В ушах до сих пор стоял рев толпы. Шикарное окончание интересного боя. Соперник попался из тех, чья техника, даже несмотря на просмотры видео с его боями, сумела удивить. И хотя Виштвуд отделался шестью раундами и двумя пропущенными в корпус, все же бой вышел выматывающим, и пояс, поднятый над рингом и в очередной раз подтвердивший его звание, не казался никому не нужной игрушкой.
Этот клуб выбрал долбанный доктор. Любитель градусной конины был по совместительству и большим любителем огромного скопления народа. Репортер, как всегда, шел, куда скажут, намотав вокруг себя пояс и показывая его всем, кому хватало терпения это видеть. Разумеется, большинство просто не обращало на него внимания, а пояс и вовсе считали приколом по синей шизе, купленном где-нибудь в магазине театральных костюмов.
Кевин снисходительно соглашался на любую их идею хотя бы потому, что под победной эйфорией обычно было не до выбора мест для празднования, да и сам факт того, что кто-то хочет просто праздновать, был ему приятен. А то, что молодой репортер рассказывал даже тем, кто явно не слушал, да еще и в таких красках, вообще веселило и заставляло чувствовать себя победителем дольше тех пятнадцати минут, когда после объявления результата приходилось отвечать на вопросы на камеры и подписывать распечатанные на цветных принтерах фотки.
Клуб был огромен. Охватить взглядом весь танцпол было невозможно. Тем более что репортер уперся рогом, напрочь отказался валить в чилаут и настоял на том, чтобы сесть в общем зале. Единственное, на чем настаивал сам Виштвуд – угловой столик с диваном в форме буквы П. В пределах видимости постоянно дежурила официантка, бросающая недвусмысленные взгляды конкретно на Кевина (доказательством тому был первый подход с куском салфетки за автографом – увлекающиеся зрелищами девушки встречаются куда чаще, чем об этом принято думать), что лично он предпочитал сейчас не замечать, поскольку в той части танцпола, что была видна из этого угла, было на что посмотреть.
Диджей в этом заведении обрабатывал музыку в кислоту в чистом виде, под которую можно было дергаться, как угодно. Но три барышни у самой колонки являли собой зрелище если не великолепное, то уж точно стоящее внимания. Несколько минут ушло на то, чтобы решить, какая конкретно нравится ему больше. Виштвуд заметил двух подсевших девиц к доку и журналюге уже тогда, когда одна из них потянулась с сигаретой к его зажигалке, которой он только что прикурил свою. Он протянул руку с еще горящим огнем и опять переключился на танцпол. Спроси его кто-нибудь сейчас, как выглядела девица, он бы в жизни не ответил.
Целью похода сюда было не просто отпраздновать победу, а лично для Кевина еще и по-настоящему расслабиться. Поэтому он растекся по дивану, все еще глядя на танцпол и ловя себя на том, что покачивает башкой в такт ритмичной музыке. Позже, гораздо позже, он придет домой и позвонит рыжей. Целую неделю он ее не видел и не слышал, потому что готовился к бою. Но сегодня он позвонит ей, а уже завтра доберется до нее воочию. Чтобы наконец сделать все то, что хотел с самого первого дня. С которого прошло, на секундочку, почти полтора года. Ни одну женщину этого мира он не ждал так долго.
Док что-то вещал на ухо своей консуматорше, которая сразу после этого подоровалась и вырулила на танцпол, подстроившись в компашку трех девиц. Видимо, оттуда она каким-то макаром заметила, на кого именно пялился Виштвуд, потому что после очередного зазывания диджея в микрофон о том, что жизнь прекрасна, все бабы бляди, а мужики козлы, вернулась к столику вместе с ней.
Девица с умопомрачительной фигурой и, на вкус Кевина, самыми что надо чертами лица – чуть раскосые глаза, четкие высокие брови, пухлые губы и прямой аристократический нос – присела рядом с дурацким вопросом:
- Скучаешь?
Блядь, а смотреть на нее было куда приятнее.
- Нет, - ответил он, снова затягиваясь сигаретой.
Барышня какого-то хуя рассмеялась и уложила голову на его протянутую на спинке дивана руку. Ее же рука легко и непринужденно, как так и надо, улеглась на колено Виштвуда.
Сейчас ему больше хотелось, чтобы она продолжала танцевать, а не сидела рядом, но расклад пошел не тот. Он мрачно глянул на доковскую подружку и подозвал официантку, которой сказал узнать, чего изволит барышня с шикарными ногами и с неудачным наличием голосовых связок.

