумела думать в указанном им направлении, а не с трудом выбирая между двумя различными позициями. Руки Ирен пришлось отпустить, дабы она не вывихнула суставы, оседая вниз без сознания, так что теперь Реми прижимал её к своему боку, уже не заботясь о побеге или хотя бы порывах к этому. Без ошейника кер смог бы оставить за собой пепелище, сравняв с землей всю постройку и бросив под её руинами тела негостеприимных хозяев. Но, не зная наверняка, где достать ключ, приходилось не только вписывать в квест лишнего игрока, обладающего информацией, так еще и беспокоиться в первую очередь о целостности своей человеческой шкуры. На охрану такой поворот событий произвел нужное впечатление, а последняя фраза зацепилась надежнее, выбивая предыдущую. 
- Не скучайте, как-нибудь я вас обязательно навещу, - он сдерживался из последних сил, ибо ключа от ошейника здесь действительно не оказалось, а без кандалов приходилось терпеть, чтобы не оставить несколько физических напоминаний охране о данном только что обещании. Да еще и играть осторожно, гася проявления смелости этих остолопов, которые вылились бы в понимание того простого факта, что их больше, а у него нет при себе оружия. В любом случае, теперь у них его тоже не было, а кер более чем настойчиво упирал на ношу в своих руках, чтобы загнать небольшое стадо в собственную камеру, естественно, утверждая, что отпустит Ирен сразу же, как окажется снаружи. Каждый из них понимал, что он, скорее всего, убьет женщину, но ни один не хотел быть в этом повинным. И не из мук совести, а из боязни наказания. Жалкое зрелище. В этом отношении даже его пленница выглядела честнее, а теперь еще и добавляла ему шансов обнаружившейся почти перед выходом машиной. Если бы очухавшиеся стражи проявили такую же расторопность, как и все предыдущие попытки, то ношу проще было бросить, а не торговаться каждый раз, когда на пятки начали бы наступать. Счастливая звезда светила даже сквозь плотную стену дождя, льющего уже прилично, судя по месиву грязи под ногами. Видимость ограничивалась весьма в тему, отчего кер на миг задумался, что минус в виде продолжающего висеть ошейника на шее пусть не компенсируется полностью, но уверенно приближается к этому. Секунда закончилась слишком уж быстро, ибо его взгляд напоролся на приоткрывающиеся глаза Ирен, пришедшей в сознание под частыми каплями холодного дождя. 
- Рано, Ирен, - размышлять над мягкими методами, опробованными в камере, терпения не хватило, поэтому кер несильно приложил женщину затылком к верхней части кузова, рассчитывая по возможности удар. Спящая красавица еще дышала, времени на ёе пеленание не было, поэтому Реми затолкал её на переднее сидение, дабы постоянно видеть, и успеть среагировать, хотя бы и аналогичный приёмом, если у нее в голове снова заиграет Марсельеза. Резко стартанув с места, он успел как раз вовремя, отчего первая автоматная очередь проехалась по заднему бамперу вскользь, не задев колеса. На грунтовой дороге Мерседес не мог состязаться в скорости и маневренности с тюремными внедорожниками, но кер уже слишком далеко зашел, чтобы осторожничать, тем более еще какое-то время в запасе оставалось, до того момента, как начнется погоня. Минута-полторы, не более того, а поэтому педаль газа ушла в пол до упора, как только колеса оказались на асфальте. Гул ливня заглушал звук мотора на расстоянии, а потоки воды быстро размывали следы протекторов, но долго ехать в одном направлении все равно приравнивалось к глупости. Как бы ни хотелось, но машину следовало бросить, причем желательно сделать это основательно, удлиняя поиски. Реми свернул ближе к скалистому берегу, выбирая пологий съезд, так как не собирался приглашать на вечеринку незваных гостей мощным взрывом. Потянув Ирен за руку, он отметил на маленьких часиках время, отмеряя две минуты на быстрые похороны Мерседеса. Они, возможно, и прошли бы моментально, но наличие спутницы тянуло назад, заставляя думать еще и о ней, по крайней мере, до тех пор, пока она не сообщит, как избавиться от украшения, которое ему вовсе не шло.