Отредактировано Kevin Wishtwood (08.03.2012 04:31:37)

Официантка, резвая и услужливая, умчалась выполнять заказ, а Виштвуд  продолжал сидеть, кляня женщин и их создателей на чем свет стоит за то, что у них есть языки. Барышня, кажется, не делая даже перерывов, чтобы подышать, тарахтела прямо ему в ухо какую-то чушь: благодарила за еще не принесенное угощение, бредила, что вообще-то она так себя не ведет, но сегодня у нее какой-то праздник и ей все можно, называла Кевина таким, таким и еще вот таким и т.д. и т.п. Он предпочитал никак не реагировать. Даже не стал отодвигать ее от себя или отодвигаться от нее. Просто сидел и продолжал пялиться на оставшихся двух барышень на краю танцпола. Отчасти еще и потому, что общаться со своей компанией уже было невозможно: репортер уже глубоко увяз под блузкой (или как там это называется) своей сегодняшней избранницы, а док упорно делал пьяный заинтересованный вид, тоже наверняка не запоминая, что ему говорила его девица, и каждые две минуты подливая конину в бокал.
Смотреть барышне в лицо не представлялось возможным: она сидела так близко, что он через одежду ощущал ее грудь, прижатую где-то в районе бицепса.
Виштвуд почти впал в прострацию, отключившись от девицы, которая уже повернулась к нему целиком и положила руку ему на шею, и вообще всего, что происходило за этим столом. Поэтому понятия не имел, когда успела нарисоваться Кингстон, и даже не заметил ее, пока она не заговорила:
- Дорогой, ты же предупредил девушку о наших нетрадиционных предпочтениях?
Секунды три он соображал, какие еще предпочтения и кого надо было предупреждать, но она уже вовсю гладила девицу и несла полнейший бред:
- Ну что, ты готова испытать немного боли?
Наклонившись чуть вперед, чтобы голова брюнетки не мешала видеть лицо рыжей, Кевин офонарел. Она решила озвереть у всех на глазах? На кой она вообще выперлась в такое людное место, если ПМС-ная неделя даже не маячит на носу? По чесноку, он понятия не имел, когда конкретно у нее та самая неубийственная неделя, но предполагал, что вряд ли не тупая, как казалось, Кингстон полезет в месиво, где вполне можно встретить Хранителей, в свои обычные дни.
Видеть ее здесь и сейчас было странно. Мысли перерастали в эмоции, образуя такой ядреный клубок, что, наверное, даже самый крутой мозгоправ не расхлебал бы. Что-то вроде «класс, она пришла» + «черт, на кой она сюда явилась?!» + «что за бред, мать ее, она несет?!!».
Барышня явно не планировала испытывать обещанную боль и слиняла быстрее, чем можно было ожидать, учитывая бешеные шпильки.
Игра в гляделки с рыжей продолжалась еще несколько секунд. Хотелось всего и сразу: зажать ее до хруста в ребрах и надрать задницу за дурацкое поведение. Однако выбрать возможности так и не представилось: она подорвалась с места и улетела в гущу людей. За всем этим Виштвуд и не заметил, что остался за столиком один. Собираясь свалить за Кингстон, он поднялся с места и сделал два шага, когда увидел, что она уже зажимается с каким-то чертом прямо у него на глазах.
В принципе, все было ясно: она увидела его едва ли не в обнимку с какой-то красоткой, навыдумывала себе черт знает чего и ломанулась мстить. Но очевидность мотивов человеческих поступков вовсе не заставляет понимать их и сочувственно гладить по головке. Короче говоря, Виштвуд был в ярости. Даже дышать было горячо.
Со стороны он, наверное, казался вполне спокойным, потому что шел к этой парочке не спеша, как будто вообще собирался пройти мимо. Уже совсем рядом он увидел, что Кингстон улыбается этому козлу.
Дальше все произошло буквально за секунду: Кевин дернул черта за руку, замахнулся и, пока тот ничего не понял, вмазал прямой в нос. Одна фигня: не рассчитав силы, отвел руку, согнутую в локте дальше, поэтому до того, как черт рухнул на пол, попасть под раздачу успела и рыжая.
Толпа расступилась. Виштвуд стоял между корчащимся на полу кренделем и упавшей на задницу Кингстон. Скривившись от развернувшийся в полной красе картины, он рывком поставил рыжую на ноги и толкнул перед собой в сторону выхода. Похоже, она все еще не собрала только что растерянные рамсы, потому что пошла, но как-то очень неуверенно. На клубной парковке Кевин резко повернул ее к себе, неласково схватил под локти и тряхнул так, чтоб мало не казалось.
- Совсем охренела, что ли?! – прорычал он, готовый убить ее за идиотские выходки и себя за то, что повелся на них.

Будь она послушной овцой, он, конечно, в жизни бы не захотел ее так сильно, чтобы не завалить в койку при первой же встрече, а, как последний дебил, ждать полтора долбаных года. И только потому, что ему до чертиков было надо, чтобы она захотела этого сама. Вот и сейчас, глядя, как она рвет и мечет, Виштвуд поймал себя на том, что хер стоит, как солдат в почетном карауле.
К чему вообще все это было? Ну да, к тому, что он ей не позвонил всего каких-то сраных семь дней. Что бы там она себе ни думала, он никому в жизни не позволял сесть себе на шею и свесить ласты. И ей не позволю.
Отпустив ее руки и почти спокойно выслушав всю ту муть, которую она едва не плевала ему в лицо, Кевин уже открыл рот, чтобы сказать ей что-то отвратительное в ответ, но она демонстративно развернулась и даже успела шагнуть. А он вовсе не собирался делать то, что сделал: ни капельки ее не жалея, схватил за плечо так, что наверняка оставил синяки от пальцев, повернул к себе и на секунду застыл, отмечая, что глаза больше не залиты золотом. А гнев, который искрился в небесном огне, делает их такими прекрасными, что хотелось смотреть в них, не отрываясь. Однако дурацкие романтические мысли в башке Виштвуда если и появлялись, то редко, как сорок градусов жары в январе, и надолго не приживались. И, тем не менее, то, что произошло дальше, удивило даже его. Сжав в кулаке другой руки ее волосы, он прижал Кингстон к себе так сильно, что в тот момент, когда его рот смял теплые женские губы, они стукнулись зубами.
То ли от того, что обалдела от неожиданности, то ли по-прежнему пытаясь показать свое бабское «фи», рыжая нормально открывать рот не спешила. Тогда руки сами стиснули ее сильнее, требуя подчиниться, а зубы уже совсем не случайно прикусили ее нижнюю губу. Не то всхлипнув, не то попросту сдаваясь, слабо выражая голосом свое недовольство, она расслабилась и открыла рот.
Получив доступ туда, куда и хотелось, Виштвуд на пару секунд завис, впитывая ощущения тепла и влажности. Отпустил волосы и положил ладонь ей на затылок. Вторая рука опустилась вниз по спине, остановившись на талии, вдавливая рыжую в него так, словно она была обязана быть его продолжением. Поцелуй превратился в поцелуй, а не в штурм. Медленно погладив языком ее язык, Кевин отступил. Только для того, чтобы повторить то же самое. Несколько раз, пока не понял, что просто целовать и прижимать ее к себе мало. Он закрыл рот, но еще какое-то время не мог оторваться от ее губ. Потом все же собрал себя в кучу, поднял башку и обеими руками отодвинул рыжую от себя.
Вместе с сознанием приперлось и ощущение на губах того, что только что было на ее. Вытерев рот пальцами, он глубоко вдохнул и с шумом выдохнул. Она действует мне на нервы. Чтоб я сдох. Потом показал рукой на стоявший в трех метрах Мустанг и таким тоном, что вряд ли мертвый отказался бы позомбировать в мире живых, сказал:
- Сейчас ты сядешь в машину. И сделаешь так, чтобы я к тебе не прикасался, пока мы не доедем. Усекла?
Впрочем, даже если ее мансы не закончились и она додумается отказаться, он ее просто-напросто запихнет в багажник.

- А кто сделает так, чтобы я не прикасалась к тебе?
Кажется, то, чего он хотел, все же свершилось. Списывать ее слова на тупой в сложившихся обстоятельствах сарказм он даже не подумал. А потому расценил сказанное как зеленый свет на последнем повороте. Последнем, потому что больше он ждать не собирался. Если бы вечер сложился так, как планировал он, все равно все случилось бы с разницей в несколько часов максимум.
- Я… поеду на своей. Она за углом.
С трудом удержавшись, чтобы разочарованно на сплюнуть на асфальт, Виштвуд исподлобья глянул на Кингстон, а уже через секунду Мустанг дважды пикнул, и крышка багажника приподнялась. Еще через секунду он уже тащил брыкающуюся рыжую, едва успевая отворачивать башку, чтобы не поймать лицом ее ногти. На какой-то короткий миг она показалась ему гелиевым воздушным шаром, который уползет в небо, стоит отпустить веревочку. Что за хрень? Но и это не помешало ему затолкать Кингстон в багажник и, убедившись, что не снесет ей голову, захлопнуть крышку. Сразу раздался приглушенный голос, но Кевин предпочел убедить себя, что слов не разбирает.
Уже заводя движок, он так дернул рычаг переключения скоростей, что чуть не выдрал его с корнем. Разве я по-китайски говорю, епт?! Бешенство заливало каждый атом, но в мозгах все же оставался какой-то миллиметр относительного здравомыслия, заставляющий все же рассчитывать свои действия и даже позволяющий думать. Правда, исключительно так, как было удобно ему.
Он не предлагал ей сесть в машину и поехать с ним кататься по ночному городу. Он сказал ей сделать то единственное, что могло помочь ему хоть как-то сохранить человеческое лицо. Я же старался ради нее, черт бы ее подрал! Неужели так сложно это понять? Ему действительно вовсе не нравилась мысль затолкать ее в багажник. Но в тот момент, когда он озвучил свой единственный вариант и подумал о втором, никакого третьего, пятого или двадцать пять тыщ семьсот шестьдесят девятого для него не существовало. И когда она предложила свой, согласиться с ней было бы для него все равно что сделать шаг назад, написать себе на лбу «Я – ЛОХ», повесить на шею унитазный мягкий бублик, чтобы сиделось заднице комфортнее, и подставить руки для удобства свешенных ног. Не раньше, чем рак на горе просвистит полонез Огинского, черт возьми.