Открыв бардачок, порывшись на заднем сидении и в багажнике, Реми оставил плащ, аптечку и вырезал ремни безопасности канцелярским ножом из бардачка, теперь взвешивая на ладони небольшой пистолет, найденный в машине.  Раньше оружие ему по большей части не требовалось, исключительно в войнах, в которых он счел интересным поучаствовать. Лишняя нагрузка казалась лишней, ибо он ощущал в себе намного больше убойной силы, чем в этом куске металла, а сейчас любая из таких штук могла его убить. Бросив пистолет в салон, кер вытащил из него Ирен, все еще не пришедшую в себя, и опустил на камни рядом. Оставалось лишь опустить ручник и подтолкнуть машину вниз по склону, предоставляя ей самой медленно погружаться в воду, ибо отпущенные две минуты уже истекли. При хорошем раскладе искать их поедут по этой же дороге, но дальше в город, проскочив сход в лес, при менее благоприятном – машину все же найдут, но и тогда потратят время, чтобы вытащить её на берег и проверить, пуста ли она. Уехать слишком далеко от места расположения тюрьмы они не успели, но это и к лучшему, так как каждый общавшийся в камере с кером знал, что оставаться под боком он не станет ни при каких обстоятельствах. Однако обстоятельство все-таки нашлось, и Реми взвалил его на плечо, чтобы не сильно терять в скорости бессмысленным тасканием на руках. Направившись вглубь леса, он отмечал сзади, как смываются следы, пока полностью не скрылся за деревьями.
Много дальше вглубь начинался национальный парк, с живописными каньонами и оставшимися пустыми поселениями Загори. За пять лет ценности поменялись, так что стайки туристов больше не вытаптывали тропинки, фотографируя всё, что попадется в объектив, что, несомненно, только играло сейчас на руку Реми. Только браконьеры в большинстве своем из Сопротивления устраивали вылазки «на природу», их опустившийся образ жизни не смог бы привлечь кера, но после двух лет в камере любое найденное жилище с крышей над головой и без охраны казалось верхом роскоши. В лесу ливень уже не ощущался, зависая где-то в кронах деревьев и спускаясь потоками по стволам, поэтому улучшившаяся видимость позволила заметить темное пятно на зеленом ковре. Джек-пот. Землянка не отличалась просторными размерами, но была заглублена, следовательно, снаружи вообще не напоминала дом. На последней мировой Реми перерыл таких достаточно, чтобы моментально оценить не только внешние преимущества, но и отсутствие хозяев. Окно запасного лаза тоже присутствовало, наполовину завешенное опавшими ветками, такой же заслон желательно было бы устроить и со входа, но отвлекаться на приготовления кер не стал, просто собрав несколько веток из тех, что лежали поближе.
Внутри затхлостью не пахло, потому что щель с перекрытиями из хвойных веток не забилась со временем, к тому же здесь оказалось сухо, а большего пока что и не требовалось. По-хорошему желательно было бы развести костер, тем более ливень прибил бы дым, не позволив ему маякнуть об их местонахождении, но Реми всё устраивало и так. Весна постепенно набирала обороты, так что слабое тело человека страдало больше от устроенных два дня назад побоев, нежели от холода. На руках и ногах по линии кандалов образовалась плотная короста засохшей крови, тело вообще было расписано в стиле экспрессионизма, но стоило ли об этом думать, когда долгожданная свобода покоилась в руках. Расстелив плащ на одной из нар, он спустил Ирен с плеча и занялся вязанием узлов из вырезанных ремней безопасности, несильно затянув на её локтях позади спины и на кистях рук. Про ноги тоже забывать не следовало, ибо в таком деле он больше всего не хотел лишиться главного приза, не потому, что она может убежать, а потому что он может убить её, догоняя.
- Пора возвращаться, Ирен. Неужели моя компания вам не нравится? - присев напротив он похлопал её по щекам, приводя в сознание, заодно проводя под её носом склянку с раствором аммиака, если она ушла погулять от тела слишком далеко. К тому же больше тихим «нет» он довольствоваться бы не стал, вытягивая информацию о ключе от ошейника, а уж точки для давления найдутся.