По пути в салоне было слышно, как что-то вертится в багажнике, точнее кто-то, но и сейчас он делал вид, что это его вовсе никак не беспокоит. Что, собственно, было правдой.
Уже у въезда во двор до него самого дошло, что прикатился он к дому рыжей. На стоянке во дворе остановился и с минуту попялился на ее подъезд. Я идиот. Конченый, форменный олигофрен. В таком состоянии, дорвавшись до нее, он почти наверняка порвет ее на куски. Потому что догадывался, что запустится цепная реакция: когда он ее поцелует, он захочет к ней прикоснуться; когда прикоснется, захочет быть в ней; когда получит и это, захочет полной власти – не только над телом, но и всем тем, что делает ее Эрикой Кингстон; когда и это станет явью, захочет всю гамму эмоций, которые она может испытать и на которую он способен; когда это случится, ему снова покажется недостаточно, и он захочет стать ею и чтобы она стала им – одним целым безумным организмом, существующим в одном месте и в одно время без оглядки на условности и границы, которые обычно разделяют двух нормальных физически и психически людей. А для этого нужно буквально влезть друг другу по кожу, сломать и сломаться, смешаться кровью и плотью.
Пальцы сжимали баранку так, что заныли суставы. Самым разумным решением было бросить все и уехать к чертовой бабушке, оттрахать раза три до потери пульса какую-нибудь проститутку с выдающимися талантами нижней, а уже потом дорваться до рыжей. Но он прекрасно знал, что никакая шлюха, какой бы талантливой она ни была, даже близко не вызовет в нем такой дикой, сводящей с ума похоти, какую могла одним своим присутствием зажечь в нем Кингстон. Тем более сегодня, после всех ее треклятых провокаций. Нет, блядь, ждать и искать суррогатов больше нет смысла.
Запустив пятерню в патлы, Кевин сжал кулак и чуть не вырвал в прямом смысле себе скальп. Боль на нанофотон умерила обуявшую его дикость. Ровно на столько, чтобы суметь оторвать от руля пальцы, вытащить ключ из замка зажигания и выйти из машины. На улице было издевательски душно. Ни малейшей капли свежести. Хрустнув шеей, он понял, что его трясет. Не самый шикарный вид, когда собираешься поиметь долгожданный, очень долгожданный, мать его, секс. Сделав несколько глубоких вдохов, осознал, что бесполезно.
Подойдя к багажнику, Виштвуд поднял крышку и вытащил позеленевшую Кингстон на волю. Она как-то слабо уперлась ему в грудь, пытаясь отстраниться, даже сверкнуть гневом в глазах и что-то сказать, но было заметно, что ее тоже трясло, и явно не от пылких планов на его сомнительную компанию. Что бы там ни случилось, в квартиру ее попасть было надо. Чем он и занялся, подняв ее на руки и потащив к подъезду.
Одного удара ногой в дверь хватило, чтобы обалдевшая консьержка открыла святая святых своей безраздельной власти. Растекшись по стене, она без единого слова пропустила Виштвуда. У квартиры рыжей пришлось повозиться. Не спуская ее с рук, он ухитрился раздобыть ключи в большом кошельке, который был при ней, и отпереть дверь.
Он был здесь третий раз в жизни, а казалось, что жил здесь лет десять. Положив ее, все еще бледную, как лист бумаги с зеленым оттенком, на диван, двинулся в ванную. Он помнил, что у нее там, кроме самой ванны, имеется и душевая кабина. Секунд пять поразмышляв, что лучше, выбрал все же душ, открутил кран и отрегулировал воду. Затем смотался на кухню за стаканом воды и вернулся к Кингстон. 
- Пей, - безапелляционно сказал Кевин, вручая ей стакан и поддерживая его за дно, заставляя выпить все.
Раздеть ее было делом нескольких секунд, но затребовало больше силы воли, чем он ожидал. Упорно стараясь не смотреть на буквально вожделенные прелести, он на две секунды оставил ее сидеть голую на диване, пока стаскивал с себя футболку, ботинки и носки. Потом опять поднял ее на руки и понес в ванную. Хорошо, что размеры санузла и финансовые возможности не дали ей сэкономить на габаритах. Виштвуд шагнул в душ, ничем не задев рыжую, уселся на дно кабины и посадил ее так, чтобы она опиралась спиной ему на грудь. Прохладные струи воды были более чем кстати и для него самого. За весь путь от клуба до этой кабины эрекция никуда не девалась даже при виде зеленой Кингстон. Разве что делала одолжение, временно ослабевая.
Обняв рыжую обеими руками за шею и за грудь, Кевин прислонился затылком к стенке кабины. Какого хрена вообще жизнь становится все дерьмовее?

Только когда рыжая забилась в натуральном припадке, он дал себе труд задуматься, с чего вообще ей так поплохело, сильно надеясь, что такие истерики не входят в список ее ежедневных эмоций. Чего, надо признать, за ней пока наблюдалось, но ведь и он еще ни разу не провел с ней ни одного полного дня. Вряд ли ее обуяла паника только от того, что он поступил не так, как ей хотелось. Она уступала ему там, где другие бабы, прикрываясь невесть кем придуманной женской мудростью или хитростью, попытались бы найти несуществующий компромисс. Отчасти за это он и выделял ее среди других – за ум, за проницательность, за способность видеть вещи такими, как есть. Хотя вряд ли ее проницательность порадовала бы его так же сильно, если бы ей хватило этого ума рассмотреть его самого. Из чего следовал вывод: она действительно влюблена, что бы там ни вкладывали в это слово задроты-романтики.
Другой причиной такого поведения могло быть то, что он затолкал ее в багажник. Типа клаустрофобии или еще какой мути. Может, она просто темноты боится. Мысль показалась вполне жизнеспособной, отчего Кевин успокоился и теперь сдерживал ее не только руками, но и согнутыми в коленях ногами. Бесновался явно не зверь, живущий в ней, иначе вряд ли удалось бы оставаться в том же положении, в каком они и сидели. Хотя сил все равно было потрачено немало: мышцы гудели от напряжения. И не только поэтому. Ему вообще весь этот затянувшийся на полтора года пост в отношении рыжей уже казался каким-то сильно извращенным издевательством над собой.
Чтобы отвлечься, Кевин вернулся к неприятному для него процессу мышления. Третьей причиной ее истерии мог быть страх перед ним самим, и то, что она сказала, придя в себя, могло в этом убедить:
– Пожалуйста, не делай так больше.
Но ведь она не попросила, чтобы он сию же секунду выметался к чертям собачьим, так что, даже если она и боялась его, ей хватало смелости оставаться рядом.
Повернувшись вполоборота, Кингстон смерила Виштвуда неясным взглядом, а потом, как ни в чем не бывало, спросила, вряд ли всерьез провоцируя его в сложившейся ситуации:
- А почему ты не голый?
Очень насущный вопрос. Он сам себе задавал его раза три, но ответом было только одно: если бы он не оставил на себе хотя бы чего-то (и явно не футболку и не носки), рыжая бы сейчас вопросов не задавала.
Было бы куда проще, если бы она злилась, психовала, устроила скандал, но она только доверчиво заглядывала ему в глаза и была такой… притягательной – и голой, черт возьми! – что он только каким-то сверхъестественным, не иначе, образом заставлял свои руки оставаться на месте.
На несколько секунд он дал себе отсрочку: прищурившись, оценил цвет кожи как вполне здоровый, блеск в глазах как явное ожидание продолжения (может, и не так, но это уже входило в разряд проблем индейцев, а никак не шерифа). Рывком поднявшись на ноги и подняв Кингстон, Виштвуд пулей вымелся из кабины, оставляя за собой на кафельном полу мокрые следы, сорвал с ближайшей вешалки несколько полотенец, которые бросил прямо на пол, потом буквально вытащил рыжую из душа и смял ее в руках, не думая вообще, куда эти руки успели лечь.
Он не целовал ее. Скорее ел и облизывал, руками прижимая ко рту каждый кусок попадавшегося на пути тела. Когда в ход пошли и зубы, а она вскрикнула, Кевин отшатнулся, как будто только что получил под дых, и сжал кулаки. Твою мать, так и знал. Хреновая идея. Очень хреновая. А рыжая вкусная. Голая. Мокрая. Моя, черт возьми!
Он снова шагнул к ней и силой усадил на полотенца спиной к себе. Если она не будет меня видеть, мне будет проще притворяться. Опустившись на колени сзади, Кевин коснулся носом шеи, полной грудью вдыхая неповторимый женский аромат. Провел пальцами по ее руке от запястья к плечу, уже уткнувшись носом ей в затылок, с которого убрал мокрые волосы. Потом намотал их на кулак и заставил запрокинуть голову. Потерся губами о скулу, добрался до уха и выдал первое, что пришло на ум, потому что это надо было срочно, кровь из носа прояснить здесь и сейчас:
- Ты же понимаешь, что назад дороги нет. Буду только я. Никого больше.

Отредактировано Kevin Wishtwood (12.03.2012 20:14:54)

При виде красивой женской груди в доступной близости любой нормальный мужчина перестает быть здравомыслящим человеком. Виштвуд нормальным не был. Поэтому за все, что происходило до сих пор в этой квартире, ему надо было поставить памятник при жизни на центральной площади. А еще развесить его лик с нимбом в каждом мужском монастыре, чтобы конченные придурки, сознательно отрекшиеся от всего того, что могла подарить жизнь, могли помолиться, как святому. Ну или вдоволь позлорадствовать. Да он и сам бы поржал, если бы смотрел на себя со стороны. Только в том, что происходило, ничего смешного он не видел.