Что же, в кому от удара никто не впал, а это радовало, ибо своими собственными руками сломать новую игрушку очень не хотелось. Склянку с аммиаком кер убрал обратно в аптечку, дабы не занимала руки и не мешала с любопытством наблюдать за не совсем еще сознательными движениями Ирен. Она напоминала рыбу, выброшенную на берег и хватающую ртом воздух, уже понимая, что обратно в свою среду ей не так-то просто вернуться. Или, что больше подходило ситуации, но о чем думать не хотелось, его в первые дни тюремного заключения, когда хомут на шее раскрыл свой небольшой и малоприятный секрет на попытке к бегству. Это было ударом, да. Но единственным, который Реми позволил себе нанести, больше не пропуская ни одной подачи. До того момента он не воспринимал дрязги между людьми серьезно, потому что все войны, пропущенные и те, в которых участвовал, по количеству не умещались на пальцах рук, история пестрила диктаторами и тиранами. Одним больше или одним меньше, никакой особой роли не играло, ибо мало его касалось. Но втягивание всех рас в междоусобицу Хранителей не могло закончиться хорошо, в чем Реми и убедился, рассмотрев «изнутри» кружок любителей Кестлера, чего ему, собственно, и не простили. На данный момент всё, чего он хотел от жизни в общем, и от этой женщины в частности – это избавиться от ошейника и расправить крылья. Не так уж и много, потому что «последним напоминанием» служил вовсе не ошейник, а отражение в зеркале, которое уже не снималось вместе с найденным ключом. От того разлившийся вокруг Ирен ужас и стал чуть менее сладким, но она все равно выглядела восхитительно: выкрученная, испытывающая боль от связанных рук, с глазами, которые казались огромными от страха и размазанной под ними краски – идеальная картина настоящего отчаяния, дополненная непередаваемым ароматом паники. Ей хватало сил начать разговор, что кер не мог не оценить, решив, что разочаровываться в подобной хрупкой слабости еще рано, слишком уж свежи были воспоминания об уверенной осанке, когда она еще чувствовала себя хозяйкой положения.
Сидя почти вплотную трудно казалось приблизиться еще, но для кера абсолютно невыполнимых заданий пока не существовало, а усилить страх хотелось неимоверно. Потому что он сковывал волю, мешал думать в любом направлении, кроме спасения, а её спасением сейчас являлась правдивая информация. Медленно, почти лениво, Реми поднял руки, прикоснувшись к её плечам, уверенный, что она мечтает о мгновенном ударе молнии и легкой смерти. Кер не тянул и не толкал, но при всем своем желании сбросить руки или отодвинуться она бы не смогла, а паузу он держал достаточно, пусть и стараясь не превращать ухмылку в открытое веселье. Приподняв Ирен над досками нар, он усадил её в угол к стене, возвращаясь обратно на то небольшое расстояние, которое их разделяло. Она пришла к нему на переговоры, по всей видимости, не удосужившись узнать, как и почему он там оказался. Пришла, наверно, думая, что керы убивают любой движущийся объект, не особенно заморачиваясь на выбор, поэтому так боялась сейчас. Ну, что ж, за два прошедших года эти домыслы почти стали правдой, ибо в тюрьме двигались в основном охранники. Или такие же переговорщики, как она, а Реми действительно жаждал убить каждого, терпеливо ожидая удобного момента. 
- Святая Вольность! В камерах зловонных твой свет не может погасить тюрьма, убить тебя в сердцах, тобой плененных, - он все же не сдержал усмешки, расползшейся по губам от исхода событий сегодняшнего дня. До полного расслабления было еще так далеко, что конец пути не проглядывался, он полностью утратил возможность сливаться с толпой в городе, как делал раньше, ибо лицо его теперь выдавало, ошейник все еще тянул вниз привязанным к веревке камнем, а охрана тюрьмы наверняка устроит самые полномасштабные поиски из всех, ранее учиненных. Реми всё прекрасно знал, принимал в расчет, делал определенные выводы, чтобы не допустить очередной ошибки, однако, черт возьми, делал это на свободе. – Условия не изменились, Ирен. Мне нужно знать, где взять ключ.
Он не строил долгосрочных планов, не просчитывал на десять тысяч шагов вперед, но несколько своих ходов и ходов на данный момент стороны противника мог предугадать, пользуясь опытом, которого у них не было. И шансы его выглядели более чем плачевно, не верни он себе свою сущность.