Кингстон явно пыталась освободиться, и он отпустил ее. Опять сделал то, чего никак не хотел. Она повернулась к нему, тоже встала на колени и опустила голову, как будто обдумывала, что ответить. Ему даже в голову не пришло, что она могла сказать что-то вроде «Дверь вон там», потому что сила воли иссякала почти ощутимо. И даже если бы рыжая сказала сейчас нет, это ей точно бы не помогло.
Кевин сверлил взглядом потемневшую рыжину у нее на макушке, а ее пальцы прошлись по левому боку куда-то вниз, и черт знает, насколько бы ее хватило, если бы он не перехватил ее руку. Наконец Кингстон посмотрела на него.
- Мне никого больше и не нужно. Если у меня будешь ты.
Если еще и оставалась какая-то тонкая пленка, сдерживающая рвущееся на свободу желание растерзать ее и снаружи, и внутри, то с этими словами она лопнула, как мыльный пузырь. Рыжая подстегнула бешенство, прильнув к нему всем телом и со всей подвластной ей силой потребовав поцелуя. Виштвуд смял ее руками, сильнее вдавливая в себя, чувствуя, как расплющивается об него упругая девичья грудь.
Ее губ стало мало уже секунд через пять. Собственный рот показался ему недоразвитым, потому что никак не мог проглотить ее целиком. Лицо, шею, плечи, руки… Ни о чем вообще не думая, перейдя полностью в режим инстинктивного «я хочу», он подхватил ее под задницу, приподнял, и она послушно обвила его ногами. Потом он с наслаждением увидит каждый оставленный на ее теле синяк. Поцелует их и оставит новые. Потом.
Сейчас важнее было решить насущную проблему. Мокрые джинсы стали казаться гипсовыми. И давили, мать их, в таких местах, в каких давить не должны, потому что Кевин уже не стоял, а сидел на коленях. Но отказать себе в удовольствии сейчас же добраться до того, чего буквально жаждал уже полтора года, не мог. Перехватив Кингстон поудобнее одной рукой, он с трудом отлепился от нее, чтобы просунуть между ней и собой вторую руку. Растянуть удовольствие от предвкушения было невозможно: поза не та, и терпения не было. Пальцам не нужно было искать ее святая святых. В таком положении она была открыта и оказалась настолько готовой, что на миллиметр способного анализировать ситуацию сознания он успел удивиться тому, как быстро и бурно она реагировала на него.
Ее согнутые в коленях ноги уперлись в пол, и она приподнялась, как будто собиралась избежать неизбежного, или, наоборот, чтобы ему было удобнее. Два пальца легко вошли в скользкое тепло, и Кингстон опустилась ровно настолько, насколько приподнялась за секунду до этого. Виштвуд ткнулся ртом в ее плечо, прикусив кожу, и шумно выдохнул, снова непонятно откуда находя в себе силы узнать, как она отреагирует, а не довести начатое до конца.

Любопытство было удовлетворено сполна. Но почему-то он не учел, что просто терпеть то, что он с ней делает, рыжая не станет, а ей захочется чем-то ответить. Не учел, потому что, видимо, как всегда, не захотел подумать. Вместе со звуками, ясно говорившими о ее полном приятии всего, что ему угодно, ее руки делали совсем не то, что Виштвуду прямо сейчас хотелось. Зато его собственные руки уже поймали нужный ей ритм. Учитывая, что теперь Кингстон сама держалась за него, о чем свидетельствовал более чем тесный контакт их ног, второй руке тоже было чем заняться. И хорошо, потому что иначе ее возня у мотни уже привела бы к далеко не приятным последствиям.
Схватив ее за руку, Кевин рванулся вперед, опрокидывая ее на спину на уже скомканные полотенца и впиваясь губами и зубами во все, что она подставляла. Он смутно заметил красные пятна засосов на ее скулах и шее, полукруги укусов на плечах и груди, алеющие отпечатки своих пальцев у нее на ребрах. Он знал, что разбил ей губы, потому что ощущал во рту стальной привкус крови – явно не своей. Он знал, какая на вкус его кровь. А теперь знал, какая на вкус ее.
Опустившись к ее животу, он с шумом втянул носом воздух, запоминая запах, который теперь ни с чем не спутает. Так пахнет Эрика Кингстон, когда хочет, чтобы ее трахнули. Тянуть дальше не было ни желания, ни сил. Он вытащил из нее пальцы, которые до сих пор по-прежнему двигались внутри нее в найденном ритме, лизнул указательный, чтобы запомнить не только запах, но и вкус. Знакомиться с ним по-другому сейчас не было времени. Несколько мгновений ушло на то, чтобы выпрямиться, расстегнуть ремень, пуговицу и молнию, приспустись джинсы с трусами и вытащить член. На несколько секунд сжал его в руке, проверяя себя. Убедившись, что все идет, как надо, несмотря ни на что, Виштвуд подхватил рыжую под задницу, придвигая ближе к себе и приподнимая чуть выше. Одним махом втиснулся в нее, продолжая сидеть и даже не наклоняясь к ней. Внутри оказалось так тесно, что на миг даже стало больно. Он тормознул, глядя в потолок и не видя его, привыкая к уже, казалось бы, далеко не новым ощущениям. Но ведь это была не какая-нибудь девка с улицы. И не напуганная барышня из тех, что соглашаются неизвестно на что, чтобы потом прореветь полчаса навзрыд, требуя утешения и черт знает каких соплей.