Не это ли доставляло настоящее удовольствие, доступное исключительно таким же керам, как он сам: нагнетание обстановки секунда за секундой, усиление страха у жертвы до такой степени, что дышать становилось трудно, а в голове бил колокол, всё уменьшая промежутки между ударами. Чаще и выше, пока страх не достигал своего крещендо, вибрировал на самом верху, а затем падал вниз, принося либо смерть, либо полное опустошение. Ничего сложного или магического, простая химия, но Реми не мог устоять. На поле боя такая индивидуальность казалась незаметной, там, где заканчивалась одна боль, начиналась другая, отчего переходы настолько смазывались, что просто исчезали – одно сплошное кристально-чистое озеро тех эмоций и ощущений, которые позволяли керу жить. Но в частных случаях, например, сидя настолько близко к Ирен, следя за её поведением и втягивая исходящий от нее запах страдания, Реми с точностью до минуты определил, когда эта женщина достигла своего предела, подняться выше над которым уже не выходило, даже реши он применить силу чуть грубее, чем почти ласковые прикосновения. Добавь он ноту терпкого металлического запаха крови в витающие по маленькому помещению ароматы, возможно, открылись бы новые пределы, но игра диктовала другие условия, перед которыми тускнели некоторые приятные моменты, ибо после них спрашивать было бы уже нечего, да и не у кого. Тем более что он не испытывал к ней той же дикой, слегка веселой злости, которая развлекала его на пару с охраной, пока он сидел в тюрьме, просто ей не повезло стать истинным подарком судьбы, свалившимся ему в камеру с какими-то своими сомнительными целями. А кер лишь воспользовался предложенным шансом, пока не исчерпав его даже наполовину, а впереди ожидало еще несколько открытий, по крайней мере, собирающих обратно образ этой буквально час-два назад уверенной в себе женщины, несколько растерявшей внешний лоск, но упорно цепляющейся за образ.
Ухватившись за свой спасательный круг в виде самообмана, Ирен, видимо, представляла себя на его месте, не обращая внимания на связанные руки и на общее плачевное свое состояние, раз позволяла себе подобные комментарии с чем-то весьма отдаленно напоминающим улыбку, хотя по большей части потуги выглядели не совсем естественно. Каждый развлекался как мог, отчего Реми больше заинтересовало продолжение, без той части прелюдий, которыми они начали обмениваться еще в камере. И это продолжение ему абсолютно не понравилось, хотя выглядело более чем обоснованно. Вопрос имел только один вариант ответа, ровно столько же, как и тот, который интересовался дальнейшими планами. Реми не рассчитывал, что ключ можно будет с ловкостью виртуоза извлечь откуда-нибудь из-под одежды Ирен, ибо она захватила его с собой в тюрьму совершенно случайно. Но такая преграда, требовала к себе особого внимания, чтобы план, как только он появится, выгорел до основания.
- Интересно… Первый и последний мой визит в особняк «Огня» на одно из сборищ закончился так себе, - кер механически дернул за ошейник движением, вошедшим в привычку за два года, естественно, с тем же самым результатом, хотя хотелось другого. Более того, теперь у него имелось два ошейника. Знала ли Ирен, что сказать, дабы вышел именно такой эффект, лгала ли сейчас, но кер больше не видел ни единой возможности оставить её связанной тут, или же отправить догонять Мерседес. За прошедшее время внутреннее устройство особняка могло поменяться раз десять, так же как количественный и качественный состав охраны, и ничего из сведений, которые Ирен ему даст, хочет она того или нет, кер не сумел бы подтвердить, пока не окажется на месте. Что ж, в уме ей не откажешь. Двумя предложениями выторговать себе жизнь – это надо уметь.
- Похоже, Ирен, вы нашли себе провожатого до дома в моем лице. Благодарности не стоит, - руки чесались от желания начать что-то делать прямо сейчас, но даже в прошедших годах, ограниченных четырьмя стенами, кер кое-чему научился, вернее, слегка отточил навыки. Это мало чем отличалось от его попыток побега, проворачиваемых снова и снова, пока счетчик жизней скрывался от игрока, то тут ставки достаточно повышались, чтобы оценивать риск.

Пару лет, да что там, пару минут назад Реми справедливо считал, что справится самостоятельно или же при помощи некоторых связей, если они еще сохранились за время его отсутствия в городе. Но теперь мысли крутились около многострадального Сопротивления, которое смогло бы продержаться или выстоять, приди помощь извне. Но теперь старый добрый, слегка переделанный лозунг «Хранители всех стран объединяйтесь» работал исключительно на Кестлера, так что призрак «Огня» бродил повсеместно, хотя аналогия казалась выбранной неудачно. Слепая жажда оставшихся ошметков двух сильных в прошлом группировок, сейчас больше напоминающих нищих на паперти, могла пригодиться, потому что им довольно легко было бы внушить всю грандиозность нападения на особняк «Огня», помахивая перед носом вкусными сочными кусками мяса либо в виде талисмана Зевса, либо жизнью его Хранителя. Горящие жаждой мщения глаза, демонстрация собственных приобретенных отметин на лице и теле, а также несомненный козырь в виде Ирен. К такой смеси оставалось добавить щепотку уверенности в том, что вылазки на периферии не дают нужного результата, а в центре открытого и хорошо организованного нападения никто не ждет – и дело в шляпе. Отчаянные времена – отчаянные меры. Для кера не играло роли, скольких из Хранителей перебьют, ибо они послужили бы отличным отвлекающим маневром, который позволит добраться до ключа с черного хода, пока штурмуют парадный. Слишком долго, зато в лучших исторических традициях, проверенных временем. Реми такой расклад подходил.