Даже на подобие ласки Кевин сейчас не был способен. В голове долбился страшным грохотом пульс, словно подсказывая необходимый темп. И было странно, что это была не бешеная сердечная скачка, а размеренный ритм с четко выдержанными интервалами. Он был, мягко говоря, удивлен тем, что горячий туман, плавящий мозг, рассеялся, снова уступив место нормальным мыслям, которые сейчас казались, мягко говоря, странными и неуместными. Шикарно. Вместо того чтобы оттрахать ее до потери пульса, я тут сижу и размышляю о том, почему, черт бы меня побрал, я вообще могу думать.
И, как всегда, идти на поводу у разума не хотелось. Виштвуд резко подался назад, узнавая, что ему вовсе не приглючилась почти ненормальная теснота, и снова вперед, заново ощущая тиски внутренних мышц. Надо было что-то менять.
Виштвуд хотел посмотреть вниз на Кингстон, ожидая увидеть все: от ужаса в широко распахнутых глазах до очевидного блаженства. Но вдруг понял, что не хочет видеть ее лица. Вылетев из нее, он перевернул ее на живот, стараясь не встречаться с ней взглядами, коленом раздвинул ей ноги и навалился сверху, подсунув под нее руку, чтобы было удобнее. На этот раз было легче. И обладенно кайфово чувствовать животом ее задницу.

Дорвался. Он не хотел произвести на нее впечатление, не думал о том, хорошо ей или нет, больно или нет. Сейчас, когда неясно откуда приперлась возможность думать, он сознательно отгородился от любых мыслей, потому что догадывался – от них не будет никакого толка. Даже смотреть ей в лицо не хотел потому, что не хотел видеть того, что могло заставить думать. Все, что ему было нужно, - это выпустить на свободу копившееся столько месяцев желание во что бы то ни стало получить ее.
Он долбил ее с таким самозабвением, как будто от того, кончит он или нет, зависела судьба всего человечества, если, конечно, ему было бы не наплевать. Руки держали ее за живот и за грудь, сдавливая так, что немели пальцы. Но он заставлял себя просто держать ее, не позволяя рукам бродить по ее телу, потому что прекрасно знал, чем это может для нее кончиться.
Напряжение нарастало стремительно, как у подростка, впервые познавшего, каково быть внутри женщины. Однако чертова разрядка никак не наступала. Какого хрена?! Чего-то не хватало.
Внезапно он понял, чего именно. Все, что он делал до сих пор, преследовало одну-единственную цель – уберечь ее. И именно это станет причиной трагедии.
Виштвуд остановился, тяжело дыша, и тряхнул головой. Он не хотел доводить до такого, но довел. Едва осознав свои потребности, он тут же понял, что сделать это с Кингстон так, как с остальными, не получится. Потому что способность ясно мыслить так же внезапно, как появилась, провалилась в бездонную пропасть, где царили его собственные желания.
Он не почувствовал, что улыбается. Рыжая превратилась всего лишь в способ достижения цели. Почти осторожно он сполз по ней, прочерчивая носом линию позвоночника, вышел и аккуратно перевернул снова на спину. Теперь он смотрел ей в глаза.
- Тссс, - как будто предупредил Кевин, раздвигая согнутые в коленях ноги.
Рука легла на левую грудь. Твердый сосок щекотал ладонь. Виштвуд легко сжал пальцы, пока они не сомкнулись на соске. Сильнее. Потянул вверх, продолжая сжимать комок плоти. Склонив голову набок, он с интересом наблюдал за реакцией в синих глазах. Как много боли сможет она вынести?
Рука рыжей метнулась к груди, чтобы оттолкнуть его руку. Кевин покачал головой, продолжая сдавливать сосок. Она убрала руку и, всхлипнув, закрыла глаза. Он навис над ней.
- Не смей этого делать. Смотри на меня.
Глаза распахнулись. О да, он отчетливо видел ее боль. Сердце с удвоенной силой послало кровь вниз. Отпустив сосок, ставший темным, он двумя руками насадил на себя рыжую, продолжая неотрывно смотреть ей в глаза. Теперь он чувствовал себя внутри нее совсем иначе, чем две минуты назад. Он знал еще тысячу способов причинить ей боль, и все их покажет ей, но сейчас решил наградить за покорность. Тем более что на более изощренные варианты сейчас не находил для себя времени. Ему хватило и этого, чтобы поймать нужную волну, настроившись только на себя одного.
Двигаться было легко. Темп рос постепенно, так, как нужно было ему. Руки больше не причиняли боли, а просто прикасались к Кингстон, гладили наливающиеся кровью синяки, пока пальцы привычно не легли на девичье горло. Он уловил момент, когда ее мышцы готовились к финальной серии сокращений. Сила ударов возросла, напряжение в нем самом уже подобралось почти к самому пику. Рыжая задержала вдох. Пальцы сдавили горло. Синие глаза распахнулись еще шире то ли от удивления, то ли от недоверия.
Кевин улыбался. И теперь знал, что улыбается.
- Верь мне, - тихо произнес он заезженную фразу, ничего общего с реальностью не имеющую, и еще сильнее сжал пальцы.
Она попыталась выдохнуть. Воздух с хрипом вырвался на волю. Виштвуд наклонился ближе, почти касаясь ее губ, как будто собирался выпить ее последнее дыхание, из последних сил сдерживая себя. Синие глаза затуманились, внутренние мышцы сократились первый раз, сжимаясь вокруг него, как тиски. Еще три раза, и терпеть уже сил не осталось. Кингстон закрыла глаза. Кевин выскочил из нее и рукой довел дело до конца, слившись ей на живот.
Потом отпустил ее шею. Взял валяющееся сбоку полотенце и вытер ее. Натянул штаны и застегнулся. Лег рядом, чтобы отдышаться. Взял руку рыжей, нашел слабый пульс и положил ее руку себе на грудь. Она придет в себя через полчаса, может, минут через сорок. Мысли прояснялись быстрее, чем он рассчитывал. И что-то яркое пульсировало в привычной черноте, время от времени украшавшейся привычными алыми красками родной злости. Он был рад, что не убил ее.

Мокрые джинсы бесили, но не так сильно, чтобы разбираться с этим прямо сейчас. Виштвуд прислушивался к дыханию рыжей, все еще прижимая к груди ее руку. Слабый пульс на запястье бился все увереннее, и Кевин спокойно продолжал валяться на кафеле, зная, что скоро она придет в себя. Состояние, в котором сейчас пребывала Кингстон, нельзя было назвать ни сном, ни комой. Как можно было, он понятия не имел, но знал главное – с ней все в порядке. Если, конечно, не считать очевидного в виде синяков, крови и временной потери сознания.   
Он заметил едва уловимое движение раньше, чем она сама.
- Ты чертов бульдозер, со встроенным режимом отжима в полторы тысячи оборотов. Я ходить вообще смогу?
Шутит, хорошо. Виштвуд продолжал лежать, думая о том, что двух таких, как она, просто не может существовать в одном мире.
Кингстон села и завернулась в полотенце. Ну нах? Он еще не насмотрелся, потому что постоянно откладывал на потом. Наконец она повернулась и неуверенно глянула на него. Кевин никак не мог решить, что может означать ее взгляд. Она боится, что ему захочется повторить? Или ждет, что он уберется сам восвояси?
Он тоже сел и только сейчас заметил, что в нескольких местах на спине печет. Аккуратно вытащил подвернутый край полотенца, снял его с рыжей и отбросил в сторону. Прошло достаточно времени, чтобы устроить себе продолжение банкета, но сейчас хотелось просто смотреть на нее. Он заставил рыжую отвернуться, убрал ее волосы и внимательно осмотрел горло. Никаких следов, кроме засосов, не было. Ладонь легла на ее шею, пальцы гладили темнеющие красные пятна. Виштвуд не видел ее лица, поэтому не мог знать, что она сейчас чувствует. Но очень хотел верить, что не пытается спланировать, как бы поскорее покинуть страну.
Переместившись, он оказался сзади и накрыл руками ее грудь. Просто держал ее, как будто примерялся к тому, влезут ли они в ладони. Надо заговорить, а не сидеть с сиськами в руках, запрещая себе трогать ее так, как хочется.
Подхватив Кингстон под мышки, Виштвуд встал на ноги и поднял ее.
- Сможешь, конечно, - проговорил он, поддерживая ее, а потом добавил: – Принеси поесть. И не одевайся.
И шлепнул по заднице, задавая направление к двери. Сам стал расстегивать ремень, потому что твердо вознамерился жрать в душе. Стянув мокрые джинсы и трусы, он бросил их прямо на полу и заперся в кабину, не задвигая двери. Все равно лужи по всей ванной. Отрегулировал температуру и встал под струи воды, уперев руки в стенку кабины и наклонив башку. В мыслях всплывали все подробности того, что он с ней сделал, и награждать себя почетным орденом извращенца было за что. По-другому в самый первый раз он все равно бы не смог. Слишком долго терпел и отказывал себе. Зато, если она и правда не сбежит куда-нибудь на Гоа с документами на новую личность, у него будет еще куча времени сделать все, как надо. Хотя, даже если сбежит, он ее найдет. Обязательно найдет. И тогда осторожничать уже точно не будет.