Он отвлекся от размышлений на Ирен, по всей видимости, уже пришедшую в себя от восторга, что заставило кера сдержать улыбку. Может быть, она так и не разобралась, с кем ей приходится иметь дело, и обманывалась на его счет, а, может, старалась обмануть его, показывая до странного спокойный фасад, от которого не пахло страхом, от того перемена выглядела более разительной. Но именно эта женщина вошла к нему в камеру, а выводы Реми делать научился довольно давно, так же как и доверять только себе. Осечки, несомненно, случались, что вкупе с тихим высказыванием Ирен заставило вспомнить одну из них. Нет, он вовсе не жалел о том, что сказал в тот раз Кестлеру и своим, как он считал, товарищам. Была бы возможность – повторил бы еще раз, возможно, прибавив сверху пару ласковых. Но вот пошел зря, поверил обещанию и прокололся. И, конечно, Ирен он не помнил, как-то не до этого пришлось, чтобы успеть рассмотреть дам вокруг. Небольшое открытие, что история их одностороннего знакомства немного дольше, чем несколько часов, прошла мимо, лишь еще раз напомнив, что она и понятия не имела, за что он сидел в тюрьме до этого самого момента. А вот просьба показалась вполне ожидаемой и, несмотря на это, интересной. Реми сам для себя знал, почему она не сможет убежать, и это, скорее всего, никак не перекликалось с её собственными домыслами по этому поводу. Он не отпустит – вот и весь разговор. Пока она ему еще нужна, пока несет в себе ту информацию, без которой он не сможет подобраться к цели максимально близко, пока он не будет точно уверен, что любая её исповедь перед начальством никак ему не повредит, или же пока он сам не решит, что её время подошло к концу. Что бы Ирен ни думала сейчас, она полностью принадлежала ему. Плюс ко всему, зрелище забега на таких каблуках по лесу выглядело бы не менее занимательно, чем забег босиком.
Нагнувшись вперед, Реми достал из-за аптечки узкий канцелярский нож для писем, забранный из бардачка, и пересадил Ирен немного вперед, дотягиваясь до ремней. В вязании узлов он знал толк, и можно было бы просто потянуть за край, заправленный внутрь, но керу требовалась демонстрация этого предмета, с натяжкой, но способного выступить оружием. Её обещание стоило не больше, чем все остальные, ему не следовало верить по доброте душевной или из-за её слабого вида, но вот шанс доказать правдивость он мог предоставить. Небрежно бросив нож на край нар у противоположной стены, куда легко можно было дотянуться из-за узости помещения, кер присел перед ней, наклоняясь над оставшимися на ногах ремнями, медленно высвобождая лодыжки, дабы Ирен сумела зацепиться взглядом за нож, обласкать глазами его острые грани, прокрутить в голове несколько десятков способов вогнать лезвие в тело похитителя. Она казалась ему слишком умной, не только, чтобы нападать сразу, но и для того, чтобы просто моментально забрать оружие, и Реми растягивал удовольствие от самого наблюдения, незаметного, но от этого не менее пристального.
- Надеюсь, что мне не придется об этом жалеть, Ирен. Не добавляйте себе неприятностей больше, чем уже имеете, - из его уст совет звучал смешно, по крайней мере, лично для него самого, так как именно поиском проблем он и собирался заняться в ближайшее время. Слабое человеческое зрение не позволяло двигаться по размытым дорогам ночью, да еще и с прицепом, так что до утра все равно пришлось бы слушать шум дождя, если он так и не закончится, а уже потом двигать в любой ближайший населенный пункт за машиной. И только следующим шагом надевать маску идейного вдохновителя Сопротивления, который приведет всех к победе. Своей, естественно. В любом случае, впереди Ирен ожидало около восьми часов, чтобы взять или не взять нож, а повод отвернуться он найдет.